Тори Файер - Долина грез
Их взгляды встретились. Словно мощный разряд тока пробежал между ними. Сердце Милдред снова сжалось от страха в ожидании того, что Норман заметит беспорядок на своем столе и заподозрит ее, но он не глядел в ту сторону. Все его внимание было поглощено ею.
— Ты успела поужинать? — спросил он.
— Ужин? — Удивленная неожиданным вопросом и все еще напуганная, она тупо уставилась на него. — Нет. Еще нет…
— Тогда я закажу ужин сюда. Если, конечно, у тебя нет других планов…
— Почему ты приглашаешь меня поужинать с тобой? Я думала, после того…
— Ты ведь пришла извиниться, не так ли? — Норман пожал плечами. — Я сам собирался найти тебя, чтобы сделать то же самое…
— Ты — извиниться?..
Он криво усмехнулся.
— Угу. Только сначала я хотел что-нибудь выпить в баре.
— Глоток для храбрости? — Милдред усмехнулась.
— Нет, не для храбрости. Для того, чтобы усыпить голос бдительности, которая велит мне держаться от тебя подальше. — Его взгляд стал серьезным, улыбка сошла с лица.
— Ну что ж… — Она наклонила голову, вызывающе глядя на Нормана. — Ты готов извиниться? Или все-таки хочешь сначала выпить глоточек чего-нибудь?
— Нет, не думаю, что именно это мне сейчас нужно… но все же давай сходим в бар, а пообедаем здесь через полчаса. Что бы хотела съесть?
— Что-нибудь необычное! — мечтательно произнесла Милдред.
— Хорошо.
Норман прошел в гостиную и снял телефонную трубку. Пока он отдавал распоряжения насчет ужина, Милдред пошла было к двери, но Норман поймал ее свободной рукой, властно обхватив запястье крепкими пальцами. Она мгновенно почувствовала, как по телу прошла волна жара. Да, она явно затеяла опасную игру…
— Итак? — спросила Милдред, поигрывая пустым бокалом. — Кто начнет?
— Дам пропускают вперед, разве это не общее правило? Или такая маленькая галантность стала достоянием истории в нашу эпоху женской эмансипации?
Милдред не могла не заметить, с какой иронией произнес он слово «дамы». Он никогда не относил ее к категории дам, и Милдред это было известно. Но она решила не обращать на это внимания. В конце концов, какое это имеет значение…
— Извини меня, — спокойно глядя на Нормана, произнесла она. — Я своими подозрениями обидели тебя и Мэри-Энн.
— Извинения принимаются. И я приношу свои за то, что так жестоко обошелся с тобой, да к тому же оскорбил.
Милдред сухо усмехнулась.
— Ты извиняешься за слова, но не берешь их обратно. Ты ведь по-прежнему думаешь, что я подлая, злобная и…
— Я извинился за то, что так сказал. — Голос Нормана стал резче. — Разве этого недостаточно? Однако я не собираюсь извиняться ни перед тобой, ни перед кем-либо другим за то, что думаю!
— Хорошо, согласна. — Милдред поставила свой бокал на столик. — Не обязательно делать мысли и чувства всеобщим достоянием. — Неужели это говорит она? Если бы Норман мог прочитать ее мысли…
— Еще вина, Милли?
Милдред вдруг заметила, что вокруг стола хлопочет официант, а Норман вопросительно смотрит на нее. Она собралась было открыть рот, чтобы отказаться, но передумала.
— Да. Пожалуйста.
Официант наполнил бокалы, прежде чем снова оставить их одних.
— Что ж… — Норман поудобнее устроился в кресле. — Теперь, когда мы закончили обсуждение деловой части, чем доставили друг другу ни с чем не сравнимое удовольствие, о чем бы ты хотела поговорить, Милдред?
Она провела пальцем по краю бокала и посмотрела на него так, как будто терпела его из чистой вежливости.
— Чем сейчас занимается Дженис? Она работает?
— Нет, не работает. Возможно, когда Трейси пойдет в школу, она станет работать. Но пока девочке только около пяти.
— Трейси — это ее дочь? — Только сейчас Милдред заметила, что бокал под ее пальцами вот-вот лопнет. Гигантским усилием она заставила себя поставить его на стол и сцепила руки на коленях. — Ребенок Дженис и Дина?
Милдред смотрела прямо в глаза Норману, стараясь не упустить момент, когда он смутится. Но только он не должен догадаться, что она сделала это специально! Возможно, кроме нее о том, что Норман — отец дочери Дженис, знают единицы.
— Да. — Его взгляд оставался по-прежнему спокойным.
— Не ты ли мне говорил, — не отступала Милдред, — что Дин умер от наследственной болезни сердца? А Дженис не испугалась, что это может передаться его ребенку? — Она придала своему голосу тон озабоченности и тревоги, зная, что Норман не сможет этого не заметить. — Малышка… Трейси… как она? С ней все в порядке?
— Трейси? — Норман рассмеялся. — Она абсолютно здорова. Видишь ли…
— Мистер Ллойд? — Рядом неожиданно возник чернокожий официант. — Вы просили сообщить, когда ваш ужин будет готов. Его доставят к вам в дом через пару минут.
— Спасибо, Джон. — Норман дал ему чаевые, отодвинул стул и выразительно посмотрел на Милдред.
— Ну что, ты готова? — спросил он.
Она кивнула и встала, чувствуя что в любую минуту может сорваться. Хотя она делала вид, что спокойно слушает Нормана, биение сердца тревожным гулом отдавалось в ушах. Что он скажет? Что Дин не был отцом Трейси? Признается ли он, что у него была любовная связь с Дженис и что именно он — отец этого ребенка? Приди официант минутой позже, она бы уже услышала признание Нормана. Но почему он с такой готовностью отвечал на все ее вопросы? Конечно же, не потому, что Дин умер…
Вздрогнув, она поняла, что Норман стоит позади нее. Он снял со спинки стула сумочку Милдред и протянул ей, а затем, мягко обняв за плечи, повел из бара. И когда он это сделал, она задрожала. Воспоминания о Дженис и Дине разлетелись, словно осенние листья, подхваченные порывом ветра.
Заметил ли он, что под ее шелковой блузкой ничего нет? Пальцы Нормана рассеянно блуждали по ее спине — вверх, вниз, — но она почувствовала, что на том месте, где должна была быть застежка лифчика, его рука замерла — правда, лишь на секунду, но замерла.
Милдред больше всего сейчас была озабочена тем, чтобы не показать своего волнения, но от нее не ускользнул едва слышный вздох, вырвавшийся из груди Нормана. Его ладонь, скользнув по спине вниз, легла на ее запястье. Милдред словно ощутила электрический удар, пронизавший все ее тело.
Она поняла, что влечение, охватывающее ее всякий раз при самом мимолетном прикосновении Нормана, непобедимо. Он словно обладал какой-то таинственной колдовской силой, лишавшей ее воли. Оставалось только молить небеса, чтобы эта власть не поломала все ее планы.
Официант принес ужин буквально через минуту, другую после того, как они вошли в домик. Его услужливая суета разрушала атмосферу чувственности, которая обволакивала их. Он болтал без умолку, накрывая стол у окна. А перед тем как уйти, широко улыбнувшись, заметил:
