Стелла Камерон - Милые развлечения
– Как Попс? – небрежно спросила Перис.
– Откуда мне знать?
Ответ прозвучал слишком быстро. Перис выпрямилась, сдула волосы, упавшие на глаза, и допила кофе. Потом налила еще чашку.
– С тобой что-то не то, – сказала Эмма, повышая голос. – Ты действительно плохо выглядишь.
– Ты уже говорила об этом, – Перис изучала красивое лицо Эммы с аккуратно и в меру наложенной косметикой. – Я никогда не собиралась быть модницей, как ты, бабушка.
Эмма фыркнула, высказав свою нелюбовь к слову «бабушка», даже из уст обожаемой Перис.
– Я сто раз писала Попсу, с тех пор, как ты съехала. Он ни разу не ответил.
– Вряд ли он получил эти письма. Может, он и в почтовый ящик-то не заглядывает. В любом случае, он бы не ответил. Ненавидит это занятие. Да он и словечка не написал, после того, как продал свое дело.
Перис недовольно прищурилась.
– Ему нужен телефон.
– Он все равно не стал бы им пользоваться.
– Все это выходит за рамки, Эмма, – намеренно жестко сказала Перис. – Я пыталась связаться с ним через клуб радиолюбителей.
– Вот как?
Как будто Эмма могла одурачить кого-нибудь, притворившись, что ей все равно.
– Да, именно так. Оператор сказал, что Попс не будет отвечать.
– Похоже на правду.
Перис с грохотом поставила чашку на поднос, расплескав кофе на белые салфетки.
– Ты знаешь, о чем я думаю?
В первый раз Эмма сбросила свою маску безмятежности.
– О чем? – Она провела языком по губам, накрашенным помадой абсолютно в тон шелковому костюму.
– Я думаю, что Попс умер, а ты не говоришь мне, так как знаешь, что я сойду с ума от горя, а ты терпеть не можешь всякого проявления чувств.
Эмма широко распахнула глаза. Ее изящно очерченные брови поднялись.
– Это самая большая чушь из всех, слышанных мною. Я люблю чувства. Я очень чувствительная.
– Поэтому ты можешь сказать мне, что Попс умер.
– Он не умер.
Перис спрятала улыбку.
– Откуда ты знаешь?
– Я… я просто знаю.
– Кто-то виделся с ним и сказал тебе?
Эмма пригладила волосы на затылке.
– Нет.
Глаза Перис наполнились слезами, и это поразило ее саму до глубины души. Она вытащила из кармана платок, прижала к носу и всхлипнула.
– Ох, – сказала Эмма, быстро пересаживаясь на тахту цвета бургундского вина. – С тобой происходит что-то ужасное. Я знаю. Скажи мне, дорогая.
– Мне нужно… Мне нужно поговорить с Попсом. Я скучаю по нему. И беспокоюсь о нем.
– Ну, ладно, – сказала Эмма, успокаивающе похлопывая Перис по плечу и притянув ее к своей внушительных размеров груди. – Он любит тебя и скучает по тебе тоже.
Перис замерла.
– Откуда это тебе известно?
Эмма легко вздохнула.
– Потому что он говорил мне об этом. Вот так. Теперь ты довольна? Ты же знаешь, твой дед сейчас разбирается с некоторыми делами, он же все делает сам.
И только сам.
– Он пытался вернуть тебя, да? То, что он отгородился от всего мира – и от меня тоже – это часть замысла, чтобы взять над тобой верх?
– Не задавай мне подобных вопросов.
Высморкавшись, Перис отодвинулась от Эммы.
– Вы оба ведете себя, как дети.
– Как ты смеешь! – Эмма вскочила. – Мы взрослые люди, моя девочка. Независимо от того, что ты думаешь, люди не обязательно впадают в детство, когда стареют. У твоего деда и у меня были серьезные проблемы в браке. И эти проблемы так же реальны для меня сейчас, когда мне семьдесят, как и тогда, когда мне было сорок. Разница только в том, что теперь я не принимаю их близко к сердцу. Поняла?
– Да, – тихонько сказала Перис. – Извини. Но я не понимаю, почему Попс наказывает меня из-за того, что ты не желаешь ему подчиняться. Мне нужно поговорить с ним.
– Поговори со мной.
Сейчас появятся еще слезы. Наверное, это от недостатка сна. Да и воспоминания прошлой ночи – как она сваляла дурочку – были еще слишком живы в памяти.
– Это действительно важно, Перис?
Она кивнула.
– Он будет в ярости.
– Если ты устроишь мне разговор с ним?
На этот раз кивнула Эмма.
– Я думала, теперь ты не принимаешь близко к сердцу то, чего он хочет и что он делает.
Эмма сняла трубку с аппарата на буфете и набрала номер.
– Ты же сказала, что у него нет телефона.
– Так и есть. Радиооператор свяжет меня с ним.
– А притворялась, что не делала этого.
Проигнорировав слова Перис, Эмма кратко поговорила с оператором, назвав ему код номера Попса и свое имя, затем крепко прижала трубку к уху двумя руками.
– Да, – наконец сказала она. – Это я, Эдвард. Нет, ничего. Я в полном порядке. Со мной Перис.
Эмма скосила глаза, и Перис услышала сердитый мужской голос.
– Она плачет, – сказала Эмма, занимая позицию поустойчивее. – И я не буду тебя слушать, если ты собираешься кричать. С ней что-то не то. Она не говорит мне. Только ты… Да, я говорила тебе, что все хорошо, но это было до сегодняшнего утра.
Перис попыталась подняться, но Эмма замахала на нее рукой, и она осталась на месте.
– Да, Эдвард, – сказала Эмма. – Я говорила тебе, что может случиться… Нет. Нет, я не передумала. Эдвард, сейчас не время. Здесь Перис.
Последовала пауза, затем Эмма отняла трубку от уха и взглянула на Перис.
– Твой дедушка говорит, что у него все отлично. Цитирую: «У меня всегда все отлично». Он больше не желает иметь дело с истеричками, – Эмма поджала губы. – Поэтому, если ты просто хочешь поплакаться ему в жилетку, он против.
Перис вскочила.
– Некоторые вещи в этом мире не меняются. Честно говоря, если бы Попс не был отцом моего отца, я бы сама не пожелала иметь с ним дела. И я не истеричка.
– Нет, дорогая, – пробормотала Эмма, чуть улыбаясь и снова прижимая трубку к уху. – Да, Эдвард. Я знаю. Иногда правда задевает. Да. Даю.
Перис просто вырвала трубку из рук бабушки.
– Попс? Это ты?
– Одного дурака в семье достаточно, девушка.
Опешив, Перис совершенно забыла, о чем намеревалась говорить.
– Что ты имеешь в виду?
– Твоего дурака-отца. Самое большое разочарование в моей жизни. Ты-то в мать пошла, упокой, Господи, ее душу. Поэтому со мной не пытайся изображать из себя робкую дурочку.
Облегчение при звуке этого твердого, любимого голоса смешалось с раздражением.
– Да черт возьми, Перис! Что гложет тебя?
– Попс…
– Громче! – пророкотал он. – У меня отличный слух, но я не слышу, когда мяукают, да еще шепотом.
Она улыбнулась, и, в ответ на озадаченный взгляд Эммы, сморщила нос.
– Ты наказываешь людей, которые любят тебя, – сказала Перис. – Это низко.
– Низко? Низко? Когда человек доживает до моих лет, – а мне почти восемьдесят, если ты забыла, – он заслуживает право принимать решения и выполнять их. Если это ты называешь низостью, значит, так оно и есть.
