Оливия Финчли - За все земные грани
Мария стояла у плиты, а Педро сидел за круглым столом, из окна был виден сад, сверкавший утренним солнцем, пестрый цветник окружал безупречно ровную лужайку с большим водоемом посередине. Кросби нигде не было видно.
— Доброе утро!
Педро поднял глаза от тарелки, и Мария повернулась к девушке с приветливой улыбкой.
— Входите, входите, — радостно приветствовала она. — Вы наверняка проголодались!
— Да, я немного голодна. — Элизабет вошла в кухню и кивнула Педро, вскочившему, чтобы дать ей пройти. — О, — сказала она, подходя к столу, — не беспокойтесь!
— Я уже поел. — Он повернулся к Марии: — Ты мне скажешь, когда надо ехать за покупками, мама?
— Думаю, после обеда, — отозвалась Мария. — Я позову тебя.
Педро кивнул, затем повернулся к Элизабет и, улыбнувшись ей застенчивой улыбкой, вышел. Девушка подошла к плите, на которой Мария переворачивала жарившиеся ломтики бекона.
— Вам одно яйцо или два? — спросила та.
— Пожалуй, два. Но я сама могу приготовить себе завтрак! Вам не нужно обслуживать меня. — Лиз засмеялась. — Поверьте мне, я к этому не привыкла.
— Нет, нет, — решительно ответила Мария. — Я не хочу, чтобы кто-то еще хозяйничал на кухне. Садитесь, все будет готово через минуту.
Элизабет направилась к столу, но задержавшись, обернулась:
— Может, мне лучше дождаться мистера Кросби? — спросила она.
— О нет, — ответила Мария, ловко разбивая яйца. — Мистер Кросби уже позавтракал в своем кабинете. Он всегда так делает, когда работает. — Женщина кивнула в сторону кофейника, стоявшего рядом. — Вы можете налить себе кофе, если хотите.
— Спасибо, не откажусь.
Элизабет как раз налила кофе и несла чашку к столу, когда в дверях появился Юлиус Кросби. Поставив чашку на стол, она улыбнулась ему, готовая пожелать доброго утра, но при виде выражения его лица девушка замерла на месте: оно предвещало грозу. Густые темные брови сошлись на переносице, тонкие губы были поджаты, серые глаза метали молнии. Держа в руке газету, он медленно шел к ней, пока не остановился рядом, возвышаясь над Лиз. Глядя в лицо босса, она поняла, что у него не хватает слов, чтобы выразить гнев, который по какой-то причине был обращен на нее.
Элизабет была в недоумении:
— Что-нибудь случилось? — робко спросила она.
— Случилось?! — закричал Кросби. — Случилось!
Он поднял газету и так потряс ею, что на мгновение девушке показалось, что он собирается ударить ее. Но Юлиус неожиданно обмяк, упал в кресло и, поставив локти на стол и обхватив руками голову, жалобно застонал. Элизабет оставалось только стоять, судорожно сжав руки от смущения и беспокойства. Она взглянула на Марию, но та повернулась спиной и наклонила голову над плитой, полностью игнорируя всю эту сцену.
Наконец Кросби поднял голову и посмотрел на девушку с такой глубокой неприязнью, что та похолодела. Он бросил газету на стол и драматическим жестом показал на нее пальцем.
— Ты представляешь, что ты сделала? — прорычал Юлиус. — Вот, — рявкнул он, швыряя газету Элизабет, — прочти это!
В полном недоумении девушка осторожно протянула руку и взяла газету. Это была местная газета, развернутая на внутренней полосе. Она поспешно пробежала глазами колонки, пытаясь сосредоточиться и понять, что же такого страшного нашел в ней босс. Когда она наконец увидела фотографию Кросби, до нее стала медленно доходить суть дела.
Ознакомившись со сливающимися строками под фотографией, Лиз почувствовала, как ее сердце упало и щеки запылали. В заметке содержался подробный анализ новой книги Кросби, книги, сведения о содержании которой девушка вчера сама сочинила. Сюжет, основные действующие лица, фон, на котором происходят события, идея — все описывалось в мельчайших деталях, так, как она рассказывала вчера репортерам в Сан-Диего!
Пунцовая от стыда, с колотящимся сердцем, Элизабет подняла глаза на Кросби. Он откинулся на спинку кресла, положив руки на подлокотники, и с неописуемой яростью смотрел на нее. Лиз не находила слов в оправдание: она была поймана на лжи, которая касалась человека, превыше всего ценившего уединение и скрывавшего все, что происходило в его творческой лаборатории!
В кухне воцарилось глубокое молчание. Даже Мария, стоявшая у плиты, не двигалась. Элизабет с трепетом ожидала, чем кончится скандал.
— Ну! — рявкнул Кросби. — Может быть, ты будешь любезна и попробуешь объяснить, что заставило тебя нагородить всю эту чушь, прежде чем мы расстанемся?!
Девушка едва сдержала стон. Быть уволенной в первый же день работы! И она уже отказалась от своей квартиры, привезла все вещи сюда. Что она будет теперь делать?! Это ужасно! Но разве сам Кросби ни в чем не виноват? Кто бросил ее на милость репортеров?! А теперь он обвиняет ее в том, что ей пришлось им нагородить! Гнев заставил Элизабет перейти в наступление.
— Да, — сказала она необычайно спокойным голосом. — Я все объясню!
Глаза Кросби выразили удивление. Он махнул рукой в сторону кресла, стоявшего напротив.
— Хорошо, — сказал он. — Я слушаю.
Медленно, аккуратно подобрав платье, девушка опустилась в кресло, чопорно сложила руки на краю стола и открыто посмотрела Кросби в глаза. Все еще испытывая внутреннюю дрожь и надеясь, что голос ее не подведет, Элизабет начала говорить:
— Извините, если я совершила ошибку. — Потом, услышав, что голос достаточно ровный, продолжила более уверенно: — Но если вы помните, вы сами заявили, что вам все равно, что я скажу репортерам, только бы я задержала их, пока вы с Педро доберетесь до машины. Вы не сказали, что именно я должна говорить, и мне пришлось прибегнуть ко лжи, так как я ничего не знаю о ваших делах. Поэтому, — резюмировала Лиз, пожимая плечами, — я просто сказала им первое, что мне пришло в голову.
— Понятно, — процедил Юлиус сквозь зубы. Качнувшись в кресле, он сложил на груди руки и с иронией посмотрел на девушку. — Может, ты тоже хотела бы писать книги?
На мгновение их взгляды встретились, и, несмотря на поднимающийся в ней гнев, Элизабет снова ощутила силу его личности. Кроме всего прочего, это — всемирно известный человек, которого постоянно одолевали представители средств информации. Конечно, он докажет ее вину. Однако девушка не хотела ее признавать. У нее есть чувство собственного достоинства, она отстоит свое достоинство. Не имело значения, какое высокое положение хозяин занимал в мире, он не смеет обращаться с ней как с непослушным и глуповатым ребенком! Лиз медленно поднялась на ноги, расправила плечи и вздернула подбородок.
— Отлично, — ледяным тоном сказала она. — Так как я уволена, я думаю, что мне следует отправиться собирать свои вещи. — И, не глядя на него больше, девушка повернулась и спокойно прошла мимо Юлиуса к двери. Только оказавшись в коридоре, Элизабет позволила себе расслабиться, и по щекам ее поползли горячие слезы. Ничего не видя от застилавшей глаза соленой влаги, девушка кружила по коридорам, дважды теряла направление, но наконец добралась до своей комнаты. Точнее, до бывшей своей комнаты.
