Фред Стюарт - Остров Эллис
Дядя заморгал глазами.
— А что за болезнь?
— Трахома или что-то в этом роде. Он сказал, что она может ослепнуть, но я не верю ни одному его слову.
Кейзи О'Доннелл с неодобрением проворчал:
— Трахома! Боже мой… знаешь, если бы вы плыли вторым классом, как я говорил тебе, вместо того, чтобы ехать в этом чертовом паршивом третьем, вы обе были бы уже у тети в Бруклине.
— Знаю, это моя вина. Но ты можешь что-нибудь сделать?
Практичный Кейзи стал перебирать в уме свои связи в Иммиграционной службе… Он не знал никого, кто был бы связан с ней напрямую, но Арчи О'Мелли, в чьем ведении были городские доки, мог знать кого-либо, а Арчи был из тех, с кем Кейзи выпивал, и более того — Кейзи был крестным отцом второй дочери Арчи, Маурин…
— Да, кое-что я смогу сделать, — буркнул он, взяв у нее чемодан. — Давай, поехали в Бруклин.
— Подожди! Я должна сказать Джорджи, она будет беспокоиться…
— Ты не можешь вернуться туда сейчас. Подожди, пока я смогу переговорить кое с кем.
— Но…
— Ты будешь делать то, что скажу я, — в ответ почти закричал он.
И Бриджит решила, что ей не следует слишком давить на дядю. Казалось, он вот-вот взорвется.
И спокойно, почти кротко она последовала за ним.
Гарри Эпштейн закурил сигарету и оглядел Орчард стрит. Гарри всегда можно было найти на Орчард стрит в это время дня. И другие люди его профессии слонялись вокруг причала. Но Гарри знал, что эти «зелененькие», как раз созревшие для его условий, захотят сначала хоть чуть-чуть поглазеть на город. Сначала они уставятся на трамвай, потом на мойщиков окон в многоэтажных домах, потом на тысячи людей, снующих по раскаленным улицам в нижней части Ист Сайда, на коляски и орущих детей, на огни пиротехники и, наконец, на важно прохаживающихся полицейских…
И только после того, как они удовлетворят свое любопытство, они «созреют» для Гарри, а Гарри, в свою очередь, будет готов для них. Гарри, которому исполнилось уже двадцать семь, сам был сыном еврея, эмигрировавшего из России, но родился уже в Нью-Йорке. Он был американцем, говорил по-английски и хорошо соображал.
Гарри не видел ничего предосудительного в том, чтобы подзаработать на «зелененьких». Его родителей тоже хорошо «поднажали», когда они приехали сюда в 1885 году. «Новички» или «зеленые», как презрительно называли вновь прибывших иммигрантов, для того и были предназначены, чтобы их немного «поднажать».
Но для того, чтобы это выглядело пристойно, Гарри называл свою профессию службой. Он приметил двух молодых людей и через толпу направился прямо к ним. Заметить «зеленых» было совсем не трудно. Они всегда выглядели озадаченными и какими-то потерянными. И эти двое были такими же озадаченными и потерянными, как и многие другие, которых он видел в течение многих месяцев.
— Добрый день, — произнес он, приподнимая соломенную шляпу и приятно улыбаясь.
Вычислив, что тот, что пониже, был из России, он повторил еще раз по-русски:
— Добрый день.
Относительно второго у него не было уверенности.
— Меня зовут Гарри Эпштейн, — продолжил он на идише (для проверки). — Вы, джентльмены, с парохода?
— Да, — ответил Яков по-английски.
— Вероятно, с «Кронпринца Фридриха»? — спросил Гарри, переходя на английский.
Если они знают английский, хотя бы немного, то «общипать» их будет не так-то легко.
— Вы ищете комнату? — поинтересовался он, шагая рядом с ними. — И работу? Могу помочь вам найти и то, и другое. У меня одно очень симпатичное местечко на Черри-стрит. Это отсюда недалеко. Очень миленькое и очень дешевое. Понимаете, что означает «дешевое»?
— Да, — сказал Яков. — И сколько стоит это «дешевое» местечко?
— Три доллара в неделю. С носа. На Манхэттене вы не найдете ничего более подходящего. Хотите посмотреть? — спросил он.
Яков взглянул на Марко, тот пожал плечами.
— Почему бы и нет?
— Хорошо. А другой джентльмен из России?
— Италия, — произнес Марко.
— Ах, la bella[14] Италия! С приездом в Америку! А как вас зовут?
— Марко Санторелли.
— На вид вы очень сильный, Марко. Думаю, что у меня для вас найдется работа. Можно поработать в доках за два доллара в день. Интересует? Ну, разумеется, Вас это интересует! Вы же хотите работать, верно? Вы хотите заработать деньги! Вам повезло, джентльмены — вы встретили Гарри Эпштейна. Я помогу вам заработать деньги!
Он швырнул сигарету в сточную канаву, где ее смыло водой вместе с размокшей сигарой и собачьими испражнениями.
Запахи города атаковали их со всех сторон: чеснок, кислая капуста, сосиски, конский навоз… а потом, когда Гарри Эпштейн подвел их к крутым ступенькам четырехэтажного дома на Черри-стрит, это стало еще хуже, еще грязнее — запах нищеты и бедности, лестница, пропитанная мочой.
Когда они вошли в темный узкий подъезд здания, Марко и Яков в шоке посмотрели друг на друга, а Гарри все продолжал свою болтовню обо всем на свете, будто показывал им Букингемский дворец.
— Самое приятное здесь, джентльмены, что все здесь такие же иммигрант, как и вы. Совершенно верно, теперь нам надо подняться по этой лестнице. Так что можете считать это своеобразным частным клубом.
Он продолжал болтать без остановки, пока вел их вверх по лестнице, стены которой были обклеены очень старыми обшарпанными бумажными обоями. Дом был построен еще до Гражданской войны, и с тех пор все больше и больше разрушался.
На площадке третьего этажа Гарри остановился перед открытой настежь ободранной крашеной дверью.
— Вот мы и пришли, джентльмены, — улыбнулся он. — Дом, милый дом.
Он толкнул открытую дверь, которая с переливами заскрипела на петлях, и широким жестом пригласил их войти в обшарпанную комнату.
В комнате восьми футов шириной и двенадцати футов длиной было одно высокое грязное окно, которое выходило в узкий двор и даже в середине дня едва пропускало несколько скользивших по потолку солнечных лучей. Единственной мебелью были шесть железных коек, на двух из которых сидели одетые в тряпье бородатые мужчины. Они как-то озадаченно заморгали, глядя на вошедших.
Комната была накалена и ужасающе воняла.
— Это же хуже, чем в третьем классе, — наконец, не выдержал Яков.
У Гарри Эпштейна на лице появилась пустая улыбка.
— Вы можете себе позволить Уолдорф, — заметил он холодно. — И за это плата вперед за четыре недели. А если вы захотите работать, я беру то, что вы заработаете в первую неделю. Либо берите, либо уходите.
