Рэйчел Гибсон - Отныне и навсегда
— Верно, но они не могут остановить время. Тебе просто отмерено какое-то количество дней, но когда подходит время, деньги не могут остановить смерть или болезнь. Ты можешь купить лучшее медицинское обслуживание, но оно ничего не гарантирует.
Брина вздернула голову с упавшим сердцем.
— Ты же не болен, а?
— Я? — он покачал головой. — Нет.
— Тогда о ком ты говоришь?
— Ни о ком.
Она ни на секунду ему не поверила, без особой сложности догадавшись, о ком он думает.
— Из тебя всегда был очень плохой лжец. Ты упоминал, что у твоего дедушки проблемы со здоровьем. Что с ним?
— Он стар, — за окном полыхнула белая вспышка, осветив его профиль. — За последние несколько лет у деда сдало сердце. Иногда во время моих визитов его губы синеют, и это ужасно меня пугает. Он просто глотает маленькую таблетку, и она запускает сердце. Я водил его к лучшим специалистам страны, но он просто старый, а с этим никто ничего не может сделать.
Брина потянулась к его руке и сжала ее.
— Мне жаль, Томас.
— Мне тоже. — Он поднес бокал к губам и взглянул на нее. — Я раньше никогда никому не рассказывал о том, что меня до смерти пугает. Не знаю, почему я рассказал тебе об этом.
— Ну, я рада, что ты это сделал.
Большим пальцем Томас погладил тыльную сторону ее ладони. Снова шум и сверкающий свет. Она следила, как его пристальный взгляд опускается с ее шеи на обтянутую атласной рубашкой грудь. Сияние за окном померкло, и когда они снова оказались в кромешной тьме, Томас спросил:
— Насколько рада?
Брина засмеялась, хоть от такого вопроса у нее волоски на шее встали дыбом.
— Не настолько, чтобы сорвать с себя одежду.
Он поднес ее руку ко рту и стал целовать пальцы.
— И что надо сделать, чтобы ты сорвала с себя одежду? — кончиком языка он коснулся выемки между пальцами, посылая дрожь от запястья к локтю.
— Не думаю, что это хорошая идея — раздеться перед тобой.
— Почему нет? Ты, кажется, была не против сегодня днем. — Он перевернул ее руку и поцеловал ладонь, остановившись в центре и потягивая кожу.
— Сегодня днем произошла ошибка. Ты сам так сказал. Мы просто увлеклись.
Томас подул на ее влажную ладонь, и от дуновения теплого воздуха она с трудом смогла сдержать трепет, пробежавший по руке.
— Возможно, нам просто следует забыть о случившемся.
— И ты сможешь забыть об этом?
— Я попытаюсь. А ты?
— Нет, — просто ответил он, продолжая покусывать ее запястье. — У тебя лихорадочно бьется пульс.
Ее рука выкрутилась, сохранив влажное тепло его поцелуя.
— Томас?
— А?
— Я серьезно. Не думаю, что это хорошая мысль.
— Ты просто скажешь мне, когда захочешь, чтобы я остановился, — сказал Томас, и нежно втянул кожу чуть выше запястья.
В этот раз Брина не смогла удержать крохотные всплески удовольствия, дразнящие нервные окончания, и горячащие кровь в венах. Прикосновение его влажных губ к ее чувствительной коже вызывало жаркий трепет в груди и между бедрами. Соски под кружевным нейлоном лифчика напряглись, и ей подумалось, что возможно стоит остановить его, прежде чем он снова уткнется лицом в ее грудь. Но ночь взорвалась заключительным залпом, шумом и искрами, разноцветные отблески осветили комнату и лицо Томаса. В окружающем их бело-золотом сиянии она посмотрела ему в глаза. Он пристально глянул в ответ поверх ее запястья, его взгляд пылал сильнее, чем огни, взлетающие во мраке ночи. Томас хотел ее. Хотел так же сильно, как она хотела его. И глядя в его горящие глаза, она неожиданно не смогла вспомнить, почему именно заняться любовью с Томасом такая уж плохая идея.
Брина поднесла бокал к губам и осушила его.
— Почему ты меня бросил сегодня, а потом пошел кататься на лыжах с Холли?
— Я пошел кататься, — прошелестел он по ее коже. — Холли тоже была там. И я не бросал тебя. Я высадил тебя, чтобы иметь возможность подумать.
— О чем?
Наконец Томас отвел от нее свои губы.
— О тебе, — сказал он, и поднеся бокал ко рту, выпил до дна.
Брина не знала, верит ли она ему окончательно, но отчаянно хотела поверить.
— И к какому выводу ты пришел?
— Что я хочу тебя, Брина. Так же сильно, как хотел большую часть своей жизни. Может сейчас даже больше. Ты так же прекрасна и занятна, как всегда.
Томас забрал бокал из ее руки и уронил вместе со своим на пол, куда они беззвучно упали на толстый ковер.
— Я знаю, почему хочу тебя, но точно не знаю, почему ты хочешь меня.
Он это не серьезно. Не может этого быть.
— Когда я только пришла на встречу выпускников прошлой ночью, то подумала, что какая-то счастливица наняла модель нижнего белья сопровождать ее. — Брина глянула на него, но видела только темные очертания его лица и отблески неяркого света от молодого месяца. Она не была уверена, но подумала, что он опустил брови.
— Потом Карен рассказала мне, что эта модель — ты, и я обрадовалась. Не только потому, что ты выглядел как парень, которому следует всегда ходить в нижнем белье для развлечения женщин, но и потому, что к окончанию школы у нас с тобой все пошло так плохо, и я всегда сожалела о случившемся.
— А что случилось, — спросил он, отпустив ее руку.
— Ты знаешь.
— Думаю, что знаю, но почему бы тебе не рассказать мне?
Брина скрестила руки под грудью и глубоко вздохнула.
— Ты помнишь, как это было, как отчаянно я хотела есть ланч за большим столом, быть включенной в компанию ребят, пользовавшихся всеобщим уважением. Думала, что если я понравилась Марку, то значит я особенная. — Она опустила взгляд к ногам. — Что я больше не гномик МакКоннел, тощая девушка, одежду которой шьет ее мать.
Томас взял ее за подбородок и посмотрел в глаза.
— Мне нравился гномик МакКоннел.
— Я знаю, но мне не нравился.
— А что теперь? Ты все еще безрассудно желаешь сидеть за большим столом?
— Нет. Теперь я себе нравлюсь.
Он провел большим пальцем по ее губам.
— Мне ты тоже нравишься.
Раскрыв губы, Брина лизнула подушечку его пальца.
— Мне нравится твоя рубашка, — в его низком голосе угадывалось желание. — Я заметил ее в ту минуту, как ты вошла в банкетный зал. — Томас скользнул рукой по ее затылку, привлекая Брину ближе к себе.
— Она приятного салатного цвета, — сказала Брина, пробежавшись руками по его груди, по выпуклым шишечкам на его свитере.
Он хмыкнул.
— Я не это заметил.
— А что?
— То как слова «Calvin Klein» натягиваются у тебя на груди. — Томас опустил голову и прижался лбом к ее лбу. — И раздумывал, сколько времени у меня займет избавить тебя от этой рубашки.
