Наталия Рощина - Прогулка без морали
Маковецкая была права — после сдачи экзаменов нужно дать голове немного отдохнуть. В этом ей всегда помогала поездка домой. Там даже воздух лечебный, так говорила мама и, конечно, была права. Несколько утренних походов с ней на ферму окончательно приводили Валю в состояние душевного равновесия. Не стал исключением и этот приезд в Смирновку. Мама не могла на нее наглядеться, не знала, где посадить, чем угостить.
— Да что ты так суетишься? — журила ее Валя. — Перестань, прошу тебя, а то я начну чувствовать себя неуютно.
Степанида только обнимала дочку и, улыбаясь, заглядывала в ее светящиеся радостью глаза. Сердце матери пело: кажется, дочка выбрала свою дорогу в жизни и идет по ней уверенно, не обременяя себя ненужными проблемами. Всему свое время. Ангел-хранитель всегда рядом с ее девочкой, а значит, с ней не случится ничего дурного. Слава богу, что все складывается так, как просила она в молитвах.
— Я так рада за тебя, милая, — говорила Степанида. Валя улыбалась, ей было вдвойне приятно, что она смогла доставить маме столько положительных эмоций.
Только приехала, а уже пора снова собираться в дорогу. На этот раз никто не проливал слез, никаких расстройств, только радостные, светлые лица. Вале было неудобно в который раз пользоваться председательским расположением, но его машина снова ждала ее у ворот. Только сейчас Валя настояла, чтобы он подбросил ее до железнодорожной станции, а в городе она и сама доберется. Как ни просила ее мать, девушка была непреклонна. Ермолов, как всегда, хотел сделать что-то для Степаниды и ее дочери. Он не оставлял надежд обратить на себя внимание, и молодая женщина, кажется, с меньшей иронией относилась к тому, что за глаза их давно сосватали.
— Сама уехала из деревни и мать к себе заберешь, как устроишься, — грустно сказал Ермолов, когда машина выехала на трассу.
— С чего вы это взяли, Евгений Федорович? Она из Смирновки никогда не захочет уезжать.
— Да, не все находят в себе силы оборвать корни, — задумчиво сказал Ермолов, и Валя решила не выяснять, что именно он имел в виду. — Ты учись, светлая голова никому в тягость не была. Довольна, поди, что все складывается именно так, а не иначе? Женихов много в городе, наверное, прохода не дают?
— Не было такого. Ничего серьезного, так, бабочки-однодневки или с обручальными кольцами, спрятанными в кармане. Даже смешно бывает наблюдать со стороны африканские страсти, прекращающиеся в один миг. Сестричка в белом халате действует на больных гипнотически. Каждый считает, что заполучить ее пара пустяков.
— Времена сейчас такие. Ничего основательного, никакой ответственности, — согласился Ермолов. — Я закурю, не возражаешь?
— Курите.
— Сама не пробовала? В городе с этим быстро.
— Нет, мне пока не хочется.
— Пока?
— Не придирайтесь к словам. А насчет того, что сейчас какие-то особые времена, так я не согласна. Они всегда одинаковые. Добро и зло, доверие и предательство, любовь и измены — в каком столетии обошлось без них?
— Ты слишком глобально берешь.
— По мелочам будет то же самое. Смотря что считать мелочью, между прочим.
— Ну, Валюшка, говорливая ты стала в своем Горинске. Молодец, пальца в рот не клади. Так держать! — Машина подъехала к железнодорожной станции. — Охота тебе трястись в электричке? Давай отвезу, мне не в тягость, сам предложил ведь.
— Спасибо, Евгений Федорович. Я и так вам благодарна.
Ермолов помог девушке поднести сумку к платформе.
— Что, тебе Степанида кирпичей с собой положила? Мне тяжело нести, как ты сама ее поволочешь?
— Мама собрала дочку от души. С ней бесполезно спорить, потому я не пытаюсь. Она меня словно на необитаемый остров каждый раз отправляет, — засмеялась Валя. Объявили о прибытии электрички через пять минут. — Спасибо, Евгений Федорович. До свидания.
— Бывай, Валюша, — Ермолов крепко пожал ей руку. — Удачи тебе и счастья. Трудовую жизнь начинаешь, иди только вперед и вверх!
Валя благодарно кивнула, в искренности сказанных слов можно было не сомневаться. Подошла электричка. Ермолов помог девушке зайти, удостоверился, что она удобно устроилась, и в последний раз помахал ей рукой, уже стоя на платформе, когда состав тронулся с места. Валя высунулась в окно и долго смотрела на его одинокую фигуру на платформе, пока расстояние между ними все увеличивалось. Это напоминало проводы отцом единственного чада. И Валя вдруг подумала, что, пожалуй, смогла бы принять Ермолова в таком качестве. Даже сейчас, когда ей не семь лет, а двадцать. Как странно, что ей этого хочется больше, чем маме. С ней невозможно разговаривать на такие темы. Неужели можно вот так жертвенно всю жизнь любить одного мужчину? Валя смотрела на медленно меняющиеся картины за окном, автоматически отмечая названия остановок. Она потеряла ощущение времени и пустилась в раздумья, явно не рассчитанные на такую короткую дорогу. Подъезжая к Горинску, Валюша только и успела прийти к выводу, что это и есть настоящая любовь. К тому же есть она сама — живое подтверждение, продолжение романа. Ее всегда окружали такая любовь и нежность, что теперь она понимала: мама в ней долюбливала Его. Романтично и грустно.
Валя вышла из душного вагона, собравшись с силами, потащила сумку к привокзальной площади. Рука вот-вот разожмется от тяжести груза, по лицу текут предательские струйки пота. Будто и жара к вечеру спала, но, скорее от напряжения, девушка чувствовала внутренний жар. Добраться бы до троллейбусной остановки. Она в который раз остановилась, чтобы перехватить сумку другой рукой. Этот маневр она проделывала через каждые три-четыре шага. Кажется, мама действительно перестаралась. Еще немного, и Валя была готова разреветься.
— Давайте я вам помогу, — раздался рядом приятный голос. Хватило сил, чтобы согласно кивнуть в ответ и через мгновение перевести взгляд на красивое, открытое лицо незнакомца. «Какие у него удивительные глаза. Неужели у мужчины могут быть такие огромные, искрящиеся голубые глаза?» — Это было первое, что подумала Валя о Вадиме. Им еще предстояло узнать друг друга.
Белов, встречаясь с Валентиной, присматривался к ней, заводил разговоры на разные темы и наблюдал за ее реакцией. Она часто смущалась от его откровенных шуток, замечаний, но он всегда говорил, что в их дружбе нет места обидам.
— Если в твой адрес прозвучала критика — это не конец света. Я специально говорю некоторые вещи, пусть колкие. Ты в конце концов научишься реагировать на них так, что никто не поймет, задело тебя замечание или нет, — в одну из встреч философствовал Вадим.
— Неужели это настолько важно? — недоумевала Валя. Она ежилась от пробирающего насквозь мороза и, шмыгая носом, потирала замерзающие в варежках руки. Ей давно было холодно, но признаться в этом она не могла. Белов щегольски вышагивал рядом с ней без головного убора. Правда, одет он в новенький черный пуховик, а ее полушубок из искусственного меха оставлял желать лучшего.
