Дикая Роза. Семь лет спустя - Коробов (Хуан Вальехо Кордес) Владимир
Роза достала записную книжку и набрала номер Эрнесто. Подошла его мать, сказала, что сеньора Рохаса пока нет дома, спросила, что ему передать. Роза заколебалась, но потом решила, что сообщать о ее звонке не стоит: вдруг Эрнесто перезвонит ей тогда, когда Рикардо уже будет дома, ни к чему это сейчас! «Нет, сеньора, спасибо, ничего передавать не надо, я свяжусь с ним попозже…» Что ж, вот домашний телефон лейтенанта Фабилы…
Полицейский оказался на месте и сам снял трубку.
— Ну, что ты думаешь об этом? — спросил Рикардо брата. Они только что проводили господина Дэвида Кренкорда до лифта отеля «Мехико-Хилтон» и зашли тут же в полупустой бар выпить кофе и поговорить.
— Верткий субъект этот янки, но хваткий. Я понимаю, что тебя беспокоит. Да, дело это немного попахивает, но все-таки… на бумаге… будет в рамках закона. Правительственный чиновник, подручный Кренкорда, крепко нагреет руки на наших денежках и…
— Не только противозаконно, но и противно давать взятку!
— Тут уж ничего не попишешь, таковы правила игры. Однако ты молодец, Рикардо, что настоял на своем: поглядеть на этого «начальника департамента», поговорить с ним до того, как машина закрутится.
— Значит, идем на этот риск, Рохелио?
— Идем, брат.
— А вдруг нас надуют, и мы вбухаем все наши деньги в пустышку?
— Сам знаешь: кто не рискует, тот не пьет шампанское! Ну если хочешь, то давай подстрахуемся, проведем исследование: правда ли, что на тех землях обнаружены грандиозные залежи серы и вот-вот начнется промышленная разработка.
— Поздно уже, не хватит времени, да и денег на это нет.
— Мы можем стать богаче по крайней мере в двадцать раз! Долларовые миллионеры Линаресы — звучит сладко!
— А нищие Линаресы — как звучит?
— Брось, Рикардо! Если что, у тебя жена богачка.
Она уже истратила почти все свои деньги, ты же знаешь, купила землю «парашютистов», чтобы никто этот сброд не трогал.
— А кругленький банковский счет Розиной матери Паулетты? А набирающая высоту карьера Розы как певицы? Это мне надо волноваться, брат, а не тебе!
— А ты не волнуешься?
Переживаю, конечно, но верю в нашу звезду! А честно говоря, у меня сейчас бизнес не на первом плане, Переживаю за Линду и себя казню. Догадываешься, по какой причине?
— Догадываюсь.
— Ну так вот. Сейчас поеду к Мариане Гульен де Ледон и. скажу ей: «Чао, дорогая, считайте, что мы больше не знакомы!»
— Вот это правильно. Разреши, я скажу об этом Розе, ее обрадует, что ты больше не блудный муж.
— Разрешаю, Рикардо. Завтра, поговорим на свежую голову. Я с утра заеду поцеловать Артуро…
Они простились. Когда Рохелио вошел в роскошный особняк Марианы близ церкви Нуэстра-Сеньора-дель-Росарио, он полон был желания немедленно выпалить в лицо любовницы: «Мы расстаемся с тобой навсегда!», гордо повернуться и уйти, плотно закрыв за собой дверь. Но когда он увидел ее, такую красивую, такую светящуюся радостью при виде его, в синем с искорками, очень открытом, единственном таком в Мехико халатике, он смешался. Язык словно застыл у него в горле. Мариана подняла и протянула руки, чтобы обнять его. Халатик ее распахнулся, и Рохелио увидел, что под ним ничего нет. Кровь ударила ему в голову, он забыл, по какой причине, с какой целью он пришел сегодня сюда. Рохелио принял жаркие объятия Марианы и припал пересохшими губами к ее раскрытому влажному рту.
Глава девятая
В игру «полицейские и гангстеры» Рамон Гуахардо Фабила начал играть с соседскими мальчишками лет с семи в парке Чапультепек. Мальчишки выросли и перестали носиться с игрушечными пистолетами, пугая не столько друг друга, сколько одиноких прохожих. Их стали интересовать девушки, кино, танцы. А Рамон все продолжал эту игру, но уже в своем воображении. Отец хотел отучить его от пустого, как он считал, занятия — глотания детективов, он приносил ему книги по истории, занимательную математику и физику, классические романы, но все было зря — стоило отцу уехать (да он и вообще бывал дома редко), как Рамон тут же доставал из потайного места очередной бестселлер «черной» серии и вбирал его в себя, как наркотик.
Фабила тогда думал, что всю жизнь будет читать такие книги, но ошибся. Когда его отец, честный и уважаемый директор промышленной компании, был убит гуарурас — так в Мексике называют наемных убийц, — а полиция никого из них не смогла поймать, Рамон сложил во дворе в кучу всю свою «черную» серию и поджег. С этого памятного костра он и стал мыслить себя в будущем только полицейским. Настоящим. Таким, который находит и предает правосудию любых преступников. А было тогда ему только пятнадцать лет.
Фабила нашел себе другое чтение — криминальные хроники всех столичных газет, специальную полицейскую литературу. А все остальное его время было отдано спорту — легкой атлетике и стрельбе из пистолета. Еще он полюбил кружить по не знакомым доселе улицам и улочкам Мехико, всматриваясь в людей, стараясь по одежде, жестам, выражению лица определить кто из них кто.
У него были большие успехи в спорте, уже по одному этому Фабиле была открыта дорога в Университет, но он выбрал полицейскую академию. Его важный дядя и опекун Абелярдо Обрегон Фабила, брат отца, только хмыкнул, когда узнал об этом. Впервые человек из их рода избирал подобное «низшее» занятие. Но одинокий дядя, всю жизнь отдавший политике и не обзаведшийся семьей, слишком любил своего племянника, чтобы вмешиваться в его молодую жизнь.
Пожалуй, Рамон оказался в академии единственным, кто не видел в будущей профессии еще и надежный, постоянный кусок хлеба. Он-то мог вообще не работать и неплохо жить на проценты от капитала в акциях и ценных бумагах, оставленного отцом. Тогда Фабила недодумал эту мысль, но когда пришел в уголовную полицию Розовой Зоны, то поразился: порядок охраняли в основном люди бедные, а значит, зависимые. Значит, у преступников всегда была возможность найти среди них кого-то менее честного, более сговорчивого. Еще его удивило, что даже самые опытные полицейские почти лишены воображения, действуют лишь по определенным выверенным правилам и стандартам. Рамона увлекал поиск, загадка и разгадка, хитросплетения, невероятные выверты преступников, а большинство его коллег именно этим были угнетены, предпочитая любой тайне явную рутину бытовой преступности. Не потому ли мелочовка раскрывалась все двадцать четыре часа в сутки, а настоящих мафиози, даже шестерок, находили три раза в год, да и то почти случайно.
К счастью, Рамон Гуахардо. Фабила сумел взять себя в руки, пересилил гордыню, наступил на горло своему молодому максимализму и даже сумел извлечь выгоду из своего особенного положения в полиции. Должность его была невелика, но кто же в Мексике не ценит родственные связи! Все, конечно, знали, что Абелярдо Обрегон Фабила — важное лицо в парламенте — не однофамилец, а родной дядя их лейтенанта. Особенно, с этим считалось начальство. Нет, в глубине души старшим полицейским чинам конечно же не нравилось, что под боком ходит человек, имеющий прямой выход «наверх», поэтому они, как могли, сдерживали продвижение Рамона по службе. Но и наезжать на него начальство опасалось: мало ли что. Потихоньку-полегоньку лейтенант Фабила стал заменять в своем отделе тусклых и бездарных сотрудников на даровитых и ярких, еще получающих от работы удовольствие. Они раскрутили несколько безнадежных дел, начальство получило благодарность и… оставило их в покое, осчастливив полной самостоятельностью до первого прокола.
Бернардо Кальдерон Пачеко, на криминальной хронике которого в «Ла пренсе» вырос юный Рамон Фабила, сам пришел к нему и на многое раскрыл лейтенанту глаза. И хотя Пачеко больше не писал в газетах, Фабила не сомневался, что тот собирает сведения не для того, чтобы потом запродать их подороже тем же мафиози.
— Твои большие начальники, сынок, да и многие сильные мира сего, — сказал в их первую встречу Пачеко, — прекрасно знают, кто такой Армандо Мартинес Франческотти, хотя, конечно, вслух никогда в этом не признаются. У них руки коротки — взять его. Очень трудно найти доказательства, что он самый главный преступник. Но больше всего они опасаются той вони, которая пойдет, если кто-то сумеет посадить Франческотти. Ведь он повязал коррупцией десятки и десятки важных чинов везде, в том числе и в полиции, конечно.
