Укрощение воровки (СИ) - Ди Климм

— А океан там какой! — делилась Вероника Степановна. — Вот бы окунуться хоть разок. Жаль, плавать не умею.

— Так давай к нам в центр, сколько раз предлагал.

— С тобой же заниматься невозможно. Как гаркнешь, я так и пойду на дно топориком.

— Со мной не пойдёшь, — отрезал Роман, но она махнула рукой.

— Это ты сейчас так говоришь. Я лучше в городской бассейн запишусь, а то ты мне весь кайф обломаешь.

Он захохотал от новых словечек, которых мать набралась в Америке.

После того, как обед был съеден, Рома вытер пальцы салфетками, и посмотрел на мать, которая с самым загадочным лицом разливала чай.

— Если ты думаешь, что едой дело кончится, и я все забуду, то ошибаешься, — сказал он, и Вероника Степановна всплеснула руками.

— Вот не дает тебе покоя мое хорошее настроение!

— Ладно, ладно, — сдал назад. — Ирисовых навещала?

— А я у них почти все время и была. Милена с Мирошей приветы шлют, скучают.

— В гости не собираются? — с теплотой улыбнулся Роман, который любил престарелую пару, как родных.

— Если только в гости. У них там своя жизнь, привыкли к Америке.

Наступило молчание, и он вновь пошел в наступление.

— Сергей, значит, итальянский учит.

— Да. Думаю, может в будущем на родине Марьяны обживется, — со смешком ответила Вероника Степановна.

— Вообще-то Марьяна больше русская, чем итальянка.

— Она такая же итальянка, как и русская, — отрезала женщина.

— Отцовские гены всегда сильнее, — отбил Роман, на что мать не осталась в долгу.

— А ты вспомни, какая была Ани, когда Сергей с ней познакомился. Мы с Алешей тогда думали, неужели Сергей отпустит такую знойную красотку. Какая у них была любовь!

— Но дядя Сергей не отпустил, — горделиво проговорил Роман. Какими же сильными должны быть чувства, чтобы заставить любимую женщину бросить родную жаркую Италию и обосноваться в стране, с суровыми вьюжными зимами, и кардинально сменить образ жизни.

— Да, Львовы они такие, — подтвердила мать с мечтательной улыбкой, за что Роман тут же зацепился.

— Вот я и говорю, что мужские гены сильнее.

— Зато Марья от Ани переняла темперамент. Еще и язык знает. Иногда, бывает, как заведет свою тарабарщину на итальянском, — звонко засмеялась Вероника Степановна. — Смешит меня наша Маруся.

— Вот и Серёга потренируется с Марькой. Старается хоть на уроках? Помню, какой неусидчивый был, когда Дима его прописи учил.

— Ой, Димка только и знал, что ворчать и бурчать, а потом все за Серёжу сам дописывал.

— Сейчас, значит, на Серёгу никто не ворчит? — спросил Рома, как бы между прочим.

— Да не-е-ет. Сонечка с ним знаешь, как занимается. Я как-то на их уроке посидела, так сама заслушалась.

— Сонечка? — спросил он с такой осторожностью, словно боялся спугнуть антилопу на охоте.

— Софья Арнольдовна, — поправилась тут же мать, но ее бледные щеки покраснели.

— А для тебя стала Сонечкой, — сделал вывод Роман, отпивая чай.

— Так девочка-то какая хорошая, ты бы видел! — всплеснула руками Вероника Степановна. — Умненькая, вежливая, а какая веселая! Ни разу не видела, чтобы они с Сережей повздорили. Но, ежели он уроки не сделает, она глазами как зыркнет! — живописно описывала она, не догадываясь, какая гамма чувств написана на лице.

— М-м-м, — помолчал, и закинул новую удочку. — Красивая хоть?

Вероника Степановна встрепенулась и с подозрением посмотрела на Рому.

— А тебе-то что? Она все равно за океаном.

— Да мне-то, собственно, ничего. Просто спрашиваю. Чисто мужской интерес.

— Красивая, — выдохнула Вероника Степановна. — Светлая такая, волосы беленькие.

— Она что, седая?

— Ну ты скажешь тоже! Красит видимо. Глазки голубые. А улыбка…

— М-м-м.

— Слушай, мне это твое мычание не нравится, — очухалась Вероника Степановна, которая только сейчас поняла, как много вытащил из нее сын простыми наводящими вопросами.

— Ну, ты мне эту Сонечку так описываешь, что у меня аж слюнки потекли, — хохотнул Роман.

— Ты слюни-то подбери. Не для тебя наша Сонечка!

— Наша? — тихим голосом спросил он, чувствуя, что подобрался к главному, о чем подозревал с самого начала.

— Ну все! Ты прекращай на своей матери приёмчики-то свои использовать! — подскочила Вероника Степановна и заметалась по кухне.

— Мать, это ты у нас становишься подозрительной. Я просто слушаю новости, которые оказались такие интересные, — хмыкнул Рома, убирая со стола и споласкивая чашки. Так было принято с детства, когда они с братом выполняли домашние дела, не чураясь даже работы, которая считалась женскими заботами. — А Димас что?

Вероника Степановна еще сильнее заработала тряпкой по столешнице.

— А что Дима? Дима-а-а…О-о-он…Весь в работе. Мы с ним только так, утром да вечером словом перекинемся.

— Нравится ему?… — замолчал, затем продолжил: — что Серега итальянский учит?

— Дак конечно.

— А сам на уроки к Софье Арнольдовне не ходит?

— Ну все! — Вероника Степановна закинула тряпку в мойку. — Что ты тянешь из меня слова, а? Ну что я могу тебе сказать?

С этими словами грузно опустилась на табуретку и устремила утомлённый взгляд в окно.

— Хорошая Софья. И жизнь у нее была нелегкая. А Дима… Ром, ну не мучай ты меня, — всхлипнула мать, и Роман тут же устремился к ней. Присел на корточки и взял в уверенный обхват дрожащие холодные пальцы.

— Мать, ну ты чего? Я ж так, Димку подколоть. Ты что, наших шуток не знаешь? Думаю, подстебну его, — неловко оправдывался он, чертовски злой на себя за то, что довел мать до слез. — Хочешь я сам себе в морду дам, за то, что такой идиот? Хочешь?

Вероника Степановна всхлипнула, но не смогла удержать нежной улыбки при взгляде на серьезное лицо сына.

— Брось ты, Ром. Тогда уж мне придется надрать тебе уши за то, что бьешь моего сына.

Склонилась и прижалась губами к щетинистой скуле.

— Просто… Поговорили мы с Соней по душам, и я ей все как на духу выложила. А она все-все поняла….

Роман замер.

— Ты про?…

— Да, про Алену и…все, что тогда произошло, — выдохнула и прикрыла веки.

И поэтому не увидела, какой яростью наполнились глаза сына, как раздулись ноздри, какая злость исказила каменное лицо.

Роман сделал глубокий выдох, стараясь прогнать кошмарные кадры той страшной ночи, которую они пережили из-за жены Димы — Алены и ее родителей. Сильнее сжал в ладонях пальцы матери и проговорил глухим голосом:

— Столько лет прошло. Серёга вырос, все забыл. Смотри-ка, уже в Италию собирается, — хмыкнул он, пытаясь приободрить мать.

— Господь сберёг нашего мальчика. А Дима…

— Ну что Дима? Бизнес идет, целый ангар себе собрал, весь транспорт под ним.

— Бизнес — это одно. Счастья хочется и для него… Ой, ну ладно, что-то я совсем раскисла, — смахнула слезы и встала с табуретки. — Ты Диме про Сонечку-то ничего не говори. Пока сам не захочет…Если захочет…

— Что я, дурак, — пропыхтел Роман, вставая с пола.

Вероника Степановна разложила чистую посуду, и обернулась.

— А знаешь, Ром, прав ты.

— На счет?

— Отцовские гены сильнее. Вон Алена, вся в Вилория, — горько проговорила она и покачала головой. — Димку моего жалко, как он столько лет…

— Ничего, — Роман поправил рубашку. — Скоро все наладится.

— Да, да, конечно…

Подошел в матери и взглянул на нее серьёзными глазами.

— Я сказал, что все наладится, значит, так и будет.

— Ром, что ты?… — встрепенулась Вероника Степановна, но он поспешил ее успокоить.

— Ничего, за что тебе надо переживать. Просто верь мне.

— Верю, сынок, верю…

Выйдя от матери, Роман сел в машину и закурил сигарету. Дым проник в легкие и успокоил ярость, которую он испытал, когда услышал имя Вилория. Тесть Димы был настоящим говнюком, который всю жизнь относился к Львовым, как к тем, кто даже не стоит его мизинца, что уж говорить о его дражайшей дочери Алене…

А что касается Димы и его загадочной Софьи… Что ж, а новости действительно интересные.