Запретное искушение (ЛП) - Джеймс М. Р.

— Нет, конечно, нет. Я…ты знаешь, что я чувствую к тебе. Но это… слишком, говорить мне, что мы не можем, иначе ты окончательно сломаешься, а затем притворятся, что, если исключить себя из уравнения, каким-то образом станет лучше ...

Саша плотно сжимает губы и качает головой. 

— От этого лучше не становится, Макс. Это просто мучает нас обоих еще больше. Я не просто хочу удовольствия или оргазмов. Я хочу тебя.

— Я знаю. — Слова выходят резче, чем я намеревался. — Саша, я…

— Все в порядке. — Она произносит это быстро, на прерывистом дыхании, достаточно ясно давая мне понять, что это нормально. — Мы можем просто… вернуться к притворству, что этого не было. Это то, в чем мы хороши, верно?

— Саша… — Моя грудь сжимается от едва скрываемой обиды в ее голосе.

— Нет. Все в порядке. Правда. Я просто немного перегрелась. Устала. Увидимся за ужином?

Она не утруждает себя ожиданием моего ответа, проходя мимо меня к воротам.

10

САША

Макс не приходит на ужин. В итоге я ем в одиночестве за большим столом, не совсем уверенная, куда еще пойти, кроме как в свою комнату в невероятно большом доме, без него, который мог бы внести предложение, и есть в одиночестве в своей комнате почему-то кажется еще хуже. Я ковыряюсь в еде, потягиваю вино и лелею неуклонно растущее разочарование, скопившееся в центре моей груди. Дело не в том, что я не пытаюсь уважать его обеты. Это не так. Но эти танцы вокруг того, что он соблюдает, а что нет… Я знаю, почему Макс ломает над этим голову. Он хочет этого так же сильно, как и я, и пытается найти способы дать мне, и себе, что-нибудь, все еще чувствуя, что он придерживается сути своих обещаний. Но все, что его обещания делают, это разрывают нас на части множеством различных способов.

Макс не появляется, хотя я задерживаюсь надолго, надеясь, что он передумает, как сделал сегодня днем. Я, наконец, оставляю всякую надежду закончить ужин и направляюсь к лестнице. Мне не хочется смотреть фильм в комнате, полной воспоминаний о нашем с Максом вчерашнем вечере, а день вымотал меня во многих отношениях. Но когда я прохожу мимо того, что, я почти уверена, является кабинетом Макса, я слышу что-то похожее на треск кожи и низкий стон, как будто сквозь стиснутые зубы.

Что за черт? Я хмурюсь, направляясь к двери. Меня не было в комнате, но я не раз видела, как Макс исчезал в ней. Я снова слышу звук, этот резкий щелчок, и на этот раз шипящий вдох. Что бы там ни происходило, у меня такое чувство, что Макс не хотел бы, чтобы я это видела. Я зависаю там, положив руку на дверную ручку, размышляя, не стоит ли мне просто подняться наверх или разобраться с вопросом, что же это такое?

Затем я слышу это снова, и звук, который, как я знаю, издает Макс, хрюкающий сквозь стиснутые зубы.

К черту все это.

Я толкаю дверь.

Когда она открывается, я вижу Макса, сгорбившегося за широким столом красного дерева… без рубашки. Это приводит меня в замешательство от неожиданности происходящего, но что поражает меня больше, так это вид того, как он перекидывает кожаный ремень через плечо. Удар попадает ему по спине, оставляя на коже красноватый рубец, пересекающийся с другими свежими рубцами. Я внезапно вспоминаю, как он не хотел, чтобы я видела его без рубашки в его доме в Нью-Йорке. Я думала, это из скромности, но теперь…

— Какого хрена?

Слова вырываются из меня, когда я вхожу, прижимая кулаки к бокам, когда дверь за мной закрывается, и я стою там, возмущенная, уставившись на покрытую рубцами спину Макса. Если бы кто-то другой сделал это с ним, я бы без колебаний встала на его защиту. Но я не могу защитить его от самого себя. Я вижу, как он напрягается, ремень падает на бок.

— Ты не должна была находиться здесь. — Его голос грубый, пронизанный болью.

— Ты не запер дверь. — Часть меня хочет убежать от этого, от того, с какими мучениями Макс сталкивается здесь, от этого нового секрета о нем, в который я не была посвящена.

Но я не оставлю его здесь, чтобы он столкнулся с этим в одиночку. Неважно, насколько пугающей я нахожу эту его сторону или насколько плохо я себя чувствую, чтобы справиться с этим, я не оставлю его.

— Закрытой двери должно быть достаточно.

— Макс. — Я делаю шаг вперед, мои кулаки все еще прижаты к бокам. — Что ты делаешь? Зачем ты это делаешь?

— Это не твое дело. — Он по-прежнему не поворачивается ко мне лицом, но рука, не держащая ремень, сжимает край стола. — Дело не в тебе, Саша.

— Разве нет? — Требую ответа я, делая еще один шаг вперед. — Ты хочешь сказать мне, что это просто совпадение, что после того, что произошло сегодня в бассейне, ты здесь ... причиняешь себе боль? Я должна в это поверить? Ты расстроился, когда подумал, что я сказала, что ты ведешь себя нелепо, что ж, теперь ты обращаешься со мной как с дурой.

— Ты не должна была этого видеть. — Каждый мускул в теле Макса напряжен, его спина напряжена. — Саша…

Его голос умоляет меня уйти, я знаю, что это так. Притвориться, что я ничего этого не видела. Но я не могу. Возможно, у нас с Максом нет будущего, возможно, мы никогда больше не проведем вместе ночь, как перед тем, как уехали из Нью–Йорка, но я не могу стоять в стороне и притворяться, что я не наткнулась на что-то ужасное.

— Макс, пожалуйста, расскажи мне, что происходит. Как…как другу, если не иначе. Это возможно в обоих направлениях. — Я делаю глубокий вдох, заставляя свой голос звучать ровно, а не срываться от страха и замешательства, которые я чувствую. — Я тоже хочу быть рядом с тобой. Я хочу защитить тебя.

— Я знаю. — Его голос прерывистый, задыхающийся. Он бросает ремень на пол, обе его руки внезапно сжимают стол, как будто он вот-вот раздавит его, его спина и бицепсы напрягаются так, как я никогда раньше не видела, так, что это было бы очень возбуждающе, если бы не серьезность момента.

Макс внезапно поворачивается ко мне с мрачным выражением лица. 

— Сегодня я потерял контроль над собой. — В его словах сквозит отвращение, но я знаю, что это не имеет никакого отношения ко мне и полностью связано с ним. Я не могу сделать это сама, если хочу помочь ему, независимо от того, как быстро мой разум реагирует, чтобы сказать: какого хрена ты дрочишь мне в бассейне, и после этого тебе кажется, что тебе нужно побороть себя? — То, что я сделал с тобой сегодня... — Слова вырываются из него, острые и зазубренные, как будто он выдавливает каждое из них. — Это грех, Саша. Все это, прикосновение к тебе, прикосновение к себе, побуждение и потребности, которые я скрывал годами, которые возникли, когда я встретил тебя. Я почти не дрочил с тех пор, как уехал в семинарию, и, честно говоря, не так уж сильно скучал по всему этому. Я просто выбросил все это из головы. Когда желания действительно возникали, когда мне снились влажные сны, когда я ловил себя на вожделении… вот так я пресекал это. Я наказывал себя за это, пытался приучить свое тело с помощью боли забывать об удовольствии.

Я чувствую, как мои глаза расширяются, когда я смотрю на него. 

— Это какое-то долбаное средневековое дерьмо, — шепчу я, чувствуя смутную тошноту при мысли о том, что Макс причиняет себе боль, наказывает себя за что-то столь естественное, как желание. — Я не осуждаю тебя. Я просто…

— Все в порядке, если это так. — Макс качает головой, его руки все еще сжимают стол, когда он откидывается на него. Трудно не думать о том, каким великолепным я нахожу его даже сейчас, его мускулистая, поросшая темными волосами грудь выставлена на обозрение моим голодным глазам, те же темные волосы спускаются к его рельефному прессу, ниспадая на верх его черных брюк. Его руки все еще согнуты, и я хочу провести руками по каждому дюйму его тела, упасть на колени, взять его в рот и унять всю боль. — Я хочу, чтобы ты поняла, Саша, когда я говорю, что желание сильнее всего поразило меня после того, как я встретил тебя, что необходимость сделать это, чтобы прогнать его, стала более необходимой, я не виню тебя. Это мои недостатки, моя неспособность контролировать свою похоть, противостоять искушению и моя слабость. Я снова и снова нарушал свои клятвы, поддавался собственным желаниям, и я знаю, что это неправильно с моей стороны…