Измена. Уходя, - уходи (СИ) - Григ Гала

- Так может, неотложку вызвать? – она отрицательно качает головой. А я обнимаю ее и увлекаю в комнату. – Что же ты не сказала, что плохо себя чувствуешь? Мамуля, ну так ведь нельзя. О моем самочувствии волнуешься и себя изводишь. А у меня все хорошо, как видишь. Тогда как тебе надо заняться своим здоровьем.

- Да ладно тебе, - уже бодрее возражает она. – Я очень рада видеть тебя. А это – жестом указывает на свое осунувшееся лицо, - ерунда. Возраст, Юленька. Возраст и одиночество. А еще – мысли, мысли, мысли. Всякие и обо всем.

- Мамуля, так переезжай ко мне. И тебе некогда будет скучать, и я буду спокойнее.

- Я ослышалась или ты сказала «ко мне»? У вас с Русланом всё нормально?

- Да всё у нас хорошо.

Обдумываю, как помягче рассказать ей о предательстве мужа. Ну, в случае, если удастся уговорить поехать ко мне. А! Ерунда. Главное, чтобы с мамой все было хорошо. А про этого козла что-нибудь придумаю. В «командировку», например, отправлю. А со временем…

- Юленька, может, чай с ромашкой заварим? Поболтаем.

Пока я ставлю чайник и отыскиваю пакетики с ромашкой, мама следит за каждым моим движением. А я думаю, как хорошо, что решила приехать. Вот зря мы в общении с самыми дорогими людьми ограничивается несколькими фразами по телефону. Если есть возможность увидеться, надо пользоваться ею, а не откладывать со дня на день.

Виновато заглядываю маме в глаза, заваривая чай. Она порывается подняться с диванчика, чтобы достать вкусняшки. Но я предупреждаю ее порыв.

- Мамуля, позволь я сама все сделаю. А ты посиди. Давно ведь не помогала тебе на кухне. Пожалуй, с тех пор, как папы не стало.

Зря я это сказала. Но слово – не воробей…

По маминой щеке уже тихонько катится слезинка.

- Мамуля, - сажусь рядом, обнимаю ее, такую родную, такую любимую, - ну улыбнись, пожалуйста. Тебе очень идет улыбка. Ты ведь знаешь, папа смотрит на нас и будет недоволен при виде твоих слез.

- Да, Юля… я не плачу и… - почему-то замолкает, внимательно вглядываясь в мое лицо, - хочу тебе кое в чем признаться. При папе я молчала… Он не велел…

Ей трудно говорить и справляться с волнением.

- Мама, успокойся. Неужели есть что-то такое…

- Да, Юленька, есть. Надеюсь, выслушав меня, ты не изменишь своего отношения ко мне.

Смотрю на нее с недоумением. Что может изменить мое отношение к самому родному человеку? Я люблю ее, и любое ее признание (хотя в чем это ей признаваться) не заставит разочароваться в ней.

- Ты о чем, мамочка?

- Юля, я ведь… не твоя родная мать…

Кажется, я перестаю дышать. Не верю… Не хочу верить… Этого не может быть!

- Мамуля, что ты такое говоришь? Ты хорошо себя чувствуешь? – мозг взрывается при мысли, что она бредит. – Я вызову врача!

- Не надо врача. И я не сошла с ума, - говорит медленно, но уверенно. Взгляд осознанный и виноватый.

- Мамочка! – я бросаюсь к ней, крепко прижимаю к себе, глажу по спине. Затем, слегка отстранив от себя, заглядываю в глаза. – Я не понимаю и не хочу понимать, о чем это ты. Ты у меня единственная, любимая и самая-самая родная.

- Да, но не биологическая… Твоя мать умерла при родах…

- А отец?.. Он тоже…

- Нет, папа – твой родной отец. А я… Я приняла тебя, как родную дочь, и полюбила всей душой. Вот только не знаю, справилась ли…

Слезы градом льются из моих глаз. Я не знаю, как справиться с этой новостью. Что сказать. Как поступить. Только крепче обнимаю ее.

- Мамуля, ты у меня самая лучшая, самая дорогая, ты для меня – всё. Я не могу поверить твоим словам. И давай забудем о них. Вычеркнем. Будем считать, что я их не слышала.

По ее лицу тоже льются слезы. Нежно вытираю их. Целую в обе щеки. Глажу по волосам.

А она – только молча счастливо улыбается.

Когда мы, наплакавшись и наговорившись, приходим в себя, я осторожно задаю вопрос, прочно засевший в мозгу.

- Скажи, а почему отец не велел рассказывать, не хотел, чтоб я знала?

- Он любил тебя так сильно, что боялся сделать тебе больно. А я не смела перечить ему. Хотя считала, что ты должна знать. Но я любила вас обоих и во всем доверяла ему. Раз он так решил, значит так правильно. Но когда его не стало, мне стало казаться, что я не вправе дальше скрывать от тебя правду…

Она помолчала, но, решившись, все-таки спросила:

- Скажи, только честно, я не расстроила тебя своим признанием? Ты по-прежнему любишь меня? Мы семья?

- Ну конечно, родная. Я люблю тебя, как прежде, и мы – семья. А еще… - я набрала в легкие побольше воздуха и, выдохнув, выпалила: - а еще, у тебя скоро будет внук или внучка!

Давно я не видела маму такой счастливой. И куда только делись печальные глаза? Куда исчезла ее бледность?

Передо мной была счастливая женщина.

Моя родная и горячо любимая мама.

Будущая бабушка моего будущего ребенка.

Глава 23

Время за разговорами промчалось быстро. Мама предложила остаться ночевать у нее. И я согласилась. Правда, пришлось сделать вид, что я созвонилась с Русланом и предупредила, чтобы не ждал меня.

Разве могла я не выспросить подробности о тайне своего рождения, так тщательно скрываемой родителями. Только то, что я узнала привело меня в еще большее смятение, добавив к шоку от предательства Руслана сведения, от которых стало горше во стократ.

Мама долго не соглашалась рассказывать мне подробности. Но, уступив моим уговорам, все же решилась поведать далеко не привлекательную историю.

- Понимаешь, дочка, твой отец не хотел, чтобы ты узнала правду по двум причинам. Во-первых, потому что, как я уже сказала, боялся сделать тебе больно. Не хотел омрачать твою жизнь рассказом о смерти матери. А во-вторых…

Тут она надолго замолчала, отвернувшись от меня к окну. По всему было видно, что ей очень тяжело открыть мне нечто такое, чего мне вообще, наверное, не стоило знать.

- Мам, ну что же ты? Я ведь теперь жить спокойно не смогу, не выяснив до конца, что произошло давным-давно. К тому же, пойми, я же не успокоюсь и, прикоснувшись к краешку тайны, постараюсь выяснить всё. Только мне будет легче узнать подробности от тебя, чем от чужих людей.

Я легонько, но настойчиво взяла ее за плечи и повернула лицом к себе. На нем застыла боль. Печальные глаза были полны слез, печали и… стыда.

- Мамочка, ну пожалуйста, - настаивала я, - не бойся. Что бы ты мне сейчас не рассказала, я буду по-прежнему любить тебя.

- Но это не моя тайна. Отец так скрывал ее, что нам даже пришлось уехать из родного города. Мы ведь раньше жили в Саратове. Но когда ты родилась… Юля, давай укладываться спать. Не могу я… Наверное, и права не имею. Ведь отца уже нет, а только он мог бы дать согласие на признание.

- Вот именно потому, что его уже нет, я умоляю тебя рассказать мне обо всем. Не заставляй меня обращаться к детективам. Это будет больнее и тебе, и мне, и папе. Если даже есть что скрывать, пусть оно останется только в нашей семье.

В комнате повисла жуткая тишина. Она была сродни надвигающейся грозе, когда всё вокруг стихает перед страшным ударом раскатистого грома. Я мысленно уже рисовала себе страшную трагедию, вплоть до преступления, в котором был замешан мой отец и напрямую связанного с умершей при родах матери. А может быть, и…

Не давая воображению разгуляться в полной мере, обращаюсь к маме как можно мягче:

- Мамуля, я тебя умоляю. Я должна знать все.

- Ты думаешь, надо? – в глазах отчаяние и мольба.

- Думаю, да.

Дальнейший рассказ матери поверг меня в глубочайшее уныние, сдобренное доброй порцией горечи и жгучей боли.

- Была и другая причина, по которой отец не хотел раскрывать тебе тайну твоего рождения. Но теперь уж расскажу по порядку. А ты постарайся не судить никого строго. В жизни всякое случается. Поэтому… надо уметь прощать. Понимаешь…

Слова давались ей с трудом. Но, собравшись с духом, она все-таки нашла в себе силы озвучить боль, с которой прожила долгие годы: