Влюбиться на максимум (СИ) - Шефф Вийя

— Если бы всё так было просто…

— Вы справитесь, уверен, — улыбнулся ей, отчего она опять вся зарделась.

Не справится — не так воспитана. В преподавание надо со стальными нервами и титановыми яйцами иди, а она от одной улыбки в краску вгоняется. Плачет, наверное, потом по ночам за каждую пошлую шутку в свой адрес. Я бы точно над такой в школьные годы издевался, заставляя смущаться. А дети за последние пять лет мало изменились. Про студенчество вообще молчу.

Вторая пара тоже проходит довольно спокойно, если не считать того, что девочки всё время пытались строить глазки. А вот после неё я занервничал. Урок в группе Макс. Как себя вести? Нужно так, чтобы не привлекать к нам внимание.

Не ссы, Дэй! Она всего лишь девчонка. Я думаю, что она тоже не сильно заинтересована, чтобы на нас его обратили. Да и компашка эта, в принципе, хорошо знакома. Ты вооружён.

Только сердце предательски бьётся сумасшедшим ритмом, бухая по рёбрам, перед дверью.

— Здравствуйте! — вхожу в учебный класс.

Сидят, улыбаются. Селезнева еще и губки бантиком сложила.

— И вам не хворать, Гордей Петрович! — отвечает за всех Лавров.

Я понял — ты выскочка.

Макс сидит одна на предпоследней парте у окна, не поднимая головы, и листает учебник. На ней свитер с высоким воротом. Осторожнее надо быть, Дэй. Оставил следы на девочке, а она стесняется.

— Тема урока — Индустриализация "железного" 19-го века, — записал на доске.

Рассказывал материал по занятию и иногда зависал на Макс. Она ни разу не подняла на меня глаз, смотрела или в тетрадь, или в окно.

Протест?

— Ну что ж в конце вопрос. Ответит… Лавров, — нагло ухмыляюсь. — В чём причины развития индустрии?

— Лень — двигатель прогресса, — ляпает, не задумываясь.

Смех.

— И всё?

— Да, — пожимает плечами.

— Мало… Но в какой-то степени ты прав, если смотреть глобально. Макс, может, ты нам ответишь? — останавливаюсь у её парты и внимательно смотрю.

— Что? — не понимает вопроса. — Извините, я прослушала.

— Внимательнее… В чём причины развития индустрии в России девятнадцатого века?

— Социальные и политическо-экономические реформы, — не задумываясь.

— Например?

— Отмена крепостного права, — выдохнула и закатила глаза.

— Учись, Лавров. Отлично, Макс! — и ведь совершенно меня не слушала.

— Максим, подожди, — торможу её после звонка на перемену.

Она нехотя останавливается и смотрит на меня, забрасывая на плечо рюкзак. А я на дверь. Жду, когда все выйдут.

— Я не думал, что следы останутся, — пытаюсь оправдаться вполголоса.

— Давайте договоримся — вы больше просто так ко мне не приближаетесь. Хорошо? Мы с вами чужие люди.

— Макс…

— Что? Воспользовались слабостью пьяненькой девчонки, которую сами же и напоили. Но это всё! Больше я такого не позволю. Держитесь от меня подальше, а то я за себя не отвечаю, — указывает мне пальцем с гневом в голосе.

Глава 20

— Ты чего в свитер обрядилась? — спрашивает Линка на перемене, когда я, хлопнув дверью, выхожу из класса.

— К тебе тот же вопрос.

Она натянула горловину водолазки почти до ушей.

Слегка отодвигает ворот и показывает смачный фиолетовый засос на шее. Меня разбирает смех.

— Что смешного? Лавров, козёл, присосался как пиявка, когда провожал.

Опускаю свою горловину, шея усеяна множеством маленьких розовых синячков. Мне повезло больше.

— Офигеть! — открывает рот. — Кто?

Киваю в сторону выходящего из класса Калинина.

— Где вы состыковались?

— Я в клуб вернулась…

— На какой? Домой же собиралась.

— А по дороге передумала… Подвалил ко мне в баре, предложил выпить, потанцевать и вот чем закончилось, — потёрла шею. — У меня сегодня тренировка. Как я с этим пойду, ума не приложу?

— Твои тоналкой замазать можно, — роется у себя в рюкзаке и подаёт мне тюбик с кремом. — А тут ничем не спрячешь. Синий какой, — рассматривает след любви в зеркальце. — Убила бы!

— Ты даже не попыталась?

— Двинула ему по уху. А толку?! Он только поржал. Пойдем, чай выпьем, я сегодня даже позавтракать не успела.

— Я тоже.

Какой там завтрак! Увидев это безобразие утром в зеркале ванной, запаниковала так, что аппетит напрочь пропал. Пришлось выудить из дальнего угла шкафа этот идиотский свитер и надеть, чтобы засосами перед всеми не сверкать. Хорошо мама не заметила, вот тогда бы был серьёзный разговор.

И этот ещё со своими извинениями с утра. Мне от них ни холодно, ни жарко.

Жарко было ночью, когда целовались в чилауте, растянувшись на диване. Он почти в трусы залез. Если бы не схватила за руку, точно бы прощупал обстановку. А там было мокро, очень мокро, хоть выжимай.

Достаточно того, что он своими руками каждый сантиметр моего тела выше талии изучил. Грудь так уж точно. Шептал что-то, но я не помню точно. Красивая, вкусная, желанная… И ещё кучу комплиментов. Смотрел, словно сожрать хочет. Под его взглядом чувствовала себя голой, пусть он и не снимал с меня одежду.

И вообще какой-то странный был. Его так от алкоголя торкает? Показалось, будто химозы обожрался. Человека словно подменили. Тихий интеллигент превратился в наглого и безбашенного дикаря с горящим взглядом. Столько похоти в глазах я никогда в жизни не видела, только если в "Молокососах".

Отсидев последние уроки, рванула домой. Матери нет — на работе. На столе записка "Обед в холодильнике". Достала кастрюлю с борщом, налила в тарелку и поставила в микроволновку, задумавшись и глядя в окно, несколько раз нажала на кнопку разогрева.

Снаружи на карнизе воркует парочка голубей, заглядывая в окно.

Э, нет, братцы! Это мама вас подкармливает, а по мне вы всё засрали, смотреть тошно. Мать шутит — к деньгам.

Что так долго-то греется? Конечно же. Понатыкала тут на пять минут разогрева.

— Твою ж мать! — достаю тарелку из микроволновки, обжигаю руки и, отдергивая их, роняю на пол.

Успела отпрыгнуть в сторону и не получить ожоги от горячего борща.

— Что ж такое-то?! — хныкаю и обречённо опускаю руки.

Пока убирала и замывала пол, всё желание есть пропало.

— На счастье, — выкинула осколки в помойное ведро.

Замазав синяки тоналкой направляюсь на тренировку, где выкладываюсь по полной, представляя вместо банана Калинина. Похож. Такой же длинный… Лупила его ногами с таким остервенением, что потом их не чувствовала, они онемели.

После занятий дома падаю без сил. А надо домашку ещё по алгебре сделать. Да, пошла она! Спишу у Пахомова, ботан по-любому решил всё. Глаза уже начинают слипаться, когда на телефон приходит сообщение.

— Дайте рабочим людям отдохнуть, — ворчу, открывая мессенджер.

Калинин.

Что тебе ещё надо? Кажется, всё днем ясно сказала.

Г: " Макс, я со следующей недели начинаю проводить внеклассные занятия для выпускников, которым нужны история и обществознание для поступления. Жду тебя".

"Я пас!" — коротко и ёмко.

Г: " Ты на политолога собралась учиться, тебе необходимо".

Вот настырный! Сон как рукой снимает. Сажусь и набираю:

" Просто признайтесь, что лишний раз на меня поглазеть хотите".

Отправляю и понимаю, что полную хрень написала. И не удалишь, прочитал уже.

Г: " Есть такой грех)) А ещё не хочу проводить это время с нудными заучками. И договорились на "ты". Заруби себе это на носу".

" Кто-то обещал не беспокоить меня по пустякам, "- напоминаю.

Г: "Это не пустяк. А ещё я говорил, что мне необходимо общение с тобой. Кстати, как ты относишься к культу личности Сталина? "

Я: " Одиозная личность… "

Г: " Почему? По-моему великая".

Я: "Вы моё мнение спросили, я ответила. У меня он вызывает неприятные чувства. Но в масштабах мировой истории — да, Сталин — легенда. К чему этот вопрос?"