Чешир (ЛП) - Лавлок Саманта
Поскольку у меня нет других уроков до середины дня, а Финн решила, что сегодня она вообще может не заниматься, мы решаем вернуться в общежитие. Наши шаги отдаются эхом, когда мы входим в Айронбридж-Холл, гулкий звук, который почему-то вызывает у меня сегодня печаль. Когда поднимаемся по лестнице на наш этаж, я начинаю замечать странные взгляды, которые бросают в нашу сторону — шок, презрение, страх, жалость.
Жалость? Откуда, черт возьми, это взялось?
— Эм, Финн? Все на нас пялятся или у меня паранойя? — Я говорю тихо, намеренно стараясь привлечь как можно меньше внимания.
— Нет, люди определенно смотрят на нас как-то странно. — Ее лицо искажается в замешательстве, когда она смотрит на наших соседей по общежитию, снующих мимо нас и изо всех сил старающихся не смотреть в глаза. — Что, черт возьми, происходит? — Она протягивает руку и хватает за ярко-алый рукав толстовки девушку, которую я узнаю по урокам американской литературы. — Эй, есть какие-то проблемы?
Бедная девушка практически трясется в своих туфлях и приобретает непривлекательный молочно-бледный оттенок.
— Я, эм, не понимаю, о чем ты говоришь. — Она вырывает свою руку и практически спотыкается о себя в спешке, пытаясь убежать от нас.
Мы с Финн смотрим друг на друга, молча и мгновенно соглашаясь, что что-то очень даже не так. Это висит в воздухе, густое и тяжелое, как вонь гниющего мусора в разгар летней жары на Среднем Западе.
Мы поднимаемся по лестнице на наш этаж, перепрыгивая через две ступеньки за раз, резко останавливаемся, когда сворачиваем за угол и смотрим в коридор, ведущий к нашей комнате. Наша комната, из которой в настоящее время льется дневной свет на ковер в коридоре.
— Ты оставила дверь открытой, когда уходила? — спрашиваю я, надеясь, что она скажет «да».
— Это было бы большим отрицанием. — Переходя на бег трусцой, Финн добегает до двери раньше меня, и я врезаюсь ей в спину, когда она полностью останавливается.
Она не произносит ни слова.
В этом нет необходимости.
Ее часть комнаты выглядит в основном нетронутой — кровать, возможно, немного более смята, чем обычно, как будто кто-то прыгал на ней несколько раз. Но на моей стороне? Совсем другая история.
Кто-то распотрошил мое пушистое розовое кресло-мешок, как хэллоуинский Джек-фонарь, разбросав его внутренности печальными кучками на полу. Вся моя одежда была вытащена из шкафа и свалена в кучу на моей кровати. Они полностью пропитаны чем-то, что подозрительно пахнет, как...
— Господи Иисусе, это моча? — Финн подходит к краю моей кровати, одной рукой зажимая нос. — Черт, Али, они обоссали всю твою одежду. Не может быть, чтобы один человек сделал это, если только у него не мочевой пузырь слона. Этого слишком много.
Мои глаза щиплет от жуткой смеси слез и едкого запаха мочи. Сквозь водянистую пленку я замечаю, что верхний ящик моего комода выдвинут, и его содержимое устилает дорожку к широко открытому окну.
О боже, что за черт?
Я иду по следу, наклоняясь, чтобы двумя пальцами поднять с пола пару своих простых хлопчатобумажных трусиков. Во всяком случае, то, что от них осталось. Вся промежность разорвана в клочья чем-то похожим на ножницы или острый нож. Черный фломастер пачкает переднюю часть бежевого материала — «ПИЗДАЛЯ», нацарапанная заглавными буквами. Беру следующую пару, белую с маленькими фламинго на них, это то же самое, только на этих написано «ГРЯЗНАЯ КИСКА АЛИ».
Не обращая внимания ни на одну из других пар на моем пути, я подхожу к окну и высовываюсь наружу, чувствуя, как желудок подступает к горлу. Остатки моего ящика с нижним бельем разбросаны по лужайке за общежитием, трепеща на ветру, как кроткие птички со сломанными крыльями. Случайные ученики, пересекающие территорию между классами, смеются над тем, что повсюду разбросаны трусики, а затем смеются еще сильнее, когда видят написанные на них сообщения. Должно быть, я в шоке или что-то в этом роде, потому что моя самая насущная мысль заключается в том, что я понятия не имела, что у меня так много пар трусиков.
— Ну, я думаю, мы знаем, почему все смотрели на нас косо, — шепчу я ветру, прежде чем втянуть голову обратно внутрь и посмотреть на беспорядок передо мной.
— Может ли человек на самом деле умереть от смущения?
— Думаю, что нет, иначе я бы уже умерла добрых пять или семь раз. — Финн пересекает пространство между нами и быстро и крепко обнимает меня. — Мне жаль, Али. Это невероятно. Кто, черт возьми, мог сделать что-то подобное?
— Это риторический вопрос? — недоверчиво спрашиваю я.
— Ты думаешь...
— Знаю.
— Если это была Бенни, мы не можем позволить ей уйти безнаказанной. — Финн роется в одном из шкафов на кухне в поисках больших черных мешков для мусора.
По правде говоря, прямо сейчас я рвусь в бой, но не хочу рубить сгоряча. Ни с кем-то вроде Бенни.
— Мне нужно убрать этот беспорядок, прежде чем я что-нибудь сделаю. — В то время как моя логическая часть мозга говорит, что все мои вещи можно постирать, остальная часть меня физически содрогается при мысли о том, чтобы носить что-то, что когда-либо было покрыто чужой мочой. Финн угадывает направление, в котором движется ход моих мыслей. Открыв первый пакет, она кладёт его на пол в ногах моей кровати. Каждый из нас берет по одной стороне одеяла и складывает его вместе, как будто это какой-то гигантский, безумный пельмень, набитый грязной одеждой. Наверное, я должна быть благодарна, что не взяла с собой в школу больше одежды. Все это месиво помещается в черный пластик, и Финн туго завязывает конец.
— Твои простыни выглядят в основном без мочи, так что мы, вероятно, могли бы просто хорошенько их постирать, и они будут в порядке. А пока можешь воспользоваться другим моим комплектом. — Она помогает мне сменить постель, грязные простыни скомканные отправляются в корзину для белья, и бросает мне одно из своих вязаных одеял, чтобы использовать вместо моего испорченного.
Я собираю остатки своего нижнего белья и запихиваю их в другой мешок для мусора, вместе с таким количеством внутренностей кресла-подушки, которое мы можем убрать руками. Финн проводит своим маленьким ручным пылесосом по ковру, пока я тащу два мешка для мусора вниз по лестнице к мусорным контейнерам за нашим общежитием. Примерно три с половиной секунды я раздумываю, не побегать ли вокруг и не попытаться ли забрать все свое нижнее белье, но передумываю, в основном потому, что у меня просто нет сил.
Вернувшись наверх, мы с Финн проводим остаток дня в интернете, делая покупки, чтобы заменить все, что было испорчено. Благодарю Бога за то, что у меня была летняя работа на протяжении многих лет. На моем счете достаточно денег, чтобы оплатить эти покупки, поэтому я перевожу их Финн по электронной почте, и она переводит все на свою кредитную карту. Вопрос о Риверах и их предполагаемом богатстве снова всплывает на поверхность моего разума, но я задвигаю его обратно.
Одна проблема за раз, Али.
— Смотри на это позитивнее — по крайней мере, теперь у тебя есть причина покупать одежду для спонсоров, — бормочет мне Финн с полным ртом картофельных чипсов.
— Прости, что? Одежда для спонсоров? — Я смеюсь.
— Да, — она заканчивает жевать. — Знаешь, все эти сексуальные, кружевные, шелковистые вещи, которых у тебя раньше не было. Может быть, Бенни оказала тебе услугу. — Она ухмыляется и пригибается, когда я запускаю в нее подушкой.
Я бы ни за что не стала считать то, что она сделала, одолжением, но позволяю себе небольшой трепет удовольствия, когда оформляю заказ на сайте нижнего белья.
***
Следующие несколько дней проходят без каких-либо серьезных катастроф. Бенни, как всегда, была скрытной, и мы с Финн держались от нее подальше. Я все еще пытаюсь понять, как реагировать на то, что она сделала, так что пока лучше держаться на расстоянии.
Моя новая одежда еще не прибыла, но вчера доставили мое нижнее белье. Я постирала все это после занятий, и, хотя я все еще ношу одолженную Финн одежду, по крайней мере, мне не нужно стирать вручную свою единственную пару нижнего белья каждый вечер.