Мария Барская - Ненавижу-люблю
Ну просто невероятная деликатность для Бахвалова! Надо же, дал мне возможность привести себя в порядок!
Я надела чистый халат, стянула волосы в хвостик — все поприличнее, чуть подрумянила щеки. Лицо сразу посвежело, я даже себе понравилась. Для Бахвалова, пожалуй, сойдет.
— Ну вот. Видите, совсем другое дело, — с довольным видом оглядел он меня с ног до головы. — А то совсем тут закисли. Теперь смотрите!
Он жестом заправского фокусника снял крышку с коробки. Причудливое сооружение из взбитых сливок и фруктов потрясало глаз и даже в какой-то степени завораживало.
Бахвалов нерешительно занес над тортом нож.
— Вот только резать не знаю как лучше.
— А мы собираемся на это любоваться или есть?
— Разумеется, последнее.
— Тогда режьте пополам, — приняла решение я.
— Люблю отчаянных женщин!
Он крякнул, и нож гильотиной рассек ажурные волны взбитых сливок.
— Налетаем! — проурчал Бахвалов. — Лопаточка-то у вас в доме хоть есть? Я что-то не нашел.
— Рядом с ножами, — подсказала я.
Минуту спустя мы уже вгрызались каждый в свою половину.
Утром во вторник меня опять разбудил телефонный звонок. Как и накануне, я первым делом взглянула на часы. Половина первого. Что-то я день ото дня просыпаюсь все позже — нехорошая тенденция, однако. Мама что ли, опять звонит?
Но это оказался мой приятель насчет работы.
— Алиса, увы. Отстоять тебя не удалось. Решил, пускай ты узнаешь сразу. Наш генеральный не захотел ждать. Своей кандидатурой брешь заткнул.
— Спасибо, что хоть предупредил, — только и оставалось ответить мне.
— Ну да. Я подумал: пока ты все равно дома, может, другое чего подыщешь. Я тоже буду иметь тебя в виду. Знакомых поспрашиваю. В общем, как только, так сразу.
Пустые слова. Убеждена: теперь он не скоро появится на моем горизонте. Разве что если приспичит и я ему позарез по какому-то делу понадоблюсь.
Ну да ладно. Озадачу с работой Бахвалова. А то расхвастался тут вчера. Теперь не отвертится. От испытанного при этой мысли злорадства, мне даже стало чуть легче, но на душе все равно скребли кошки. Это ж кому сказать. Из-за какой-то нелепой случайности моя абсолютно налаженная жизнь рухнула.
Я взяла трубку и твердой рукой набрала номер Максима. Сколько еще можно ждать его звонка?
Он ответил усталым голосом:
— Извини. Вчера до того замотался. И сегодня как загнанная лошадь. Ни минуты свободной. Завтра уезжаю.
— Ты больше не дуешься?
— Не за что мне на тебя дуться. Это твоя личная жизнь.
— Если ты всерьез продолжаешь так думать, нам надо очень серьезно поговорить, — не собиралась больше отступать я.
— Не знаю, правда, о чем ты собираешься со мной разговаривать, но в любом случае у меня сейчас совершенно на это нет времени. Вот вернусь через неделю, мы с тобой встретимся и расставим все точки над «i», уж коли ты так настаиваешь. Согласна?
— Согласна. — А что мне оставалось ответить? Как говорится, альтернативы не было.
— Тогда позвоню, как приеду.
Сигналы отбоя. Он даже не спросил, как я себя чувствую! Ну почему, почему я сразу тогда ему не объяснила, что он ошибся? Зачем позволила ему уйти? А виноват Бахвалов! Вертелся под ногами, отвлекал, мешал. Теперь вот Максим уезжает в командировку. Вдруг он там кого-нибудь встретит? Ведь он такой красивый. Женщины к нему постоянно липнут. А он сейчас считает себя свободным. Я же вроде как ему изменила. Что, если…
Нет уж, не стану я дожидаться его приезда. Занят он или не занят, но я заставлю его себя выслушать прямо сейчас!
Услышав снова мой голос, Максим прошипел:
— По-моему, мы с тобой только что договорились: после моего приезда.
— Нет, Максим, ты должен…
— Отныне я тебе ничего не должен.
— Но это не мой любовник!
Он презрительно хмыкнул:
— Нуда. Соседкин случайно зашел.
— Максим, он ничей не любов…
Трубка отрывисто гудела мне в ухо. Я лихорадочно тыкала в кнопки. Нет, он выслушает меня до конца! Бесполезно. Мобильный его оказался выключен. Я позвонила на городской, в офис. Веселый девичий голос ответил мне, что Максима нет на месте и, по-видимому, сегодня уже не будет.
Меня колотило как в лихорадке. В голову лезли безумные мысли. Сейчас вот оденусь, встану на костыли, поймаю машину и заявлюсь к нему в офис! Но я понимала: это не выход. Он все равно сбежит от меня.
Остаток дня я промаялась, стремясь забить боль громкой музыкой, телевизором. Даже зачем-то тщательно заштопала старую кофту, которую давным-давно собиралась выбросить. Что угодно, только бы не думать о Максиме!
Вечером снова явился Бахвалов и вывалил мне на постель кучу газет и журналов.
— Вот. Просвещайтесь. Не то совсем одичаете.
Но я пребывала в столь раздраенных чувствах, что все-таки его выгнала.
— Ладно, — на удивление легко согласился он. — Загляну завтра. Может, вам врач что-нибудь хорошее скажет, и вы подобреете.
Дверь за ним захлопнулась. Меня начали душить слезы, и я рыдала до той поры, пока не уснула.
Утром меня, по уже установившемуся распорядку, разбудил телефон. На сей раз часы показывали только восемь. Кого это в такую рань разобрало? Оказалось, маму.
— Алечка, милая, боюсь, наша поездка сегодня срывается! — в волнении выпалила она.
— С тобой что-то случилось? — мигом передалось ее волнение мне.
— Со мной-то как раз все в порядке, — задыхаясь, продолжала она… А вот у Гондобина птичий грипп!
IX
— Мама, что ты несешь? Гондобин вообще никогда не болеет! — Я была в полном шоке.
— В том-то и дело, что заболел, — скорбно продолжала она. — Именно поэтому Ларочка и подозревает, что это не простой грипп, а птичий. Другой бы его не одолел.
— Сама посуди, откуда у Димы мог взяться птичий грипп. Он животных вообще на дух не переносит. Как он мог им заразиться?
— Он курицу съел, — трагически выдохнула мама.
— Так они небось всей семьей ее ели.
— В том-то и проблема, что нет. Остальные все болели, и у них не было аппетита. Поэтому Дима мало того, что эту курицу сам купил, но еще сам сварил и сам целиком съел. Ты же знаешь: он без мяса не может. Вот Лара и считает, что у нее и детей грипп обычный, а у Гондобина начался птичий. У него такая высокая температура, а он и лекарства принимать отказывается, и врача вызывать не дает. Ларочка в истерике. Боится, что без медицинской помощи Дима помрет. Детей она уже у его родителей изолировала. Теперь меня умоляет приехать и ей помочь. Сама-то еще едва на ногах держится. У нее только первый день нормальная температура.
— Ларка, по-моему, совсем сбрендила! — вырвалось у меня. — С какой стати ты-то должна заражаться. Пусть гондобинская мамаша приезжает за сыном ухаживать и бороться с ним. В конце концов, это она его таким идиотом воспитала.
