Доминик Дьен - Испорченная женщина
Когда она останавливается перед своей квартирой и начинает лихорадочно искать ключи в разбухшей от купюр сумочке, Анриетта бесшумно открывает дверь: она словно специально дожидалась Катрин, желая, чтобы ее приход остался незамеченным. Она доводит Катрин до самой спальни и помогает раздеться. Затем приносит поднос с едой. Но Катрин не голодна. Из глубины квартиры до нее доносятся голоса Жана и его брата Кристиана – они, как ни в чем не бывало, ужинают… Запах еды вызывает у Катрин тошноту. Она снова видит себя, полуголую, на цветастом покрывале гостиничного номера и закрывает руками глаза, чтобы избавиться от этого назойливого образа.
Катрин три дня пролежит у себя в комнате, не смыкая глаз и отказываясь от разговоров и от еды. Она не пойдет на работу и даже не найдет в себе сил, чтобы встретиться с Оливье… Атмосфера в доме на улице Токвиль становится тяжелой, словно в доме кто-то болен, но смерть никак не заберет его… В течение этих трех долгих дней Жан и дети поочередно заходят в комнату Катрин, где стоит кислый затхлый запах, но им так и не удается завладеть ее вниманием, хотя они настойчиво пытаются это сделать. Кажется, что они, боясь осиротеть, ищут у нее утешения, которое все не приходит. Словно у каждого из них есть какая-то тайна, за которую им не терпится попросить прощения и получить наконец отпущение грехов.
Оливье изводится от беспокойства. В понедельник он прождал Катрин все утро, сбитый с толку ее отсутствием. Он оставил десятки сообщений на автоответчике ее магазина, но она так и не перезвонила, и Оливье не может отогнать назойливую мысль, что она на него обиделась. Но когда магазин остается закрытым и во вторник, и в среду, тревога Оливье возрастает. Он осознает свое бессилие и с горечью думает о том, что он – любовник, которого прячут, как обычно женатые мужчины прячут своих любовниц. Он вспоминает о шантажисте. Может быть, с Катрин что-то случилось? Или она заболела? В конце концов, не в силах больше выносить эту неопределенность, он звонит ей домой. Его сердце бешено колотится. Он боится вмешиваться в ее жизнь, зная, что она хочет любой ценой сохранить семью. Оливье надеется, что Катрин сама подойдет к телефону, а если ответит кто-то другой, он решает тут же повесить трубку. Но этим он лишь выдает себя: голос на другом конце провода, кажется, узнал его. Действительно, кто еще, кроме любовника Катрин, будет молчать в телефон?
– Это из-за вас моя мать так страдает? – голос говорит жестко и решительно.
– Нет! – восклицает Оливье, решив не отсоединяться. Все равно уже слишком поздно… – Как она себя чувствует?
– Очень плохо.
– Я могу поговорить с ней? Пожалуйста…
Он слышит глухой стук трубки, которую положили на стол, затем – звук удаляющихся шагов. Наступает тишина. Ожидание кажется ему нескончаемым. Но вот трубку снимают – судя по всему, в другой части дома, – и он различает голос Катрин – слабый, похожий на свистящий шепот.
– Любимая, наконец-то!.. Простите, что звоню вам домой… Я так беспокоился…
– Мне нужно вас увидеть! – Катрин плачет, как ребенок Ей не разрешают выходить из дома? Она все рассказала мужу?
– Вы хотите, чтобы я приехал? Ваш муж… причинил вам боль?
– Нет, не он… Другой… Я должна вам рассказать… Мне так тяжело… Мне нужна ваша помощь.
– Когда мы сможем увидеться? И где?
– Я сейчас к вам приеду. Прошу вас, дождитесь меня.
– Хорошо, я жду. Я не пойду на работу, Катрин! Я люблю вас!
– Тс-с! Я тоже вас люблю.
Ксавье Бизо доволен. Его первая месть удалась на славу, равно как и первый настоящий оргазм. Как приятно было видеть ее такой – напуганной, униженной, ждущей, как проститутка, заслуженного наказания. Правда, в какой-то момент он чуть было все не испортил: если бы она тогда не закрыла дверь на ключ, он бы ее изнасиловал. Не то чтобы это его смущало, но ему не хочется быть узнанным. Пока. В следующий раз он возьмет с собой маску. Сейчас же нужно просто выждать, пока она оправится от потрясения.
Именно я отвезла Мадам к ее любовнику. Я в любом случае сделала бы для нее все что угодно, поэтому какая разница?.. Самое удивительное, что об этом меня попросили дети. Точнее, Тома Виржини стояла рядом с ним. Он сказал: «Анриетта, проводи, пожалуйста, маму, она слишком слаба, чтобы идти туда одна». Я в изумлении уставилась на него, подумав, что я, наверное, ослышалась. Но он отвернулся. Потом добавил, по-прежнему не глядя на меня: «И обязательно подожди ее… Если понадобится, целый день. Будь поблизости. Не беспокойся, папа ни о чем не узнает».
– А как же ужин? – только и спросила я.
– Я приготовлю, – ответила Виржини. Она хмурила брови, но, казалось, была во всем согласна с братом.
– Папе давно пора перестать вести себя так, словно его ничто не касается!
Я впервые слышала, чтобы Тома говорил о Месье таким жестким тоном. Словно тот его чем-то обидел.
Значит, дети все-таки узнали о том, что у матери есть любовник Что же, это, наверное, к лучшему. Значит, не я одна буду ее спасать. Тем более что я даже толком не знаю, от чего именно ее нужно спасать.
Катрин рассказала обо всем Оливье. Они плачут, сидя в тишине комнаты и крепко прижавшись друг к другу. Катрин страдает оттого, что стыдится своей реакции, к тому же ей очень страшно. Ей так хочется любить Оливье спокойной любовью, как прежде… Оливье страдает оттого, что боится. Боится этого психопата, боится за жизнь Катрин. Он только сейчас осознал, что душевное равновесие этой женщины, хрупкость которой поразила его с самого начала, держится буквально на волоске. Если за этот волосок потянуть слишком сильно, он порвется. И тогда даже волшебнику не спасти ее. Он думает о Тома и Виржини, о которых Катрин ему иногда рассказывает, думает о своей матери. Он бы не перенес, если бы с его матерью что-нибудь случилось. Он любит свою мать и Катрин с одинаковой страстью, так что даже не знает, кто он в большей степени – сын или любовник Он чувствует себя ребенком.
В этот раз они не занимались любовью. Оливье снова и снова просит Катрин описать ему ту гостиницу и комнату. И они снова и снова переживают во всех подробностях этот кошмар, ставший теперь их общим воспоминанием… Оливье кажется, что он тоже сидел на той кровати с покрывалом в розово-голубых цветочках в тон ширме… Ему тоже было холодно, и он, как она, встал, чтобы закрыть дверь на ключ, боясь, что его изнасилуют или сфотографируют… Дожидаться неведомой угрозы в незнакомой пустой комнате, лежа полуголой на кровати – разве это не унизительнее, чем подчиняться требованиям незнакомца?
Он чувствует, что Катрин смертельно оскорблена тем, что ей пришлось раздеться и ждать, замирая от страха, этого незнакомца, который так и не пришел. Оливье смотрит на нее с нежностью и состраданием. И это она, которая всего пару месяцев назад была такой надменной! Не слишком ли высокую цену ей приходится платить за наслаждение? Их любовь словно проклята. А сами они как любовники из романа! В глубине души Оливье уже почти смирился с позором. На него накатывает меланхолия, знакомая всем романтическим героям. Как приятно иногда страдать вдвоем… Обессилев от печали, Катрин и Оливье впервые засыпают в объятиях друг друга с одинаковым предчувствием того, что их любовь не выдержит этого мучительного испытания.
