Колин Маккалоу - Поющие в терновнике
– Я все-таки не понимаю.
– У мамы с папой было шестеро сыновей да еще я. Через год родилось еще двое сыновей. Чего надо было ждать? Будут десятки детей, полсотни внуков? А теперь смотрите. Хэл и Стюарт умерли, остальные мои братья, видно, жениться не намерены, и вот я – единственная, кто не вправе передать по наследству нашу фамилию, – одна могу дать Дрохеде наследников. Но всевышним богам и этого мало. У меня сын и дочь. Можно ждать хоть нескольких внуков. Как бы не так! Мой сын становится священником, а дочь при ее профессии весь век проживет старой девой. И опять Дрохеда остается ни с чем.
– Не вижу, что тут удивительного, – сказала Энн. – В конце концов, чего можно ждать от ваших братьев? Торчат безвылазно на выгонах, пугливы, точно кенгуру, никогда не встречаются с девушками, на которых им бы можно жениться. А Джимса с Пэтси еще и война пришибла. Можете вы себе представить, чтобы Джимс женился, раз он знает, что для Пэтси это исключено? Слишком они привязаны друг к другу. Да и работа на земле тоже делает мужчин бесполыми, чуть не все силы отнимает, а их всего-то не так уж много. В самом прямом, чисто физическом смысле. Вы никогда об этом не задумывались, Мэгги? Грубо говоря, ваше семейство не создано для бурной сексуальной жизни. И к Дэну и Джастине тоже это относится. Я хочу сказать, иные люди только и знают, что за этим гоняются, как блудливые коты, а у вас в роду ничего такого нет. Впрочем, Джастина еще может выйти замуж. Похоже, она необыкновенно привязана к этому немцу, к Лиону.
– Вот именно, вы попали в самую точку. – Мэгги не принимала никаких утешений. – Она необыкновенно к нему привязана. И не более того. В конце концов, они знакомы уже семь лет. Если б она собиралась за него замуж, они бы уже давным-давно поженились.
– Вы думаете? Я неплохо знаю Джастину. – Энн говорила чистую правду, в Дрохеде никто, в том числе и Фиа с Мэгги, не понимал Джастину так, как она. – Я думаю, она отчаянно боится полюбить той любовью, какую влечет за собой замужество, и, признаться, я восхищаюсь этим Лионом. Он, видно, прекрасно ее раскусил. Нет, я не могу сказать наверняка, что он в нее влюблен, но уж если влюблен, у него хватает ума ждать, пока она дозреет для решительного шага. – Энн наклонилась в кресле, забытая книга упала на кафельный пол веранды. – Слышите, слышите эту птицу? Как хорошо, по-моему, соловью и то до нее далеко… – И, помедлив, высказала наконец то, что уже многие недели было у нее на душе: – Мэгги, почему бы вам не поехать в Рим? Вам бы надо быть там, когда Дэн примет сан.
– Я в Рим не поеду! – сквозь зубы ответила Мэгги. – Я никогда больше никуда не двинусь из Дрохеды.
– Ну что вы, Мэгги! Дэн так огорчится! Пожалуйста, поезжайте! Если вы не поедете, там не будет ни одной женщины из Дрохеды, вы одна еще молоды и можете лететь. Поверьте, если бы я, старая развалина, могла надеяться, что выдержу такое путешествие, я бы уж была в этом самолете.
– Отправиться в Рим и смотреть, как празднует победу Ральф де Брикассар? Да я скорее умру!
– Мэгги, Мэгги! Конечно, вы разочарованы, но зачем же отводить душу на нем и на родном сыне? Вы же однажды признали, что сами во всем виноваты. Так смирите свою гордыню и поезжайте в Рим, сделайте милость.
– Дело не в гордыне. – Мэгги вздрогнула. – Ох, Энн, мне страшно ехать! Я не верю, что это неизбежно, не могу поверить. Как подумаю, мороз по коже.
– А если, приняв сан, он не сможет приехать домой, об этом вы не подумали? Это вам в голову не приходило? У священника не будет таких долгих каникул, как у семинариста, и если он решит остаться в Риме, придется вам самой туда ездить, не то вы совсем его не увидите. Поезжайте в Рим, Мэгги!
– Не могу. Знали бы вы, как мне страшно! Дело не в гордыне и не в том, что Ральф взял надо мной верх и прочее, – это все отговорки, это я выдумываю, чтоб ко мне не приставали с вопросами. Бог свидетель, я так по ним обоим стосковалась, на коленях поползла бы поглядеть на них, да только ни минуты не верю, что я-то им нужна. Нет, Дэн рад будет меня видеть, а вот Ральф? Он и думать забыл, что я существую на свете. Говорю вам, мне страшно. Всем нутром чувствую: если я поеду в Рим, случится несчастье. Потому и не еду.
– Да что может случиться, скажите на милость?
– Не знаю. Если б я знала, было бы с чем бороться. А тут просто ощущение – как побороть ощущение? Ничего другого. Предчувствие. Словно бессмертные боги собираются мне отплатить.
Энн засмеялась:
– Бросьте, Мэгги! Вы прямо как настоящая старуха!
– Не могу я, не могу! И я и есть старуха.
– Глупости, вы еще моложавая женщина в расцвете лет. И достаточно молоды, чтобы прокатиться в самолете.
– Ох, отвяжитесь вы от меня! – свирепо огрызнулась Мэгги и снова уткнулась в книгу.
Бывают случаи, когда Рим заполняет толпа, привлеченная совсем особой целью. Не туристы, не любопытные зеваки, что по нынешним реликвиям пытаются представить себе величие былых времен, и не перелетные птицы, наскоро осматривающие Рим в свободный час, проездом из какого-нибудь пункта А в пункт Б. Нет, эту массу людей объединяет некое общее чувство; они преисполнены гордости, они приезжают, чтобы увидеть своими глазами, как в величественной римской базилике – самом чтимом храме на свете – их сын, племянник или иной родич будет торжественно посвящен в духовный сан. Эти приезжие останавливаются кто в скромных пансионах, кто в роскошных отелях, кто у родных или друзей. Но все они заодно, в мире друг с другом и с целым светом. Как оно и подобает, они осматривают все подряд: вот Ватиканский музей и под конец, как награда за долготерпение, Сикстинская капелла, вот Форум, Колизей, Аппиева дорога, лестница на площади Испании, алчный фонтан Треви, son et lumiere[17]. Все это заполняет время в ожидании заветного дня. Этим людям даруется особая милость – аудиенция у самого папы, Рим щедр и ничего для них не жалеет.
На этот раз в отличие от всех прошлых лет Дэн не встречал сестру на вокзале: в уединении он готовился к предстоящему. Вместо него по затоптанному перрону, точно какой-то большой зверь, рыскал Лион Мёрлинг Хартгейм. Он не поцеловал Джастину при встрече – он никогда этого не делал, – только обнял за плечи и крепко сжал.
– Вот медведь, – сказала Джастина.
– Медведь?
– Раньше, когда мы только познакомились, я думала, вы – какое-то недостающее звено в истории происхождения человека, но потом решила, что вы ближе не к горилле, а к медведю. Горилла – нелестное сравнение.
– А медведь – лестное?
– Ну, пожалуй, медведь тоже кого угодно в два счета прикончит, но все-таки он поласковей. – Она взяла Лиона под руку и легко примерилась к его шагу, они были почти одного роста. – Как Дэн? Видели вы его, прежде чем он укрылся в уединении? Я чуть не убила Клайда, он меня раньше никак не отпускал.
