Сара Мэйсон - Обман, или Охота на мачо
— Да, спасибо, все хорошо. Лучше, чем всегда.
В какой-то момент мне хочется выкрикнуть: «Скорее, посмотрите туда!» и броситься наутек, но я продолжаю стоять, сгорая от стыда.
— Вы, наверное, еще долго будете смеяться над этим случаем!
Правда? Может быть, мы просто слегка улыбнемся друг другу и сменим тему? Однако я отвечаю неестественно громким голосом:
— Да! Я в этом уверена.
Джеймс Сэбин стоит, чуть ли не открыв рот. Дабы показать, что с моей стороны разговор окончен, я достаю блокнот, открываю его, слюнявлю карандаш (хотя обычно я никогда этого не делаю) и жду. Они продолжают пялиться, а у меня в голове крутятся слова, что, мол, мне очень жаль, ребята, но цирк закончен. Детектив отводит-таки от меня глаза и снова поворачивается к доктору. По-моему, он уже почти забыл, зачем мы пришли.
— Так, ну хорошо, — задумчиво произносит он. — На чем, значит, мы остановились? Итак, доктор. Что вы можете рассказать по поводу кражи?
Ну, поехали! Теперь блокнот достает Джеймс Сэбин. Первым делом доктор показывает нам шкаф, из которого были украдены лекарства. Мы не замечаем никаких следов взлома. Джеймс спрашивает:
— Этот шкаф был заперт?
— Абсолютно точно. Мы строго следим за этим. Во всем крыле только у четырех сотрудников, включая меня, есть ключи.
— Что именно было украдено?
Доктор зачитывает нам список из многосложных названий лекарств. Детектив Сэбин, в отличие от меня, записывает каждое из них. Он задает вопрос:
— Эти лекарства дорогие?
— Некоторые — да, но не все.
— Вы или кто-то другой может сказать, когда шкаф последний раз закрывали?
— Ну, все другие работники, у которых есть ключи, были здесь вчера, но пропажу мы обнаружили только сегодня утром.
— Как часто шкаф открывали? Например, вчера, когда было много посетителей.
— Примерно каждый час; иногда чаще, иногда реже.
— Вы сами подозреваете кого-нибудь?
— Я — нет, но вам стоит спросить у остальных работников отделения.
— Я полагаю, что один из тех, у кого есть ключи, мог случайно оставить шкаф открытым, а вор просто незаметно вошел и взял лекарства. Вы доверяете персоналу больницы, доктор?
— Безоговорочно.
— То есть вы не думаете, что кто-то из них взял лекарства сам или нарочно оставил шкаф открытым?
— Определенно нет.
— Я пошлю полицейских, чтобы они опросили тех, у кого были ключи, и, возможно, провели общий опрос всего отделения, а также и больницы в целом, чтобы узнать, не видел ли кто-либо нечто подозрительное.
Я перестаю писать и получаю возможность полюбоваться на красавца доктора. Тот растерянно проводит рукой по своим коротким черным волосам. Я ловлю себя на мысли, что хотела бы иметь такие волосы. Поражаюсь сама себе, поражаюсь тому, насколько далеко может зайти мое порнографическое воображение. «Но он такой хорошенький», — мечтательно думаю я. Действительно, красивый. Поток моих мыслей нарушает голос:
— Мисс Колшеннон! Эй!
Это выводит меня из сладострастных размышлений. Я поворачиваюсь к Джеймсу Сэбину:
— Да?
— Мы уходим.
— А, хорошо.
Поспешно беру свою сумку и стою, виновато краснея. Бедняжка, за последнее время у меня было слишком много потрясений.
— Я провожу вас, — говорит доктор Кирпатрик.
Мужчины направляются к двойной двери, а затем доктор немного отстает, чтобы поравняться со мной.
— Так, значит, вы работаете в полиции?
— Нет, вообще-то я репортер. Я прикреплена к детективу, для того чтобы вести шестинедельный «Дневник» для газеты.
— Первый раз о таком слышу.
— Да, это новинка. Сегодня мой первый день.
— На какую газету вы работаете?
— На «Бристоль газетт».
— Я ее читаю.
Дальше мы идем молча, и мой мозг судорожно подыскивает тему для разговора. Пауза затягивается. Наконец я говорю:
— Значит, вы доктор?
Отличный ход, Холли. Разговорное харакири.
— Говорят, что да, — он улыбается и прищуривается.
Наверное, он часто улыбается. Я ищу другую тему и с радостью выкапываю ее из глубин своего сознания:
— Вы помногу часов в день работаете?
— Да, работаю я много, а вот платят мне мало. Зато я часто встречаю приятных людей.
Он сверкнул на меня глазами, и сердце мое замерло. Находясь в некотором эмоциональном беспорядке, я едва не спотыкаюсь об инвалидную коляску и несколько пар костылей, оставленных кем-то у стены в коридоре.
Когда мы доходим до главного входа в больницу, доктор Кирпатрик сперва пожимает руку Джеймсу Сэбину, а затем мне.
— Рад был видеть вас, Холли. Снова. Я имею в виду, не по профессиональному поводу.
Мы с Джеймсом Сэбином идем к машине.
— Прошлая неделя была не из лучших, я правильно понял? — спрашивает он.
— Я в порядке, даже лучше, чем обычно. Просто мне немного не повезло.
Я глупо улыбаюсь, вспоминая доктора Кирпатрика.
— Потрясающе, — бормочет он.
Мы удаляемся от больницы, и я спрашиваю:
— Так что вы думаете?
— Я отправлю полицейских опросить персонал. Должно быть, кто-то из них причастен к делу. Хочу просмотреть ваши записи, прежде чем они попадут в газету. Я не хочу, чтобы дело было испорчено.
— Вы мне уже достаточно понятно все объяснили.
— Ну, вы же знаете репортеров. Человек говорит одно, а им слышится совершенно другое.
По пути в полицию мы останавливаемся у закусочной, чтобы выпить кофе. Джеймс Сэбин неохотно спрашивает, взять ли мне. Я соглашаюсь. Он заходит в кафе, а я сижу в машине и жду его. Работает рация. Она как будто разговаривает со мной. Я думаю о том пункте нашего договора, где мне запрещается вести с кем-либо разговоры касательно работы. Но ведь Зеленые Глазки могут на меня разозлиться, если мы что-нибудь упустим.
Рация продолжает говорить.
В качестве эксперимента я нажимаю кнопку и говорю:
— Привет.
— Это семнадцатый? — сквозь помехи спрашивает голос.
— Э… возможно.
— Вы репортер, да?
Каждая реплика сопровождается большой паузой.
— Да, это я!
— Где семнадцатый?
— Э… ушел за кофе.
— Передайте семнадцатому, что у нас код «пять» на двенадцатой Хэнберри-роуд.
— Да, скажу, э… десять четыре, — отвечаю я, подражая героям детективов.
Мой первый диалог по рации! Я так взволнована! Джеймс Сэбин возвращается к машине и вручает мне дымящуюся чашку с долгожданным кофе. Я беру чашку и говорю:
— Нас вызывали по рации!
— Вызывали не нас, а меня. И что вы ответили? Вам напомнить правило номер один? Не разговаривать. Ни с кем. И какого черта они вообще стали что-то говорить вам по рации? Это же секретные переговоры!
