Ники Пеллегрино - Итальянская свадьба
— А что, если он умрет? А что, если он уже умер и они забыли нам об этом сказать? — Адолората ударилась в панику.
Пьета молчала. В ее голове вертелась одна-единственная мысль.
Когда наконец отворилась дверь и вошел доктор, обе разом вскочили на ноги.
— С ним все в порядке, — быстро заверил он их. — Идемте, через минуту вы сможете его увидеть.
— Это был сердечный приступ? — спросила Адолората.
Доктор кивнул.
— Мы сделали несколько анализов крови и ЭКГ. Да, это был сердечный приступ.
— О господи, это моя вина. Я расстроила его так сильно, что едва не убила.
Доктор был добрый, с мягким, вкрадчивым голосом. Он усадил Адолорату и объяснил, что, хотя сердечный приступ и мог быть вызван сильным стрессом, в данном случае наиболее вероятная причина — закупорка одной из артерий. Ему сделают еще некоторые анализы, и не исключено, что придется прибегнуть к операции.
— А пока он будет принимать лекарства, чтобы улучшить кровообращение и предотвратить новый приступ. Ему придется остаться в больнице еще на несколько дней, а когда он выпишется, надо бы ему изменить образ жизни. — Он улыбнулся им обеим. — И конечно, поменьше стрессов.
— Пойди проведай его, Пьета. — Адолората с трудом сдерживала слезы. — Я только еще больше его огорчу. Будет лучше, если я посижу здесь и подожду маму.
Она помчалась по коридору, а Пьета попыталась настроиться на встречу с отцом — не энергичным и подвижным, как обычно, а лежащим на больничной койке, превратившимся в слабого беспомощного старика.
Когда она вошла в палату, его глаза были закрыты. Она тихонько присела рядом с ним на кровать, решив, что он спит.
— Катерина? — окликнул он хриплым голосом.
— Нет, папа, это я, Пьета. Мама едет сюда.
Он открыл глаза и попытался улыбнуться.
— Ты так похожа на маму. Вылитая мать, когда она была в твоем возрасте.
Она потянулась и сжала его руку в своих ладонях. Рука загрубела от многочисленных порезов кухонным ножом и ожогов у плиты.
— Как ты?
— Устал. Очень устал.
— Тогда поспи. Тебе надо как следует отдохнуть.
— А где Адолората?
— Она переживает, думает, это она во всем виновата.
— Мы поругались? — Он нахмурился, пытаясь что-нибудь припомнить.
— Думаю, да, но это сейчас неважно. — Пьета не хотела снова его расстраивать.
— Она сказала мне, что я властный, что я невыносимый, — медленно выговорил он охрипшим голосом.
— Но, папа…
— Она сказала, что собирается уйти из «Маленькой Италии» и открыть собственный ресторан.
— Я уверена, что она это сказала просто так.
Он крепко сжал ее руку.
— Я не хочу, чтобы моя дочь так плохо думала о своем отце.
— Тише-тише, не думай об этом сейчас. Лучше поспи.
— «Маленькая Италия» — это все, что я могу оставить Адолорате, а она говорит, что ей это не нужно. — Он был растерян и подавлен.
— Это была просто глупая ссора, и теперь это не важно. Важно, чтобы ты поскорее поправился.
Он попытался улыбнуться:
— Ты так похожа на свою мать.
Больше всего Пьету удивило то, с какой решимостью ее мать взяла ситуацию под контроль. Как только она увидела Беппи собственными глазами и поняла, что опасность миновала, страх и паника уступили место деловитости и решительности.
Она сказала Пьете, чтобы та ехала домой.
— Я останусь с отцом, посмотрю, удобно ли ему здесь. — Ее голос был спокоен и тверд. — Если хочешь, можешь заняться вышиванием. Только не сиди без дела. Займись чем-нибудь.
— А мне что делать? — спросила Адолората.
— А ты поезжай в ресторан и наведи там порядок. Это лучшее, что ты сейчас можешь сделать.
Пристыженная Адолората не стала спорить. Но Пьета не собиралась уезжать так быстро. И, только убедившись в том, что родителям она не нужна, что отец держит мать за руку и это придает ему сил, она потихоньку выскользнула из палаты.
Она попросила таксиста остановить машину у «Маленькой Италии», решив проверить, все ли нормально у Адолораты. День клонился к закату, и, за исключением нескольких посетителей, обеденный зал был пуст. На кухне царила неизменная суета, все готовились к наступающему вечеру, но Пьета заметила, что настроение у всех неважное. Никто не шутил, ни над кем не подтрунивал, не замечалось и привычной кухонной суматохи. Все сосредоточились на своих делах и старались не смотреть на Адолорату. Она сидела за конторкой, делая вид, что читает книгу заказов, и не замечая, как по лицу ее катятся слезы.
Увидев Пьету, она встревожилась:
— Что-то случилось?
— Ничего, с ними все в порядке. Я просто заехала, чтобы тебя проведать.
— Знаешь… — Адолората встала и вывела Пьету из кухни, ища укромный уголок. — Я до сих пор чувствую себя ужасно, но я справлюсь.
Они присели за угловой столик, и Федерико, убиравший корзиночки для хлеба и мельницы с перцем, пошел, чтобы принести им по чашечке кофе.
— Ты ведь на самом деле не собираешься уходить из «Маленькой Италии»? — спросила Пьета.
Адолората слегка смутилась:
— По правде сказать, я об этом думала. Иден считает, что я должна это сделать.
— Но почему?
— Здесь все принадлежит папе. И это всегда будет его ресторан, что бы я ни сделала. Я хочу начать собственное дело, проявить себя.
Пьете вспомнились слова отца.
— Но он создал этот ресторан буквально из ничего и превратил его в то, что он есть сейчас, исключительно для тебя. Он хочет, чтобы ресторан принадлежал тебе. Ты разобьешь ему сердце, Адолората. Ты не можешь уйти.
— Тебе легко говорить, тебе не приходится здесь работать и изо дня в день терпеть его придирки. — Адолората уронила голову на руки. — О господи, понятно, сейчас я никуда не уйду. Не сейчас, когда он болен и все такое, но я просто решила немного повременить с этой идеей, пока ему не станет лучше. Вполне вероятно, что я и свадьбу тоже отложу.
— Нет-нет, не делай этого. Папа не захочет. Адолората покачала головой:
— Все должно быть только так, как хочет папа, не так ли?
Она встала и вернулась на кухню.
Пьета за ней не пошла. Когда у Адолораты делалось плохое настроение, ей следовало побыть в одиночестве. Пьета решила побродить по рыночным рядам, чтобы отвлечься.
Обычно Пьета жила в таком напряженном ритме, что у нее практически не оставалось свободного времени. Потерянная, издерганная, она прошла мимо прилавков с дешевыми сумочками и поддельными духами, мимо забегаловок, пропахших жареной картошкой и жирными сосисками, мимо торговцев, на все лады расхваливавших чудодейственные чистящие средства, потом обратно через Хаттон-Гарден, мимо ювелирных лавок и наконец отправилась домой.
