Лина Дорош - Весло невесты
— Хорошо, я не буду чертить чертеж, — я сделала шаг назад, — я нарисую картину.
— Господи Иисусе, лучше бы ты писала стихи.
— Возможно-возможно, но эту красоту необходимо запечатлеть на холсте. Рифма, слово не смогут передать это, — я плавно обвела величественный промышленный пейзаж рукой, — с детальной точностью. Да и потом «Издалека долго течет река Волга…» уже написали.
— Я тебя сюда больше не приведу — учти.
— Не волнуйтесь! У меня фотографическая память — вечером сделаю наброски, чтобы не забыть детали, а за картину возьмусь позже.
— Картина будет называться «Последний взгляд Петровича».
— Почему?
— Потому что тогда потеряют смысл шлагбаумы и другие бешено дорогие системы охраны, а когда посчитают, сколько именно денег зря на них было потрачено, то я буду должен комбинату жизней пять-десять отработать бесплатно.
— Почему?
— Потому что тебя сюда привел, Львовна, и дай мне честное слово, что никакую картину ты писать не будешь. Что единственным материальным носителем этого пейзажа будет твой мозг!
— Так бы и сказали, что сюда никому нельзя, что всё здесь секретно, — я показала рукой на завод.
— А то ты не поняла, — Петрович качал головой.
— Но если я проговорюсь во сне — я не виновата.
— Чего?
— Поехали, говорю, отсюда, а то я еще и посчитаю: сколько рабочих, вагонов, сортиров и т. д.
— А как ты сортиры собралась считать?
— А вон, видите, вместо окна зеленые непрозрачные стеклышки, причем достаточно высоко над полом?
— Вижу, и что?
— Спорим, что это — сортир?
Петрович внимательно посмотрел на «окно», потом поводил глазами по другим зданиям.
— А что может дать информация о количестве сортиров?
Я посмотрела на Петровича взглядом, полным чувства превосходства дури над разумом.
— Статистика! И потом, если на комбинате работают люди, то, зная количество и расположение сортиров, можно организовать диверсию века, — договаривала я уже почти шепотом.
— Дури над разумом говоришь? — Петрович улыбался. — А ведь права! Кругом права. Давай отвезу тебя в город.
— Между прочим, про дурь я только подумала.
— Не отпирайся — глазами сказала, — Петрович щурился, — у меня это профессиональное — по глазам читать. Сама понимаешь: мужики в цехе в риторике не мастера, так что приходится в глазах информацию добирать.
По дороге обсуждали дальнейшие планы. Получалось, что хотя Петрович и старший мастер, но на работу ему показаться надо. Договорились: он отработает до пяти, и мы продолжим разрабатывать операцию «Ремонт». Время встречи –18.00.
— Петр Петрович, форма одежды?
— Парадная, естественно, — он посмотрел на мою прическу, — и волосы уложи, как положено, а не как тебе нравится.
— Укладку можно будет сделать через месяц или полтора — не раньше. Так что — «сори».
— Тогда прическу можешь заменить конфетами. Тебя домой отвезти?
— Нет, мне надо в Центр ремесел.
— Ты обещала — не рисовать!
— И не буду — я хочу сувениров купить в новый интерьер.
— Не стоит ждать от Центра ремесел того же, что привыкла получать от своего «Красного куба», — Петрович явно выбирал слова.
— Не волнуйтесь, Вы же видели мою дебильную чашку и видите мою прическу — мне не нужен «Красный куб». Сейчас.
Петрович не стал продолжать эту тему, а просто сказал:
— Вот Центр ремесел.
— Спасибо и до вечера.
Центр ремесел в Шмелеве сильно отличался от Центра Жоржа Помпиду в Париже. В чью пользу, уточнять не будем, просто скажем, что Центр ремесел в Шмелеве — это метров тридцать квадратных, заваленных произведениями народного творчества. Произведений было много. Умельцев в Шмелеве столько не найти, чтобы они наделали такое количество произведений. Поэтому здесь были представлены самые разные народы России, а также ближнего и дальнего зарубежья. Коллекция произведений дальних народов была очень скромной, но была. Одно чилийское пончо и странный «предмет культа Инков» — так было написано на ярлыке. Множество изделий из бересты, поделки из янтаря и кости, были даже уральские самоцветы и минералы. Без счета здесь обитало вязаных варежек и носков.
Стеллажи быстро закончились. Или я прошла их очень быстро — не до медленной роскоши мне было. Остановилась возле произведений из глины. Поняв, что сейчас начну совершать покупки, которые требуют упаковки, огляделась по сторонам. В зале никого. У входа сидел охранник, но у него не было кассового аппарата, значит, он не продает полиэтиленовые пакеты. Мысли, что он может их выдавать бесплатно, у меня не возникло, потому как особых проявлений фирменного стиля в пространстве Центра не наблюдалось, соответственно, что продвигать с помощью бесплатных пакетов?
А пакет был нужен, потому что два рыжей глины предмета: кувшин и блюдо — их трудно нести в руках. В кувшине можно хранить воду, а в блюде должны плавать свечи. Еще я увидела циновку, на которой можно спать. И матрасик, сшитый из лоскутков, который циновку не только украсит, но и удобней для сна сделает. Я загибала пальцы, чтобы не забыть ни одного предмета до того момента, когда я раздобуду какую-нибудь авоську. Было очевидно, что помощи ждать неоткуда. И я решила дать глазам свободу, чтобы они сами нашли решение. И взгляд упал на туесочки из бересты, начал опускаться и остановился на корзине. Отличная корзина — большая, с ней хорошо пойти по грибы или по ягоды. Кому пойти — не важно, но совершенно точно, что с такой корзиной — это хорошо и красиво. А дома можно в ней хранить лук. Репчатый лук, чтобы был вперемежку белый и синий — это тоже очень красиво. И еще в ней очень удобно будет нести домой кувшин, блюдо, циновку и матрасик. Циновка с матрасиком будут свешиваться, но это не страшно. Я сложила всё в корзину и почему-то еще раз посмотрела на варежки. Летом они кажутся такими далекими от жизни. Каждое лето невозможно представить, что руки могут мерзнуть. И мерзнуть сильно. Каждую зиму руки мерзнут, и каждое лето это невозможно себе представить.
— Пледом интересуетесь?
Голос прозвучал так неожиданно, что я вздрогнула.
— Как Вы меня напугали, — вибрация внутри не унималась.
— Извините, я не хотела Вам мешать, а тут вижу — вроде бы помощь нужна.
— Извините, я не поняла, что Вы спросили.
— Про плед. Не по его ли поводу задумались?
— Какой плед?
Женщина взмахнула руками, она их не поднимала, а именно взмахивала ими как крыльями, потому что рук у нее видно не было. На плечах лежал огромный расписной платок, который скрывал руки. Любое движение превращалось во взмах «крыльев». На шее и на груди она носила невообразимое количество бус разной формы и величины. Видимо, ее шею тоже использовали в качестве выставочной площади. Так вот, она взмахнула «крыльями» и достала из-под варежек вязаное чудо — шерстяной плед ручной вязки в красно-серых тонах.
