Яков Шехтер - Каббала и бесы
Обнаружить это было легче легкого. Я пролистал все гроссбухи на пятьдесят лет вперед и нигде не обнаружил записи о возврате долга португальцу. Значит, мы остались должны. Но сколько сегодня придется заплатить мне, прямому наследнику должника, если удастся отыскать потомков богача?
Перечитав условия, я ужаснулся. За минувшие столетия сравнительно небольшая сумма превратилась в целое состояние. Ее возврат не разорит наш торговый дом, но сильно пошатнет его устойчивость. Да и кому возвращать, где отыскать наследников португальского богатея? Сколько лет прошло, сколько войн пронеслось над Португалией!
Эти мысли не оставляли меня до вечера. Укладываясь в постель, я точно знал, что предок уже поджидает меня за смутной границей сна. И не ошибся! Вид его был суров: брови насуплены, кожа над переносицей собралась в морщины.
– И ты еще медлишь? – вскричал он, завидев меня. – Ты раздумываешь? Немедленно просыпайся и рассылай посланцев во все концы Португалии!
– Может быть, – робко попросил я, – стоит подождать до рассвета. Нехорошо будить людей в столь неурочное время.
– Корабль на Лиссабон отплывет из Гаваны в шесть часов утра. Следующий придет только через месяц. И, кроме того, – он слегка смягчил голос и посмотрел на меня с нескрываемой гордостью, – ты должен был умереть этой ночью. Твоя проницательность отсрочила приговор: тебе подарили полгода. Если долг не будет возвращен, приговор вступит в силу, и всё пойдет по заведенному кругу. Другой мой потомок, способный разгадать тайну, родится только через тридцать шесть лет.
Так я и поступил. Все дела, в том числе и свадьбу дочери, я отложил до завершения вопроса. Спустя три месяца посланцы вернулись. Трое – с пустыми руками, двое – с обрывками сведений, а один – с радостной вестью: потомки давно разорившихся португальских богачей двадцать лет назад переселились на Кубу.
Дальнейшие поиски не составили трудов, и, к своему величайшему изумлению, я узнал, что один из женихов моей дочери – сын португальских прозелитов – и есть тот, кому необходимо вручить долг.
В первый же день после свадьбы я отвел зятя в свой кабинет и без лишних слов вручил ему сумму, в точности соответствующую величине долга. Молодой муж, удивленный и обрадованный столь щедрым приданым, не знал, как благодарить, а я помалкивал, не желая до поры до времени придавать гласности эту удивительную историю.
Предка своего я больше не видел, очевидно, мои действия оказались правильными, и порукой тому тот преклонный возраст, до которого я дожил благодаря помощи Всевышнего.
Воздух Кубы напоен суевериями, возможно, виной тому сама почва, пропитанная тысячелетним идолопоклонством туземных племен. Даже в еврейской среде постоянно крутятся нелепые россказни о духах, нечистой силе, бесах, демонах и прочей ерунде. Поэтому я так и не решился обнародовать событие, о котором рассказываю вам, спустя столько лет.
Жернова моей мельницы затихают, Всевышний благословил меня, словно Авраама,[69] отца нашего, доброй старостью, и близок день, когда я предстану перед Судом праведным. Будущее меня страшит, беспрестанные сомнения терзают мою душу: был ли я достаточно усерден в изучении Закона и выполнении заповедей? Прошу вас, молитесь о моей доле в будущем мире, потому что Б-г благосклонен к вашим молитвам.
Ваш друг, преданный вам душой и сердцем, в слезах пишущий эти строки».
Акива захлопнул тетрадь. Несколько секунд в комнате висело молчание, затем реб Вульф прокашлялся и негромко объявил:
– Чувство реальности подсказывает мне, что наступило время молитвы.
Все шумно поднялись, затопали и столпились у дверей, учтиво пропуская друг друга.
В главном зале уже включили верхний свет. Огромная люстра сверкала и переливалась тысячами острых, перламутровых лучиков. И так хорошо, так радостно было открывать книгу, привычно отыскивая нужную страницу, громко отвечать «Омейн», низко кланяться, ощущая всем телом свое живое, крепкое присутствие на благословенной и доброй земле, что молитву того вечера тотчас подхватили ангелы и немедленно вплели в сияющую корону Всевышнего.
РОШ РИМОН[70]
– Подведем итоги, – реб Вульф, захлопнул книгу и посмотрел на собеседников. По традиции, заведенной еще покойным раввином, заседания совета синагоги всегда заканчивались изучением нескольких абзацев Талмуда.
– Соединять, соединять надо, – говаривал покойный раввин. Он имел в виду святое и будничное. Но раввин умер, и теперь реб Вульфу, бессменному старосте совета, приходилось, помимо финансовых отчетов, квитанций и прочей деловой канцелярии, готовить к заседанию еще и страницу Талмуда. Совсем непростой и весьма трудоемкий процесс.
За окном качался февральский дождь, ночь наступила рано, словно подгоняемая порывами холодного ветра. Членам совета не хотелось выходить из нагретого зала заседаний и, удерживая выворачиваемые ветром зонтики, пробираться домой через бурные потоки. Сливная канализация Реховота не была приспособлена к проливным дождям, ведь восемь месяцев в году над городом сияло неумолимое солнце, а в оставшиеся четыре иногда шел мелкий дождичек. Такие ливни, как сегодня, случались нечасто, и переделывать ради них всю систему не имело смысла. Экономически отцы города были правы, но в этот ненастный вечер их правота плохо утешала членов совета.
– Итак, – повторил реб Вульф, – в ктубе, брачном контракте, однозначно указано, что девственнице в случае развода полагается двести золотых, а недевственнице – сто. Жених был уверен, что его невеста – невинна, но когда после свадьбы выяснилось, что его ожидания оказались чрезмерными, решил развестись.
Супруги пришли в суд. Что говорит муж?
«Брачный контракт ошибочен! Я-то предполагал, что женюсь на девушке, а оно вон как оказалось. Как и когда она потеряла невинность, меня не касается. Будем считать, что ее изнасиловали до обручения со мной. Я не хочу жить с этой женщиной, даю ей развод и плачу сто золотых».
– Почему изнасиловали? – реб Вульф остановился и посмотрел на членов совета.
– Потому, – тут же ответил Нисим, – что если она это сделала по своей воле, то ей полагается жестокое наказание.
– Правильно, – согласился реб Вульф. – А что же говорит жена?
«Да, меня действительно изнасиловали, но уже после обручения. Замуж-то я выходила девственницей, и мне полагается двести золотых».
Кто из них прав?
– Мерзость! – сморщился Нисим. – Как это не похоже на людей Ренессанса. У них любовь была возвышающим душу чувством, святой страстью, а тут какая-то мелочная сделка.
– Оставь Ренессанс, – поморщился реб Вульф. – То, что у них называлось возвышающей душу страстью, у нас зовется подлейшим грехом. Скажи лучше, кто прав в споре.
