Джастин Валенти - Любовники
Николь знала, что ей будет очень нелегко, но все оказалось еще сложнее.
– Понимаешь, Эдвард, на самом деле мы с тобой были просто хорошими друзьями, честными и искренними, не более того…
– Чушь собачья! – просипел он сквозь плотно сжатые зубы. – Ты не связалась бы с этим сопляком только потому, что мы с тобой не более чем друзья. Ты просто стесняешься сказать, что этот юный жеребец трахает тебя лучше, чем я.
Николь попятилась назад, дрожащей рукой поставила на стол пустой стакан и впервые посмотрела ему в глаза.
– Все не так просто, Эдвард. Мне всегда не хватало понимания, простого человеческого сочувствия и даже нормального отношения к моему творчеству…
Эдвард грозно двинулся к жене и повис над ней в монументальной позе крайнего негодования.
– Ах ты сучка! Это я-то не понимал тебя? Не сочувствовал? В течение всех восемнадцати лет ты жила здесь как королева, ни о чем не заботясь! Все эти годы ты работала в студии, которую я купил за свои деньги! А кто открыл тебя? Пол? Кто проталкивал все твои работы? Пол? Да как ты посмела сказать такое!
– Я не говорила, что ты не помогал мне, – испуганно пролепетала она. Никогда еще Николь не видела мужа таким разъяренным. – Я имела в виду, что ты никогда по-настоящему не понимал меня. Обращался со мной как с ребенком…
– Потому что ты даже сейчас ведешь себя как ребенок. Я любил тебя все эти годы и готов был на руках носить, а ты хочешь все бросить и уйти.
– О Эдвард! – разрыдалась Николь. – Мне очень жаль, прости меня!
Он резко повернулся и пошел к бару, чтобы снова наполнить стаканы джином с содовой. Она видела, что руки его дрожат, а лицо стало мертвенно-бледным. Осушив содержимое своего стакана, Эдвард немного успокоился и пристально посмотрел на жену.
– Ты и впредь собираешься жить с этим… с Полом в студии?
– Ну, вероятно, какое-то время, – облегченно вздохнула Николь. – По крайней мере до тех пор, пока мы не найдем что-нибудь подходящее. Дело в том, что я даже не представляю, какая часть нашего имущества принадлежит лично мне. Если бы ты подсказал мне, сколько я заработала за последние годы…
– Всеми финансовыми делами ведает наш бухгалтер, но не думай, что это приличная сумма. Ты продаешь единичные вещи, а содержание этого дома стоит нам порой более трех четвертей миллиона в год. Кстати, твой юнец знает, что берет тебя без банковского счета?
Николь отнеслась к подобному заявлению довольно спокойно: она знала, что у нее не много денег. Впрочем, это уже не так драматично, как объяснение с мужем и страдание, что застыло в его глазах.
– Я не рассчитываю на весь дом, Эдвард, мне нужно только то, что я заработала сама.
– Да, конечно, – ехидно заметил тот, наливая себе третий стакан мартини с джином.
– Эдвард, поверь, я действительно обожаю тебя…
Благодарю покорнейше, – продолжал паясничать ее муж, заливая горе крепким коктейлем. – Мне это здорово поможет в пустой постели! – Он посмотрел на жену взглядом, в котором смешалось все – досада, гнев, ненависть и остатки любви. – Этот парень слишком молод для тебя. Неужели ты не понимаешь, что будешь выглядеть смешной рядом с ним?
– Возможно, но сам ты никогда не считал, что я слишком молода для тебя, – беззлобно парировала Николь.
– Это вовсе не одно и то же. – Эдвард наклонился вперед и задумался. – У тебя что, менопауза или что-то в этом роде?
– Боже мой! – брезгливо поморщилась Николь. – Эдвард, не надо делать вид, что речь идет о каком-то дешевом романе. Нас с Полом связывает настолько глубокое чувство, что его нельзя измерить временными категориями. Это, если хочешь знать, некое родство душ…
– И тел! – почти истерично гаркнул Эдвард и опустошил стакан. – Не держи меня за сосунка. Вряд ли я поверю в то, что между вами существует платоническая дружба. Он трахает тебя, и в этом разгадка всех твоих тайн. Ну ладно, скажи мне, пожалуйста, что он делает как надо, а я нет? – Эдвард ненавидел себя за подобный вопрос, но ничего не мог с собой поделать. Алкоголь развязал ему язык. Одна мысль о том, что этот сопливый юнец удовлетворяет ее лучше, чем он, старый и опытный мужчина, от которого без ума десятки юных и весьма симпатичных особ, а женщины более зрелого возраста просто визжат от восторга, приводила его в ярость.
Николь попробовала ответить как можно мягче.
– Секс – лишь небольшая часть наших взаимоотношений, – осторожно начала она. – Пол любит меня по совершенно другой причине – он видит всю значимость моей работы, ценит мой талант, а ты только цепляешь ценники на мои произведения и удачно продаешь их.
– Этот мальчишка гроша ломаного не стоит! Он ни черта не знает о том, как делаются дела. Все, что он умеет, так это дуть в свою дудку; всю грязную работу за него исполняет его экзальтированная мамаша. Впрочем, и ты не исключение. И вообще, все вы, художники, думаете, что весь мир вертится вокруг вас самих и вашего пресловутого таланта. Вы кажетесь себе темпераментными, утонченными, носителями некой высшей тайны, священного обряда, а на самом деле преподносите обывателю куски не обработанного как следует металла, камня, дерева или какую-то никчемную мазню на холсте. Правильно, за вас все делают специалисты – коллекционеры, оценщики и дилеры, которых вы презираете за материализм и продажность. Да если бы не мы, вы все влачили бы жалкое существование, ютясь в тесных и грязных подвалах или под скатами крыш!
Это был давно известный и практически неоспоримый аргумент, но Николь обрадовалась, что дело принимает такой оборот. Значит, ее муж пришел в норму и теперь с ним можно разговаривать. Кроме того, это еще раз доказывало, что у них с Эдвардом мало общего, что само по себе облегчало ее задачу.
– Кстати, Пенсильванская академия изящных искусств, – продолжал не без злорадства Эдвард, – попросила прислать ей одну из твоих последних работ. Я отослал им кое-что…
– Что? Что именно ты отослал? Эдвард, ты не имеешь никакого права вторгаться в мою мастерскую!
Эдвард саркастически ухмыльнулся:
– Ты только посмотри, насколько все это абсурдно! Ты связалась с каким-то юнцом и хочешь, чтобы я воспринял это как должное. А я тем временем отослал на выставку твою работу, чтобы ты могла получить деньги. Вот давай и поговорим о том, кто кому больше должен.
– По сути, все это свидетельствует об одном и том же: ты не привык считаться со мной. – Николь опустила голову, отчаявшись переубедить мужа. – В моей мастерской складированы самые разнообразные произведения, которые требуют определенной доработки, – макеты, незаконченные бюсты, предварительные наброски. Разве можно было отправлять на выставку что-либо из этого?
