Нина Бодэн - Знакомые страсти
Он фыркнул и стал крутить в пальцах ножку бокала.
— Ну же, папуля, что дальше? Что там с «миром и покоем»? Если они забыли старое, что может быть? Когда приезжает Блодвен?
— Через несколько недель. А может быть много чего! — Он залпом допил свой херес. — Суть в том, что Гарри умер. Уже семь лет, как его не стало. Естественно, Блодвен ничего не сообщила Флоренс. Ну и мы все думали, что это не наше дело. Сообщай не сообщай, ничего не изменишь. Так мы думали. В конце концов, для Флоренс он умер еще раньше. Его настоящая смерть лишь, скажем так, формальность. Нам нужно было быть умнее. А теперь я не вижу выхода. Флоренс будет считать себя дура дурой! Особенно если учесть ее широкий жест. Она пригласила Гарри! Мертвого Гарри! И, боже мой, представляю, как раскричится Блодвен!
— Что-то я не понимаю, папуля. Когда она получила письмо, то должна была понять, что вы ничего не сказали Флоренс о смерти Гарри. Если, конечно, до тех пор считала, что кто-то из вас это сделал.
— Ну вот, она и поняла. И теперь будет кричать, потому что получается, будто она что-то замышляла против Флоренс. Неужели не ясно? Блодвен ведь знает, какую борьбу с самой собой пришлось выдержать Флоренс, это с ее-то гордыней. И ради чего? Признай, в этом есть что-то комическое.
Он встал с кресла и открыл шкаф, стоявший возле раковины, чтобы взять оттуда термос с кофе, две кружки, две тарелки и старую металлическую коробку для сандвичей. Когда-то эта коробка принадлежала его отцу; в ней он брал в угольную шахту сандвичи с беконом и сыром, чтобы съесть их там в полумраке. Теперь Мартин достал сандвичи с копченым лососем и выложил их на две тарелки.
— Комично и печально, — сказал он. — Наверно, придется мне поговорить с Флоренс. Как-то подготовить ее. Будет жестоко, если она отправится в аэропорт, ни о чем не догадываясь. Хотя Блодвен, наверно, это позабавило бы! Люди не меняются с возрастом, а она всегда была язвой, твоя тетя Блодвен. Если уж кто и пошел в нашу маму, так это она.
У Малышки гудело в голове. Наверно, подумала она, не стоило пить на голодный желудок. В последний раз она ела вечером, а утром только выпила кофе.
— Она не моя тетя Блодвен!
Отец внимательно посмотрел на нее, и она поставила пустой бокал на стол.
— Папуля, милый!
— Что это ты? — подозрительно спросил он.
— Да все твоя семейная сага. Это твое прошлое, а не мое, понятно? Это не моя семья! Ну, в том смысле, чтобы я могла сказать: «это мои корни», и понять, в кого я пошла.
— Счастливица! — рассмеялся Мартин.
— Не надо, папуля! Ты, конечно же, понимаешь, что я люблю их всех и люблю родственников мафочки, и так будет всегда. Мне не нужна другая семья, мне не нужно любить кого-то еще. Все, чего я хочу, это знать! Прежде у меня не появлялось таких мыслей. Наверно, все из-за разрыва с Джеймсом. Ну, понимаешь, прежде я знала, куда иду и что делаю. Или думала, что знала. Но это осталось в прошлом. Сейчас я ничего не знаю. Куда идти, что делать, на что я годна. А я не хочу совершить еще одну ошибку. Да нет, не то. Еще хуже. Я чувствую… не знаю, как сказать… будто я тень. Лицо, голос, пара ног. Когда они схватили меня, двое мужчин…
К глазам подступили слезы. У нее перехватило дыхание, и она закрыла лицо руками.
— Как будто я ничто. Никто.
— Вот, возьми мой платок, — сказал Мартин.
Он наклонился к ней, и она увидела у себя на коленях чистый платок. Малышка высморкалась и сказала, не поднимая глаз:
— Папуля, я хочу знать, кто были мои родители. Ты говорил, что я сирота. Наверно, тебе больше ничего не известно. А что если мне попытаться их найти? Ты не будешь возражать? Сейчас это реально. Я могу сделать официальный запрос. Хотя в моем случае закон может и не сработать. Не исключено, что документы времен войны затерялись… — Неожиданно Малышка почувствовала себя дура дурой и рассмеялась. — В конце концов, это может оказаться важным. Вдруг моя мать была сумасшедшей? Как мисс Лэйси! Или еще что-нибудь выяснится. Ты говорил, что Джеймс годился мне в отцы! А вдруг он и в самом деле мой отец?
— Ни того, ни другого можешь не бояться, — мрачно проговорил Мартин.
Малышка набралась храбрости и посмотрела на него. У Мартина огнем горели щеки, испещренные тонкими ниточками-сосудиками.
— Ну и ладно. А вдруг есть что-то другое. Мне правда кажется это важным, хотя, если бы не случай, может быть, я бы и не думала об этом. Возле канала мне встретилась женщина. И она заговорила о новом законе. Ее подруга… впрочем, это не имеет значения. Однако она подала мне мысль.
Мартин ничего не сказал. Он вернулся к своему креслу, уселся в него и сложил руки на коленях — самый что ни на есть старичок. Усталый худой старик с лицом, туго обтянутым кожей.
— Извини, папуля.
Он покачал головой.
— Нечего извиняться. Меня удивляет, что это не случилось раньше, — проговорил он, не сводя с нее глаз.
— Несколько лет назад в одном из твоих журналов я прочитала статью о приемных детях. Как они страдают от так называемого наследственного несоответствия. Вроде уродливого утенка Ханса Кристиана Андерсена.
— Вздор!
Малышка улыбнулась.
— Так и знала, что ты это скажешь. Кажется, я тоже подумала: «Вздор!» Но я ужасно боялась, как бы ты или мафочка не застали меня за чтением. Помнится, я прятала журнал за книгами и чувствовала себя виноватой. Значит, это было все-таки важно для меня. Наверно, я испугалась в глубине души. Или я такая пустая, что даже не испугалась! Просто приняла к сведению свою поверхностность. Прелестная девочка. Ты и мафочка сделали меня. — Она помолчала. — Я не жалуюсь. Наоборот, папуля, я очень благодарна и тебе, и мафочке.
Он мигнул.
— Да перестань! Зови меня Мартином, ради Бога. Не надо ни мафочек, ни папулек. Как будто тебе все еще пять лет.
— Извини, — холодно произнесла Малышка.
— Да нет, я не против, правда. Забудь. Послушай. Извини, что я так разговорился насчет моей семейки. Не думал, что тебя это заденет. Мне не очень-то до них, но когда-то мы были вместе и нуждались друг в друге. Там, откуда я родом, чтобы выжить, в самом прямом смысле, без семьи не обойтись. Я получил стипендию в медицинский колледж, но ходил бы голодный, если бы Флоренс и Сэм не работали. Все остальное чепуха. — Он поглядел на Малышку. — Тебе попросту скучно.
— Ты бы сказал это, если бы я пришла к тебе на прием?
— Возможно. Хотя, если бы мне заплатили, я бы постарался выразить это иначе.
— Все Пэнси. Из-за ее рождественских каникул я не могу искать работу.
— Ничего бы с ней не случилось, если бы ты часть времени проводила вне дома. Куда там! Твоя дочь.
