Анна Антонова - Кекс на пляже
– Совсем дурак, да? – возмутилась я. – Они из Большого театра!
– Откуда? – Леня остановился так резко, что вокруг него в толпе закрутился небольшой водоворот. – Что ж ты раньше-то молчала?
– А разве ты не слышал? – удивилась я. – А, да, ты же пел в это время… Блин, Ленечка… Может, вернемся?
– А как потом добираться будем?
– Ну не знаю, неважно…
– Нет уж, – он сжал мой локоть. – Ты из-за меня ночью невесть где болтаться не будешь.
– Машину поймаем…
– Надь, поздно уже! – решительно сказал он. – Надо было сразу. А вот так метаться – ушли-пришли – глупо. Что о нас люди подумают?
– Нет, ну Большой театр…
– Ты ведь телефон взяла? И свой оставила. Если судьба, то что-нибудь сложится. А если нет… Ну на нет, как известно, и суда нет!
– Да ты, оказывается, фаталист, – грустно заметила я.
– Ага. Пойдем быстрее, а то и правда последний автобус уйдет.
Только в автобусе, внимательно разглядев визитку, на которой значилось «Государственный Большой театр. Щеголев Борис Михайлович, заведующий постановочной частью», я немного успокоилась и повеселела.
– Ничего, так даже лучше. Что бы мы сейчас впопыхах решили?
– Надька, спасибо, – сжал мой локоть Леня.
– За что? – удивилась я.
– Ты так за меня переживаешь…
– А может, я для себя стараюсь? – хитро заметила я. – Может, я хочу с известным певцом встречаться!
– Будешь обязательно, – твердо сказал Леня.
– Познакомишь? – хитро прищурилась я.
– Ох, Надька… – привычно вздохнул он.
– Какая же я все-таки, – закончила за него я.
8
Я устроилась на Ленином плече и закрыла глаза. Занавеска колыхалась с легким шорохом, я сонно подумала, что лицезреть идиллическую картину при желании может любой – окна первого этажа прекрасно просматривались с улицы – и повыше натянула простыню. Леня осторожно погладил меня по волосам.
– Как же я без тебя буду… – прошептал он и как-то странно всхлипнул.
Я подняла голову, посмотрела в его лицо – глаза подозрительно блестели, он щурился и отворачивался.
– Ленечка, ты что? – я тронула его за плечо. – Перестань…
– Я уезжаю завтра…
– Ну да, а я в пятницу…
Я совсем растерялась: плачущих парней мне доводилось видеть весьма редко, а утешать – вообще никогда, поэтому я не знала, что говорить и делать.
– И что, мы больше не увидимся?
– Ленечка…
– Что «Ленечка»! – он наконец повернул ко мне мокрое лицо. – Так и скажи – не увидимся, да?
– Приедешь ко мне в гости…
– А ты ко мне приедешь? – с надеждой спросил он.
– Ага, только сначала пришлю твоей маме расписку, что на ваши семейные финансы видов не имею. Нет, лучше возьму на работе справку о зарплате…
– Надь! – возмущенно воскликнул он.
Ага, шоковая терапия сработала – слезы мигом высохли, глаза злые… Все-таки не зря меня в институте психологии учили!
– Я ведь уже говорил, что все про тебя родителям рассказал! Они знают, что ты не такая! А мама это просто так, она еще ничего тогда про тебя не знала… И зачем я только тебе об этом сказал!
– Вот уж не знаю.
– Я думал, ты мне друг, – с обидой сказал он. – И с тобой можно всем поделиться. А ты, оказывается…
– Ну, что я?
– Надька, – он схватил меня в охапку и прижал к себе. – Перестань! Неужели будем ссориться накануне отъезда? Приедешь ко мне? – он встряхнул меня. – Приедешь?
– А ты меня на спектакль сводишь? Надо же убедиться, кто тебе цветочки дарит – бабушки или девочки!
– Не веришь на слово?
– Не верю.
– Приезжай и убедись!
– Ладно, приеду, – сдалась я. – И убежусь. Убедюсь…
– Надька! – Леня перевернул меня на спину, и я оказалась плотно замотана в простыню. Он с удовлетворением оглядел меня и заявил:
– Вот такой ты мне нравишься больше всего.
– Пусти немедленно, – возмутилась я.
– Не пущу, – он наклонился и поцеловал меня в губы.
Я не могла пошевелиться, и от этого по телу пробежала томительная судорога. Леня помедлил секунду, а потом начал разматывать простыню.
Мной овладело какое-то болезненное любопытство – что будет, когда Ленечка уедет. Поэтому к предотъездной суматохе я относилась несерьезно, зашла за ним в веселеньком сарафанчике, словно мы шли на пляж, спросила:
– Все собрал?
Он кивнул, мученически глядя на меня.
– Тогда выходим, – скомандовала я.
Когда мы добрались до вокзала, автобус с табличкой «Геленджик – Астрахань» уже стоял на остановке. Около него было пусто, а внутри сидело от силы три человека. Леня засунул чемодан в багажное отделение, и мы остановились у передней двери.
– И почему ты на автобусе решил ехать? Тяжело же, наверное – целые сутки.
– Да нормально, – пожал плечами Леня. – Я сюда так ехал. Зато прямо из Геленджика, а если на поезде, то пришлось бы сначала до Новороссийска как-то добираться…
– То-то я смотрю, столько желающих…
– По дороге много садится.
Я чувствовала, что мы говорим не о том, но никак не могла свернуть на более подходящую тему.
– Молодой человек, – высунулся в дверь водитель. – Едете или остаетесь?
– Напишешь? – спросил Леня.
Я кивнула. Он торопливо поцеловал меня и полез в автобус.
– А я бы с такой девушкой остался, – подмигнул мне водитель.
Стало совсем тошно.
Я думала, Леня отдаст билет и еще выйдет ко мне, но двери сразу закрылись, и я увидела его уже в окне. Он помахал мне, и автобус вырулил с остановки.
Вот и все… Идти никуда не хотелось, но я заставила себя повернуть на узкую, почти дачную улочку, ведущую к центру. Тротуар заливало солнце, с заборов свисали поспевающие виноградные гроздья, а в глубине садов виднелись грядки с красными помидорами.
Через канаву был проложен деревянный мостик. Вот здесь Леня зацепился чемоданом… На досках виднелось мокрое пятно. Подойдя ближе, я увидела, что это кто-то раздавил виноградную улитку.
К глазам подступили слезы, я прошла по краю мостика и почти бегом направилась в центр. Возвращаться в дом отдыха не хотелось, и я завернула в кафе, в которое меня водила Лариска. Может, хоть пирожные немного утешат…
Я взяла кофе с «Наполеоном» и вышла на улицу. Солнце жгло, как обычно, но под зонтиком было вполне сносно. Мимо сновали оживленные курортники, парни бросали на меня заинтересованные взгляды – как же, девушка скучает одна! – но, видимо, у меня было такое лицо, что подойти никто не решился.
Нет, даже «Наполеон» не порадовал, просто кусок в горло не лез, да и вообще, я слишком много усилий прилагала, чтобы не разреветься прямо посреди улицы, чтобы еда могла меня отвлечь. Потом, потом, уговаривала я себя, реветь будешь потом, у себя в номере…
