Инга Берристер - Ключ к счастью
— Дорогая моя, если ты целовала Роджера так, как только что пыталась поцеловать меня, то я не удивлен, что у вас так и не дошло до постели, Если уж начала, то целуй как надо!
И не успела Элис ничего сказать ни про Роджера, ни про его порядочность и скромность, которые могли бы служить примером для некоторых, как губы Ральфа уже снова были на ее губах. Он очень нежно и неторопливо ласкал девушку, и она чувствовала, как ее тело пробуждается к какой-то неведомой жизни, как накатывает страсть, и послушно отвечала лаской на ласку Боже, думала она, я, наверное, и правда многовато выпила! С чего бы это я так вцепилась Уорбертона, словно ни о чем другом в жизни не мечтала, кроме как целоваться с ним? Да еще обхватила обеими руками! Точно, это все от выпивки, иначе и быть не может!
Губы ее раскрылись, уступая властному напору губ, из груди вырывались тихие блаженные стоны.
Неожиданно губы Ральфа стали твердыми и властными, и уже никак нельзя было бы сказать, что все началось с невинного поцелуя благодарности. Нечего обманываться: бессмертный Эрос вступил в свои права, и ее тело наполнилось желанием. Все существо Элис ощущало блаженство от того, что делал Ральф, и сейчас ей хотелось одного: чтобы это никогда не кончалось… Пораженная, даже шокированная своей собственной реакцией, девушка все же, потихоньку собравшись с силами, начала отталкивать мужчину.
— Я совсем не этого хотела, — задыхаясь, проговорила она, отстранившись. — Я только хотела поблагодарить тебя!
— Да, разумеется, — рассмеялся Ральф, — скажи мне спасибо за то, что наш драгоценный Роджер раздумал жениться на тебе, решив, что мы с тобой любовники. А теперь спи, а не то я расценю твои поцелуи как приглашение. И, надо тебе сказать, мне ничего не стоит принять подобное приглашение…
Он проговорил это очень нежным голосом, потом протянул руку и провел по груди Элис. Пока они целовались, простыня сползла, и ее тело оказалось наполовину обнаженным. Девушка этого и не заметила. Напрягшиеся соски стали бордового цвета, точно такого же как и лицо.
Элис схватила конец простыни и прикрыла ею, однако, вся пылая от смущения, с каким торжеством все же отметила заинтересованный мужской взгляд, которым Ральф окинул ее фигуру, скрытую тонкой льняной тканью.
Он вышел из спальни, прежде чем Элис успела, хоть что-то сказать. А могла ли она вообще что-нибудь сказать ему? Стоило ей вспомнить, как они целовались, как Ральф касался ее, все её тело вспыхивало, и она злилась на себя за такую предательскую реакцию. Теперь можно было уж не сомневаться, что за выражение было в его глазах — триумф, взгляд победителя, мужчины который рад ее явному сексуальному пробуждению. Тело Элис вышло из забытья невинности благодаря его прикосновениям, поцелуям, наконец, ему самому…
Конечно, можно свалить все на случайное стечение обстоятельств и убедить себя в том, что подобному не суждено повториться. Как ей хотелось расслабиться и забыть все беды прошедшего дня! К счастью, беды и обиды тихонечко таяли и больше не терзали ее так больно. И хотя все случилось против ее ожиданий, а ее будущее полетело в тартарары, почему-то это не вызывало сейчас тоски и тревоги. Тоска, хотя и накатывала волнами, но совсем с другой стороны: ее тело изнывало от желания, а Элис не хотела этого замечать.
Надо спать! Она попыталась уснуть, но поняла, что безуспешно. Тогда Элис строгим голосом скомандовала сама себе — уснуть сейчас же, незамедлительно! И провалилась в сладкую темноту.
5
Проснувшись, Элис долго не могла понять, что с ней произошло. Потом начала вспоминать прошлый вечер, мысленно отталкивая от себя некоторые детали и как бы помещая их в некий запечатанный ящик с надписью: «Осторожно!». Там им самое место! А тот поцелуй, такой неожиданный и страстный, таил в себе столько опасностей, что о нем следовало бы забыть, причем навсегда!
Оглядывая меж тем комнату, она с удивлением обнаружила подвешенный над камином большой вязаный носок. Элис протерла глаза — нет, не снится, действительно, вязаный, шерстяной и, судя по очертаниям, чем-то наполненный. На носке была приколота маленькая записочка: «Открой меня» Элис, сгорая от любопытства, птичкой выпорхнула из постели, отцепила носок и высыпала его содержимое на одеяло.
Подарки! Элис пришла в какой-то детский восторг от кучки маленьких предметов, каждый из которых был заботливо обернут яркой тонкой бумагой. Некоторые из них можно было бы угадать и не разворачивая — вот орешки, вот яблоко, вот два мандарина. Стоит ли спрашивать, кто все это сделал? И так яснее ясного! Интересно только, чего хочет от нее Санта-Клаус? Вот и лист плотной бумаги, свернутый в трубку, на котором написано каллиграфическим и подчерком, черной тушью: «Сим утверждается, что в нынешний год госпожа Элис и господин Ральф объявляют о времен ном прекращении военных действий и заключают перемирие. Cие делается, дабы поименованные выше господа смогли достойным образом, в полном соответствии с правилами и согласно законам нашей святой Матери Церкви отпраздновать великий праздник Рождества Христова.»
Внизу стояла его подпись, и рядом было оставлено место для ее подписи. До чего забавно Элис рассмеялась, но смех перешел в приступ удушливого кашля, а потом она начала чихать.
Итак, жестокая простуда налицо, избежать ее не удалось. Хорошо, по крайней мере, что голова соображает. Элис заглянула в оставшиеся свертки, уверенная, что найдет ручку, и, раз уж он так хочет, она подпишет бумагу. Боже мой, сколько беспокойства она ему причинила! Грустно сознавать, но от Роджера она бы не получила и половины того внимания, которым ее окружил этот, в сущности, мало знакомый ей мужчина. И вообще…
Наконец-то она нашла то, что искала, — маленькую ручку. Интересно получается: она вчера без задней мысли рассказала Ральфу о своих наивных мечтах, о том, как ей нравился праздник Рождества, и о тех надеждах, которые она связывала с Роджером. На ее глаза набежали слезы— но не из-за Роджера Стрикленда. На этот раз их отношения были совсем ни при чем!
Тотчас поставила подпись под текстом мирного соглашения.
Ито же теперь будет? Как сложится ее жизнь?
Пока она могла сказать определенно лишь — в ее душе царил хаос и посеял его Ральф.
Принес разлад в ее жизнь в тот самый момент, явился к ней в дом требовать назад наряды Холли.
Да кстати об одежде. Надеть-то ей сейчас совсем нечего! В душе она особенно горько оплачивала кремовое шерстяное платье простого вместе с тем изысканного покроя. Оно тоже пало к ногам Ральфа Уорбертона в тот роковой вечер в доме Стриклендов. Ну ладно, в конце кондов, ее Рождество уже не зависит никак от того, что на ней надето! Да и рождественский носок вряд ли поправит дело, хотя этот маленький подарок заставил ее улыбаться. Разве можно было без улыбки представить себе, как Ральф сидит над кучкой маленьких даров и усердно заворачивает их в пеструю бумагу, чтобы просто порадовать ее, как можно порадовать маленького ребенка, как радовали детей в этих краях уже сотни лет!
