Линн Грэхем - Благородный соблазнитель
Рассказ о романтической связи между принцем Мурадом и матерью Элинор не произвел на Джасима большого впечатления. Он счел его полной выдумкой, абсолютно невероятной ложью.
– Твой брат появился на пороге моего дома, и я поведала ему о смерти матери. Он был очень разочарован и огорчен, и я пригласила его войти. Когда он узнал, что я только что окончила колледж, он предложил мне попробовать устроиться к нему на работу, присматривать за его дочерью.
– Почему ты раньше мне ничего не рассказала?
– Твой брат попросил меня не распространяться об этом, это могло быть неправильно истолковано. И когда встретилась с тобой, я понятия не имела, что ты подозреваешь меня в связи с Мурадом. Ты действительно предполагал, что он питает ко мне неуместный интерес, когда приехал в Вудроу, не правда ли?
В его глазах не было ни капли раскаяния.
– Такое было вполне возможно. В прошлом Мурад не раз имел связи с женщинами на стороне.
– Ну, я не из их числа! – Элинор высоко подняла голову. – Ради всего святого, ты ведь у меня первый мужчина!
Джасим неопределенно повел плечом.
– Что я еще должна сделать, чтобы убедить тебя в том, что наши отношения с твоим братом были чисто платоническими?
– Мы оба с тобой не дураки. Умная амбициозная женщина никогда не предложит интим авансом ради более серьезных и выгодных отношений, – заявил Джасим.
Подобная интерпретация фактов стала для Элинор последней каплей.
– Да как ты смеешь называть меня корыстной интриганкой, готовой разрушить брак другой женщины? Я ненавижу тебя… не могу дождаться развода!
– Тебе придется долго ждать. Я не собираюсь давать тебе развод, – проинформировал ее Джасим. – Я хочу, чтобы ты исполнила клятвы, данные на брачной церемонии.
– И не думай! – храбро заявила Элинор.
Джасим поднял голову:
– Я готов выполнить свою часть обещаний и дать тебе второй шанс.
– Не нужен мне никакой второй шанс! – выкрикнула она. Это снисходительное предложение слишком сильно задело ее гордость. – Или ты считаешь, что о меня можно вытирать ноги, как о коврик у двери?
– Сами нуждается в нас обоих. Ему нужно жить в Квараме, где он сможет изучить язык и культуру народа, которым ему суждено править. Это не обсуждается, – провозгласил Джасим со стальной холодностью.
Откровенная угроза заставила Элинор перейти в атаку, и она сделала шаг вперед.
– Я не хочу жить за границей, тем более с тобой. Я не доверяю тебе… Я совершенно тебе не доверяю! – без колебаний парировала она.
Джасим схватил ее за запястье и притянул к себе:
– Может, ты и не доверяешь мне, но ты не в состоянии оторвать от меня глаз!
– Что за нелепая выдумка – нельзя же быть настолько самоуверенным! – взбесилась Элинор, хотя ее щеки залила краска стыда, а желание фейерверком прокатилось по телу, посылая цепную реакцию каждой клеточке. Память вернула ее в прошлое и лишила решимости; как же много времени прошло с той ночи страсти!
Он погрузил пальцы в ее тициановские кудри и потянул за них, запрокидывая ее голову. Она задрожала под его насмешливым взглядом, Джасим медленно прижал ее к себе и провел пальцем по ее губам. Когда этот палец скользнул меж ее губ, это стало самым эротичным моментом в ее жизни, и она плотнее соединила ноги, стараясь унять звенящее возбуждение.
Они стояли глаза в глаза, тишина стала практически ощутимой. Он поцеловал ее, призвав на помощь весь свой сексуальный опыт, и она собрала все силы, стараясь побороть возбуждение. Его язык пустился в разведку, и каждый ее мускул напрягся.
– Я самоуверенный? – прохрипел он, обдав жарким дыханием ее припухшие губы. – Я так не думаю. Я ведь возбуждаю тебя!
Это язвительное замечание придало Элинор сил, и она сделала то, что давно должна была сделать, – оттолкнула его от себя. Подошла к окну и постояла, пытаясь отдышаться. Возбуждение. Он наполнял ее им, соблазнял ее им. Она не могла противостоять дикому, бесконтрольному возбуждению, поражавшему ее электрическим током при каждом его прикосновении.
– Тебе нечего сказать? – протянул он.
Сгорая от стыда из-за того, что он знает о ее слабости, Элинор резко развернулась к нему, щеки ее полыхали огнем.
– Сын для меня гораздо важнее возбуждения!
– Если это правда, я отдаю тебе честь, но ты должна заботиться о нуждах нашего сына и теперь, и в будущем, – припечатал Джасим. – Чем старше мальчик, тем больше и больше он нуждается в отце. Вся моя семья будет боготворить его и заботиться о нем так же, как я…
Элинор с трудом оторвала от него взгляд:
– Я не хочу быть твоей женой.
– Но ты уже моя жена, и ради Сами это не должно измениться. Развод вызовет грандиозный скандал в моей стране и станет постоянным источником позора и унижения для нашего сына.
При этом известии сердце Элинор упало. Она почувствовала, как вокруг нее сжимаются прутья стальной клетки. Если их развод нанесет положению Сами непоправимый урон, как она сможет настаивать на нем? Разве сможет она быть настолько эгоистичной? Разве может она думать только о том, что хочется ей здесь и сейчас? Или надо пойти на компромисс? Она изучала Джасима из-под опущенных ресниц, его горделивые высокие скулы, запавшие щеки, тонкий нос, четко очерченные губы. Вспомнила шелк его волос под своими пальцами и, что еще хуже, его жаркое, страждущее тело, прижавшееся к ее телу. Она застыла, не желая подчиняться.
Он был прекрасен, и она была его женой, но он мог быть бесстыдным и бессовестным, жестоким и беспощадным, когда хотел что-то заполучить. В животе у нее похолодело. Сейчас он хотел заполучить Сами…
Глава 6
Джасим вышел из своего кабинета, который выбрал из-за близости к яслям. Он остановился у стеклянного барьера и заглянул в детскую.
Сами сидел на высоком стульчике, темная головка повернута к воспитательнице, разносившей еду. Черные брови Джасима сошлись у переносицы. Похоже, его сын слишком много времени проводит привязанным к стульчику и игровому оборудованию, словно маленький узник. Он был в безопасности, но скучал, его свобода исследовать окружающий мир резко ограничена, строгий режим не предполагал никакого веселья или обучения.
Джасим припомнил собственное одинокое детство. Он никогда не знал матери, и ему не дозволялось видеться с отцом вплоть до десяти лет. Никто не прижимал его к груди, когда он плакал; он воспитывался в исключительной строгости. В раннем возрасте его отослали в военную школу за границей, где он научился суровой дисциплине и самоконтролю, а также тому, как справляться с побоями и насмешками, которые терпели младшие мальчики за спинами учителей.
