Джудит Гулд - Рожденная в Техасе
— Знаешь, — сказала она тогда, — у всех молодых леди есть своя комната.
Но это была не комната, а настоящая кладовая, где тетя хранила травы, разные продукты, ненужную мебель, вообще все, что не было в ходу. Сложенная мебель в темноте напоминала молчаливых великанов. А спала Элизабет-Энн на огромной кровати с витыми ножками, на комковатом тюфяке. Давно, когда дом только построили, стены этой комнаты украшали зеленые листья и желтые цветки чертополоха, но со временем краски потускнели, и от былой росписи остались лишь размытые пятна, которые силой ее воображения превращались в колючки, крапиву, разных чудовищ и змей. Нет, жить в кладовке — мало приятного.
Девочка пыталась объяснить тете, что ей страшно здесь, она открывала рот, но не могла вымолвить ни слова.
Вместо слов получился только жуткий сдавленный вопль, который привел тетю в замешательство. В глазах услышавшей его Дженни застыл ужас. После этой неудачи Элизабет-Энн больше не пыталась говорить. Однако тетя не хотела так просто сдаваться. Каждый день в течение получаса она занималась с Элизабет-Энн в гостиной.
— Аааа, — протяжно и медленно произносила тетя, голос ее мелодично звенел. — Теперь ты, Элизабет-Энн, попробуй повторить. Следи за моими губами: аааа.
Девочка сидела на стуле, не отрываясь глядя на тетю.
— Аааа, — снова повторила Эленда. Она показала на свои губы и, плавно взмахивая рукой, словно дирижировала оркестром, несколько раз произнесла: — Аааа, аааа.
Элизабет-Энн послушно сложила губы, но звука у нее не получилось.
Тетя поближе придвинула свой стул, взяла девочку за руки и, глядя ей в глаза, мягко сказала:
— Давай, милая, попробуем еще раз: ааа…
Девочка ответила ей печальным взглядом. Никогда она не чувствовала себя такой несчастной. Она думала только о том, чтобы тетя отказалась от своей затеи.
Для себя Элизабет-Энн решила, что она никогда снова не заговорит, поэтому заниматься с ней бесполезно. Не оттого что она не хочет, просто у нее ничего не получается. Тетя слегка сжала руки девочки и попросила:
— Ну пожалуйста, детка, попробуй еще разок, а?
Элизабет-Энн угрюмо кивнула. Она полюбила тетю с первого дня и теперь очень хотела сделать ей приятное. Ради нее девочка была готова на все. Решительно на все. Но разве тетя не понимала, что она не могла заговорить, что у нее никогда ничего не получится, как бы она ни старалась.
— Аааа, — пропела тетя.
Элизабет-Энн закрыла глаза, нахмурила брови, стараясь сосредоточиться, и глубоко вздохнула. Затем, собрав все силы, открыла рот и напрягла губы. Девочка пыталась выдавить из себя звук, чувствовала, как от усилия заболело горло, но снова ее постигла неудача.
Она хотела произнести хоть какой-то звук, но получился только нечленораздельный клекот. Сломленная этой бесплодной попыткой, девочка обмякла на стуле. Открыв глаза, она беспомощно посмотрела на тетю, думая при этом с горечью: «Ничего у меня не вышло, я снова подвела тетю».
Но Эленда встала и, наклонясь к Элизабет-Энн, обняла ее, ободряюще улыбаясь.
— Все получилось очень хорошо, Элизабет-Энн. Я тобой горжусь. Завтра мы продолжим занятия.
Элизабет-Энн подумала: «Бесполезно».
7Наступило двадцать третье декабря. Дождь лил как из ведра. В теплой гостиной Эленда, стоя на верхней ступеньке стремянки и напевая про себя «Ночь молчания», осторожно прикрепляла к рождественской елке последнюю сверкающую гирлянду. Затем, хлопнув в ладоши, как бы подводя итог работе, она спустилась вниз, убрала лестницу в сторону и, отступив на несколько шагов, с удовольствием оглядела наряженное дерево.
Елка была футов шесть высотой и имела форму пирамиды. Венчал дерево ангел — его Эленда сама вырезала из золотистой бумаги и украсила кружевами. Красиво сверкали и переливались серебристые стеклянные шары, которыми Эленда очень дорожила. Легкие белые волосы ангела спускались с ветки на ветку, как снежная лавина. Недоставало только свечей.
Каждый год на Рождество Эленда устраивала для своих квартирантов праздник. Снимали у нее комнаты люди одинокие и овдовевшие, поэтому ей хотелось, чтобы и у них был настоящий праздник. В канун Рождества Эленда зажигала в камине традиционное большое полено, а над камином прикрепляла ветку омелы: так всегда делали в доме у Кромвелей на Бикон-Хилл. Закончив все приготовления, Эленда звонила в колокольчик, и все ее постояльцы спускались в уютную гостиную, где их ждал шведский стол. Угощение состояло из ростбифа, копченого окорока, жареных цыплят и сливового пудинга. Для всех было приготовлено печенье и пунш. После ужина все собирались у рождественской елки, Эленда зажигала свечи, садилась за спинет[3], и все хором пели рождественский гимн.
Но в этом году от свечей нужно было отказаться: они могли напугать Элизабет-Энн. Эленда это прекрасно знала. После пожара в цирке девочка боялась любого пламени.
Часы с маятником, стоявшие на намине, показывали почти одиннадцать. В это время обычно она уже давно была в постели. Назавтра ей предстоял беспокойный день. Придется встать в пять утра, чтобы завернуть подарки, приготовить закуски для шведского стола, навести порядок в доме. Будет еще много разных мелочей, которые вспоминаются в последнюю минуту.
Эленда пересекла комнату и подошла к окну. Раздвинув занавески, она посмотрела на улицу. Ночь была очень темной из-за сильного дождя, от рамы тянуло холодом. В Техасе она никак не могла привыкнуть к рождественской погоде. Как правило, в эти дни было дождливо и холодно, а если и сухо, то все равно холодно. Но никогда не было снежного Рождества. Только пронизывающий до костей холод.
Эленда опустила занавески, обошла гостиную, проверила, погасли ли в камине последние тлевшие угольки, затем, подняв матовые абажуры, погасила лампы. Матовые абажуры она купила тоже ради Элизабет-Энн: так девочка меньше боялась огня ламп.
Последнюю лампу Эленда оставила зажженной и взяла в свою комнату. По дороге она заглянула к девочкам. Дженни мирно спала, уютно свернувшись под ворохом одеял. Эленда поцеловала ее в щеку и вышла, закрыв за собой дверь. Затем она направилась в кладовую, где спала Элизабет-Энн.
Определенно, девочка опять видела страшный сон. Эленда вздохнула и, подойдя к кровати, подняла лампу. Элизабет-Энн металась по постели, была вся в поту. Лоб наморщен, лицо горит, из горла вырываются клокочущие звуки, единственные, которые ей удавалось произнести.
Эленда быстро опустила лампу на тумбочку, наклонилась над кроватью и слегка потрясла девочку за плечо.
— Элизабет-Энн, — позвала она, — Элизабет-Энн!
Девочка вздрогнула и проснулась, в глазах ее застыл страх. Она тотчас села и крепко обхватила Эленду за шею.
