Елена Чалова - Найти друг друга
– Что, простите?
– Видите ли, я лесбиянка, – повторила та, милым жестом поправив роскошные темные волосы. – Но не хочу афишировать свои пристрастия, по крайней мере пока, я ведь еще и года в клинике не работаю. Ну, вот и решила держаться к вам поближе: все говорили, что вы девушку не обидите, но и навязываться не станете… Вы ведь меня не выдадите?
Марк покачал головой. «Ну вот за что мне это? Такая красивая, я только собрался согрешить – и вот вам, прошу покорно, подарочек. Лесбиянка она, видите ли…» Он вздохнул. Перебесится, наверное, но вряд ли прямо сейчас.
– Жаль, – искренне сказал он. – Вы уверены, что я не мог бы вас переубедить?
Девушка встала, подошла к его креслу и опустилась на ковер, снизу вверх заглядывая мужчине в глаза:
– Если вы хотите – я смогу… это не так уж ужасно, а я вам действительно очень благодарна!
Он молчал, разглядывая ровную кожу, свежий рот и нежные плечи. В глазах Полины мелькнуло беспокойство, губы чуть плотнее сжались. «Она боится, что я соглашусь», – понял Марк.
– Нет уж, – сказал он. – Из благодарности, да еще, не дай бог, вам не понравится – на такое я не могу решиться.
– Тогда давайте дружить, хорошо? – Молодая женщина с облегчением рассмеялась, поднялась с пола и уже крутилась перед зеркалом.
– Давайте, – без особого энтузиазма согласился Марк. – Только завтра, хорошо? А то сегодня уже поздно, и танцевать я больше не хочу.
Они распрощались, Полина выскользнула из его номера с таким подозрительным и распутным видом, словно они тут черт знает чем занимались. По крайней мере, по лицу горничной, которая неспешно шествовала по коридору, было очевидно, что она именно так и думает.
Потихоньку терпение Марка Анатольевича начало подходить к концу. «Я очень терпеливый, – уговаривал он себя. – В конце концов, сыны Израилевы всегда славились выдержкой. Рабство терпели, исход, по пустыне Моисей водил… человек, защитивший две диссертации, приучен не гнать лошадей. Но всему есть предел». Он вернулся с конференции и застал все то же: бледную, напряженную, как струна, Лану, которая плакала по ночам, но на все вопросы отговаривалась глупостями типа головной боли и тяжестью должностных обязанностей.
Душа Марка все больше покрывалась мраком сомнений и страхов. Что, если так все и кончится? Лана будет молчать, недоговаривать, становиться чужой. А потом скажет, что сердцу не прикажешь, она уходит к другому. «Мне было хорошо с тобой, Марк, но…» И он опять останется один. Ему стало тоскливо – так тоскливо, что челюсти свело: то ли от желания завыть, то ли оттого, что он вцепился зубами в маркер. Выплюнув фломастер, он встал и пошел в комнату к Насте. На ком надо срывать плохое настроение? Правильно – на детях! Кто, собственно, делает чертов проект по биологии? Почему все женщины – включая двенадцатилетнюю малявку – вьют из него, дурака, веревки и совершенно беззастенчиво пользуются его добротой?
– Анастасия!
Ха! Ни одной Насти в квартире не обнаружилось. Хрюшка какая! Смылась, а его бросила делать биологию. Так подлизывалась мастерски: «Марк, миленький, помоги хоть чуть-чуть! Нам с Лизкой задали проект, а мы рисовать не умеем, да и как эта чертова клетка выглядит… да-да, я прочитаю. Но рисовать – это совсем другое! Ну и что, что я хочу стать художницей и занимаюсь с пяти лет… Это же совсем другое, понимаешь? Это тебе не букет нарисовать и не портрет даже. Надо иметь научный склад ума, а я что? А про клетку я все знаю: ядро там, ваки… вули… точно: вакуоли! Ну нарисуй, чтобы аккуратно было, пли-из. А то мы уже два листа испортили, все вкривь и вкось получается. А у тебя рука твердая, ты же у нас врач…»
И в результате последний час Марк, высунув от прилежания кончик языка, чертил разноцветным фломастерами на ватмане интимные подробности из жизни растительных клеток, а две малолетние нахалки улепетнули куда-то. Марк зарычал и пошел к двери. Ну, на улицу они не пойдут – поздно уже; а вот к Лизке вполне могли смыться.
Он спустился на пару этажей и позвонил в дверь, очередной раз подивившись фантазии Лизиных родителей: на этот раз звонок пел соловьем. Неделю назад это был басовитый лай собаки, а до этого – песенка «Бони М.». А до этого, кажется, «Танец с саблями». Самый большой прикол случился зимой, когда из-за двери мужской голос ревел сердито: «Кого черти несут опять?» Настя тогда еще хихикала и говорила, что это они поставили специально к приходу гостей. И не лень ведь каждый раз что-то менять.
Обитая кремовой кожей дверь распахнулась, и Циля, мама Лизы, заулыбалась, демонстрируя безукоризненно сделанные виниры.
– Марк Анатольевич! Здравствуйте, здравствуйте! А я как раз собиралась к вам за Лизонькой. Совсем девочка заучилась, разве так можно. В наше время столько не задавали, так детей не мучили, однако дураками мы не выросли, и я просто не понимаю, зачем столько информации впихивать в бедные детские головки. Занятия, факультативы, теперь еще придумали: мастер-классы! Вы слышали?
Марк кивал, время от времени издавал сочувственные звуки и даже не пытался вклиниться в плавную речь. Лизина мама была известна тем, что даже представителей ЖЭКа смогла уболтать до такого состояния, что они вне очереди сделали ремонт в подъезде и привезли песок на детскую площадку. Однако девчонок здесь, похоже, не было.
Марк не успел встревожиться отсутствием малолетних нахалок: в кармане запел мобильный. Извинившись, он приложил трубку к уху и услышал голос тети Раи:
– Марк, мальчик мой, девочки пошли по домам. Я дала Насте с собой пирожков, съешь сегодня, пока теплые.
– Да, тетя.
Тетушка проживала в этом же подъезде, а потому не успел Марк выключить телефон, сзади загремели шаги, и Лиза прошмыгнула мимо него в квартиру, прижимая к груди кулек с пирожками. Настя нацелилась было нырнуть за подругой, но Марк изловил ее за плечо, попрощался с Лизиной мамой и легким пинком направил девчушку в сторону родной квартиры.
– Ты чего? – Настя обиженно надула губы.
– Того! Почему ты ешь пирожки, когда я делаю проект?
– Так они потом остынут! Но я тебе тоже принесла.
Они вернулись в дом, и Марк со вздохом принял в ладони теплое полотенце с пирожками. Некоторое время он сидел в кухне, слушал, как Настя восхищается проектом и звонит Лизке, чтобы сообщить, что «пять баллов гарантированы, стоматологи веников не вяжут, картинки – зашибись!». Пирожки оказались вкусные. Впрочем, у тети Раи все всегда было вкусно.
Марк всегда был благодарен провидению за тетю Раю и дядю Мишу. Их дом стал для мальчика той тихой гаванью, где всегда можно было покушать, поговорить и просто посидеть на теплой кухне, где пахнет корицей – если тетя печет пирожки, или рыбой – если она готовит обед. Здесь было тепло и уютно, тикали смешные часы; деревянные, громоздкие, они стояли на специальной полке, и на вопрос мальчика, почему нельзя купить современные и красивые, тетя пожимала плечами, а дядя назидательно говорил: «Мой мальчик, не спеши, старые вещи иной раз стоят больших денег». Только через много лет Марк удосужился взглянуть на часы не как на рухлядь, а как на антиквариат и за пыльным стеклом разглядел затейливую надпись с ятями: «Павел Буре». Полная тетушка, неизменно облаченная в яркий шелковый халат с экзотическими птицами или драконами, легко двигалась от плиты к шкафу, что-то солила, пробовала, бормотала себе под нос, иной раз она проходила мимо, и ее теплая ручка касалась волос мальчика. И хотя Марк хмурился и выныривал, но все же ему было приятно, что тетя помнит, что он здесь. Ведь это чертовски важно, чтобы кто-то думал о тебе и помнил, что пришла осень, нужны витамины и теплые носки. Потом приходил с работы дядя Миша, и они втроем ужинали, слушая дядины рассказы о том, как прошел его трудовой день. Дядя Миша трудился стоматологом, и Марк с интересом выслушивал истории о сложных случаях медицинской практики и интригах, неизбежных в любом коллективе, да еще если люди прилично зарабатывали. Дядя был человеком сдержанным, но Марк знал, что он гордится племянником, который твердо решил пойти по его стопам. Вечером Марк возвращался к себе – они с мамой жили недалеко от родственников, буквально на соседней улице. В их квартире никогда не пахло рыбой. И пирожками тоже не пахло. Мама давно приняла вегетарианство и ни мяса, ни рыбы не ела и не покупала, объясняя сыну, что все полезные элементы можно получить из молока, сыра, бобовых, грибов и овощей. Марк ненавидел овощи и бобовые. Если бы не тетушкины обеды и ужины, он нажил бы себе гастрит или язву, а так мальчик просто сосуществовал с мамой в одной квартире – и все. Мать никогда особо не интересовалась им, впрочем, она заботилась о ребенке как положено, и одет-обут он был не хуже других. А когда Марку исполнилось шестнадцать, мать уехала в Израиль, чтобы выйти там замуж, принимать активное участие в политике и вообще зажить новой интересной жизнью, в которой для него совершенно не было места. Марк пережил это спокойно, можно даже сказать, что вскоре пришло чувство огромного облегчения. Действительно, все устроилось как нельзя лучше: у него были тетя с дядей, а также свободная квартира – мечта любого молодого человека, автоматически превратившая Марка в одного из самых популярных людей на курсе. Дядя умер, когда Марк уже окончил ординатуру, и с тех пор он трогательно заботится о тетушке. А тетя Рая продолжала баловать любимого племянника и его семью своими кулинарными шедеврами.
