Проклятая благодать (ЛП) - Коул Тилли
Она должна была быть в безопасности.
***
— Ты видел что-нибудь полезное в лачуге парикмахера? — спросил Викинг, пока мы шли к бару.
Я оглянулся вокруг, чтобы убедиться, что рядом никого нет.
— Все тихо. Внутри ничего не видно. Но никакого движения ни внутри, ни снаружи не было. Зато я разобрался с расписанием караула. Это уже кое-что.
Я наблюдал за лачугой стоматолога всю ночь из своего окна. Я проспал в общей сложности два часа. Ночные кошмары, так их называли в клинической практике, по крайней мере, так сказал психиатр из морской пехоты. Мертвецы, пронзая меня черными пустыми глазами, смотрели на человека, который послал их на смерть. Они толпились вокруг, дразня своими исхудалыми, искаженными лицами. Я сидел и смотрел на них со своего места на кровати. Застыв, парализованный болью, которую приносили их образы. Когти вины глубоко вонзались в мою грудь и разрывали ребра, чтобы терзать мое обнаженное сердце.
Я пытался убедить себя, что их там нет, ночь за ночью. Но когда ты видишь кровь, просачивающуюся из их ран — свежую и горячую, стекающую на пол… когда ты чувствуешь удушливый запах смерти, витающий в воздухе… слышишь их рваное дыхание… осознание того, что они ненастоящие, превращается в дерьмо. Когда каждое из твоих чувств говорит тебе, что твои жертвы здесь, чтобы заставить тебя заплатить, ты, бл*дь, веришь им и просто позволяешь пытке начаться.
Флейм ворчал рядом со мной, когда мы вчетвером вошли в бар. Он был полон клановцев, из трещащих динамиков доносилась музыка белой силы (White Power music — это музыка, пропагандирующая белый национализм. Он охватывает различные музыкальные стили, включая рок, кантри, экспериментальную музыку и фолк). Никто даже не взглянул в нашу сторону, когда мы подошли к бару. Четыре американских пива и четыре виски были поставлены на барную стойку без нашего заказа. Бармен посмотрел на нас, я быстро понял, о чем идет речь. Эти американские и европейские напитки были единственными, которые здесь подавали.
Ничего, что выходило бы за рамки особых убеждений Клана в отношении белых англосаксонских протестантов.
Мы отнесли наши напитки в дальний угол, подальше от глаз и в тень. Это место было идеальным для обзора окружающей обстановки. Я был прав насчет выходов. Два охранника бдительно следили за помещением, а пьяные в стельку клановцы громко разговаривали и смеялись, под кайфом от спиртного и траханья накачанных шлюх в амбаре.
Через сорок минут Мейстер вошел в бар с тем же охранником, с которым я видел его раньше. Гиммлер для своего Гитлера, без сомнения. Мужчины уходили с дороги, когда Мейстер пробирался сквозь толпу, его татуировки в виде свастики и черепа Тотенкопфа (нем. Totenkopf — немецкая дивизия СС. Отряды «Мёртвая голова») выделялись в тусклом свете. Он взял напиток из бара. Когда повернулся, держа в руке что-то похожее на напильник, я увидел на его лице следы когтей.
Моя рука крепко сжала пиво. Это была работа Фиби? Я представил, как рыжеволосая сучка отбивается от этого ублюдка, и мои пальцы дернулись. Затем мудак двинулся к музыкальному автомату. Он выдернул провод из розетки и уставился на толпу. Все замолчали.
Я бы отдал этому мудаку должное, он был устрашающим ублюдком. Запугивающим всех, кроме нас, Палачей.
В комнате было так тихо, что можно было услышать, как падает булавка. Мейстер поднял руку.
— Хайль Гитлер! — крикнул он, и мы все ответили ему эхом.
Его помощник поднес ему виски. Мейстер выпил его за один раз. Он был одет в черные камуфляжные штаны, заправленные в черные ботинки, и обтягивающую майку. Тэнк и Таннер могли бы стоять бок о бок с этим придурком и не выглядеть не к месту.
Он сделал шаг вперед и протянул папку.
— Вы все здесь, потому что мы служим великому делу, — его голос был низким, а движения размеренными.
Мои глаза сузились, когда я изучал каждый дюйм этого ублюдка.
— Вы все здесь, потому что кто-то порекомендовал вас или решил, что вы заслуживаете трахнуть киску за хорошо выполненную работу.
Мудак окинул своими голубыми глазами каждого из нас в этой комнате, затем улыбнулся, показав смесь белых и золотых зубов.
— Киски здесь принадлежат Братству и Клану. Хорошие, все американки, белые киски, делающие нам деньги для войны, которая висит над нами, — он провел рукой по своей бритой голове. — И член, который долбит эти киски, который трахает, сосет и пьет соки из их кисок, — это только белый член. Член Клана. Никаких евреев. Никаких негров. Никаких латиносов. Или любой другой отравленной крови, которая заражает эту планету, как чума, и лишает истинную расу, арийскую расу, того, что принадлежит им по праву.
Мейстер расхаживал вперед-назад.
— Все братья здесь чисты, — он остановился. Медленно, на его губах появилась дикая ухмылка. — Или должны быть.
Я бросил взгляд на Вика, Ковбоя и Флейма. Флейм держал руки на своих клинках, готовый к бою. Вик незаметно кивнул, не глядя в мою сторону. Ковбой постукивал пальцем по кончику своей «Стетсон», его свободная рука переместилась к «Глоку». Я смотрел на самый быстрый путь к выходу, держа пистолет наготове.
Мейстер открыл папку.
— Мы проверяем всех, кто въезжает в мой город. И мы камня на камне не оставляем. Чтобы расовая война началась, нам нужны хорошие белые солдаты. Солдаты, которые преданы пути белых и сделают все, чтобы воплотить нашу мечту в реальность.
Мейстер взял лист из папки.
— Киска здесь арийская. Мы все арийцы. Потому что мы, бл*дь, АРИЙСКОЕ БРАТСТВО!
Подняв в воздух фотографию, он сказал:
— И ни один ариец, бл*дь, не станет трахать черную киску!
Мейстер помахал фотографией, чтобы все видели, на ней была изображена улыбающаяся чернокожая женщина.
Мои брови опустились. Из дальней левой части бара донесся звук ножек стульев, скребущих по деревянному полу, — кто-то вскочил на ноги.
Головы повернулись в его сторону.
На вид ему было около двадцати. Какой-то тощий блондин, похоже подсевший на метамфетамин. Мейстер посмотрел на парня, его губы скривились в отвращении. Вены на его шее вздулись, когда он зарычал на месте.
— Ты смеешь называть себя Белой Силой, когда ты трахал киску этой дряни и жил с ней целый год?
Лицо Мейстера покраснело, он пристально посмотрел на парня, который начал отступать к двери. Охранник, которого я назвал Гиммлером, остановил парня и обхватил рукой его шею. Мейстер достал зажигалку и, убедившись, что не очень честный клановец наблюдает за ним, поджег фотографию. Он плюнул на горящий снимок, и тот упал на землю, объятый пламенем.
— Берите оружие, — приказал всем Мейстер.
Охранники начали собирать нас в кучу, выводя всех на улицу.
— Какого хрена? — пробормотал Вик, когда мы поднялись на ноги и последовали за толпой.
Нас выстроили по всей ширине пустой улицы. Дневной свет угасал. Несколько тускло освещенных уличных фонарей горели, но ночь прогоняла солнце. Гиммлер стоял примерно в десяти футах от нас, все еще держа за шею перепуганного клановского придурка. Мейстер протиснулся через центр шеренги и встал перед нами.
— Оружие! — приказал Мейстер.
Все вытащили свои пистолеты.
Я вытащил свой.
Гиммлер повернул парня лицом к Мейстеру. Мейстер сложил свои мощные руки на груди.
— Беги.
Лицо парня побледнело.
— Нет, клянусь, я не трахал ее, — сказал он, запинаясь.
— Беги, — повторил не впечатленный Мейстер.
Гиммлер отошел от парня и встал сбоку от нашей импровизированной линии огня. Дыхание парня было затруднено от страха. Он бросился бежать со скоростью спринтера. Мейстер поднял руку, и парень, набирая скорость, побежал по главной улице.
— Огонь! — крикнул Мейстер.
Пули полетели из пистолетов нацистов вокруг меня. Большинство из них были обдолбаны выпивкой и хрен знает, чем еще. Я сдерживал свой огонь, наблюдая, как ни одна пуля не попала в цель. Парень набрал скорость, и Мейстер снова поднял руку.
