Душа (СИ) - Селезнева Алиса

Закусив костяшку левой руки, я посмотрела на открытый вентиль. Газ шипел, как ядовитая змея, а «Демидыч» будто специально жадно принюхивался к его отвратительному запаху.

— Чем быстрей, тем лучше, чем быстрей, тем лучше, — шептал он, потирая скатавшуюся бороду.

Где-то внутри, под рёбрами, там, где раньше располагался желудок, зашевелился страх. Я никак не могла вспомнить, через какое количество времени наступает отравление газом? Когда «Демидыч» начнёт задыхаться? Когда почувствует головокружение, тошноту, вялость? Как быстро смерть приберёт его к своим рукам? Через час? Пятнадцать минут? Или раньше?..

В любом случае действовать надо быстро, потому что умирать ему рано. Только не сегодня и даже не в этом месяце. Сначала я должна поговорить с папой и Ромкой… И если гора не идёт к Магомету, то Магомет сам заберётся на эту чёртову гору! Как с Ромкой! Получилось один раз — выйдет и второй. И глубоко вздохнув, я шагнула к плите.

В конце концов, нужно всего лишь повернуть вентиль. Это не так сложно. Он рядом. Просто крутануть вправо и всё. «Демидыч» будет жить, а я… Я заключу с ним сделку. Надо всего лишь повернуть вентиль. Повернуть вентиль. Повернуть вентиль…

Но проклятый вентиль не хотел поворачиваться. Или, по крайней мере, не хотел поворачиваться в моих руках. Пальцы соскальзывали, а он, будто издеваясь, оставался на месте.

— Только не закрывай глаза! — взмолилась я, оглянувшись на «Демидыча». Его голова опустилась, ресницы дрожали, дыхание становилось тяжёлым. — Раз уж не хочешь помочь, хотя бы не оставляй. Не смей бросать меня!

Пытаясь его разжалобить, я закричала. Закричала так громко, что, на секунду очухавшись, он зажал уши руками. Стекло в раме затряслось, но не треснуло. Приглядевшись, я поняла, что оно сделано из пластика, и, видимо, этот пластик был сильнее вибрации в моём голосе.

Вы, наверное, думаете, что я чувствовала отчаяние. Правильно, такого отчаяния я сроду не испытывала. Безысходность? Разумеется. Но кроме них было ещё что-то. Что-то сродни купанию в море во время шторма. Когда гребёшь, гребёшь, а волны всё равно уносят тебя за буйки. Ты сопротивляешься им, но потом вдруг устаёшь бороться. А когда совсем выбиваешься из сил, то произносишь одно-единственное слово: «Помогите!».

— Савва может закрутить вентиль, — затараторила я, с ненавистью глядя на оконный пластик. — Савва поможет, если я найду его и попрошу о помощи.

— Или не поможет, — ответил кто-то в моей голове ровно через полсекунды. — Савва не станет спасать рыжего бородача. Он считает дни до его смерти и именно поэтому не уходит в свет. Придётся как-то самой выкручиваться.

Коснувшись ладонями щёк, я попыталась успокоиться. Сила не в руках, сила в голове. Кажется, так говорил Савва, когда играл с палкой. Раз уж не получается с пальцами, нужно подчинить голову. Подчинить голову…

Помните, в начале двухтысячных по телевизору показывали мультсериал «Покемоны»? Там мелькало много девушек, но мне запомнилась Сабрина. Та самая, что силой мысли гнула пополам ложки и переставляла тарелки по столу. Ох, её бы дар мне сейчас пригодился. Здорово пригодился. Но не тот, что назывался телекинезом. Сабрина умела подчинять панику. Всегда такая собранная, спокойная и уверенная. Вот бы мне тоже подчинить панику… А вместе с ней и голову.

Сила в мыслях. Сила в спокойствии.

Десять, девять, восемь…

Глубоко вдохнув, я спрятала руки за спину. Больше никаких пальцев. Больше никакой паники! Взгляд на вентиль.

— Двигайся, — опять закричала я. — Ну же, двигайся! Двигайся, чёрт тебя подери! Я тебе приказываю!

Но вентиль не сдвинулся даже на миллиметр…

Действительно, если ему было плевать на мои пальцы, то с чего вдруг он послушается голос? В конце концов, для него я тоже всего лишь бестелесный призрак.

Колени подкосились — я опустилась на пол. Худые прозрачные руки повисли вдоль тела как плети. Никакого от них толку… Ни от них, ни от меня…

— Вот видишь. — Голос «Демидыча» походил на писк комара. — Ты всего лишь галлюцинация в моей голове и скоро исчезнешь. Исчезнешь вместе со мной.

Стыдно признаться, но при жизни я никогда не была сильной. Ни морально, ни физически. Если что-то долго не получалось, начинала плакать. Но при этом на протяжении всей учёбы в школе и университете сдавала экзамены исключительно на отлично. Догадываетесь почему? Верно, меня всегда выручало упорство.

— Даже не надейся отправиться на тот свет, — сказала я, коснувшись указательным пальцем его переносицы. — Не раньше, чем поговоришь с моими. — А ты, — перевела я взгляд на вентиль, — повернёшься немедленно, или я к чертям собачим вырву тебя из этой плиты.

Поднявшись с колен, я опять подошла к решётке и, заострив внимание на одной точке, представила, как осторожно поворачиваю вентиль. Вправо. До самого упора. Пока он не войдёт в положение «закрыто».

Задержав дыхание, я на всякий случай зажмурилась. Внешне всё оставалось прежним, и с горя я снова начала считать: десять, девять, восемь,…, два, один, и… Газ вдруг перестал гудеть. Перестал, потому что вентиль, наконец, повернулся.

Неужели получилось?..

Я ойкнула и засмеялась. Получилось!

От усталости пришлось навалиться на стену. Новый газ в кухню больше не просачивался, но тот, что успел «сбежать», по-прежнему отравлял вдыхаемый «Демидычем» кислород. Времени на раскачку у меня не было.

— Открывайся! — приказала я двери, отделяющей комнату от кухни, и представила, как распахиваю её.

Медленно, не торопливо, но с чувством.

Во второй раз это вышло легче. Дверь с силой хлопнула о противоположную стену, а потом я опять закричала, заставив треснуть стекло в одном из окон спальни. Мне повезло: там не было дурацкого пластика.

— Поднимайся! — Мне не составило труда нагнуться над «Демидычем» и коснуться ладонями его лица и обнажённых участков шеи. — Поднимайся немедленно и топай на улицу! Поднимайся, я сказала! Тебе нужен свежий воздух. А квартира должна проветриться.

После сегодняшнего вы, конечно, вряд ли поверите, но раньше я не умела кричать. Не умела требовать. Всегда только просила, а поэтому так и не приучила Ромку вешать вещи в шкаф. Тётя Глаша говорила, что мне туго придётся в школе. Нет ни строгости, ни жёсткости. Боялась, что дети станут вить из меня верёвки. Наверное, сейчас она бы сильно удивилась, увидев меня такую. Строгую, жёсткую, строптивую.

— Я существую. Да, умерла, да, стала призраком, но всё равно существую! Существую, ты понял?!

«Демидыч» протирал глаза и жадно хватал ртом насыщенный кислородом воздух. Я погрозила ему пальцем и шлёпнула по макушке. Боли он не почувствовал. Только холод, судя по тому, как его передёрнуло.

— Подачу газа я остановила. И разбила окно. На ночь накроешь его одеялом. У тебя ведь есть одеяло? — дождавшись кивка, я продолжила: — Галлюцинации не разбивают окон и не перекрывают газовые вентили. Не веришь — позови соседа, но завтра. Сейчас ты идёшь на улицу. Дышать. Понял? И лучше тебе выпить воды или молока!

Страх в его глазах ничуть не уменьшился. «Демидыч» боялся меня так же сильно, как и вчера, возможно, даже сильнее. Он с ужасом взирал на осколки стекла на ковре, распахнутую дверь и завёрнутый вентиль. Прочная, годами строившаяся защита начала давать трещину. Во взгляде человека, три года считавшего себя сумасшедшим, затеплилось сомнение.

— Выпей молока и шуруй на улицу. Выметайся, я сказала!

Он недоверчиво склонил голову набок. Схватившись руками за стол, кое-как поднялся на ноги. Пройти прямо не удалось: его то и дело заносило влево, будто пьяного.

— Ты строгая, как Нинка, — произнёс он, с трудом набрасывая на плечи плащ.

Я не знала, кто такая Нинка, но на всякий случай кивнула. Сегодня я могла позволить себе быть похожей на кого угодно.

Спустившись по лестнице, мы вышли во двор. Я шла справа, но говорить больше не пыталась. «Демидычу» и так сегодня досталось, поэтому беседу по душам я решила оставить до завтра.