Саша, Саня, Шура (СИ) - Волкова Дарья

Какое-то время они оба молчали.

- Знаешь, Ген… - нерешительно произносит Саня, возя в бокале ложкой. Пить остывшее латте совсем не хочется. – Все, что ты мне рассказал… не так уж и ужасно…

- Саня, ты вроде не дура, включи мозги! – не дает ей докончить Геннадий. – Сашка офигенный мужик, с таким жить – не тужить. Только любит он  не тебя. Если тебе с ним только потрахаться – в добрый путь. Но я ж тебя знаю. Ты секс ради секса не признаешь. Саня, я тебе очень прошу – брось, пока не поздно. Не влюбляйся в Оболенского.

- Ген, я…

- Я, видимо, непонятно объясняю, - Браун резко отодвинул чашку в сторону и махнул официанту. – Он может тебя очень качественно трахать, допускаю и даже рад за тебя. Но если вдруг его Ирочка только рукой поманит – он побежит к ней. А про тебя – забудет, будто тебя и не было никогда.

А вот это – по-настоящему больно.

 ***

После Генка уехал. Уехал и оставил после себе такое смятение в Саниной душе, что  утренний раздрай казался теперь почти покоем.  Не работалось от слова «совсем». Саня подумывала о том, чтобы уехать домой, но поняла, что там она себя сожрёт сомнениями и ненужными мыслями окончательно. Поэтому Саня собрала себя в кучу, для тонуса поругалась с Роммелем и подбила итоги по двум проектам. Более чем продуктивно для второй половины дня пятницы, когда до приезда человека, которым ты бредишь, остается всего несколько часов.

Точнее, один час.

Саша: Подлетное время – час. Ты уже будешь дома?

Саня: Да.

Все, время сомнений кончилось. И начнется какое-то другое время. Пора ехать домой, надевать черный прозрачный комплект и выгнать к чёрту все лишние мысли из головы.

***

Он попросил остановиться у ближайшего к Саниному дому торгового центра. Там обязательно должен быть цветочный.

Цветы Александр дарил жене три раза в год – на день рождения, восьмое марта и годовщину свадьбы. Покупал, потому что так надо. Потому что иначе Ира обидится, а конфликты Александр Оболенский не любил очень. Поэтому букеты выбирал, ориентируясь на цену – ибо иных параметров букетов он не понимал, красоты в них не видел. Вот анютины глазки на клумбе у дома – это красиво. А эти веники в магазине… просто надо выбрать самый большой ценник – и все. 

Но этот подход сейчас Саше показался в корне неправильным. Он не мог представить, как дарит Сане этот пестрый венок, которым впору лошадь в финале заезда чествовать, но уж никак не красивой  девушке дарить. Потратив минут пять на размышления в обществе стоявшей чуть поодаль сотрудницы магазина с приклеенной на рот дежурной улыбкой, Саша принял решение.

- Давайте тридцать красных роз.

- Тридцать одну,  - поправила его продавец. – Надо нечетное количество.

- Да? – удивился Сашка. – Ну давайте тридцать одну.

- Вы хотели по количеству лет девушке подарить? – теперь, когда покупатель озвучил свое желание, продавец стала словоохотливой, параллельно собирая букет.  – Лентой перевязать?

- Ну… - буркнул Саша. – Вроде того. И да, перевяжите.

Уже после, садясь в машину с охапкой роз, Александр раздумывал над тем, сколько же в самом деле Санечке лет. Он понимал, что старше ее.  Но вдруг стало интересно – насколько. Ладно, толку ломать голову. Спросит при случае.

***

О Сашином приходе ее оповестил домофон. Счет пошел на минуты. Волнение снова подкатило тошноту. Саня облизнула пересохшие губы, налила и выпила залпом стакан воды. В навалившейся откуда-то тишине оглушительно громко лязгнул на лестничной площадке  лифт. И Саня, словно отмерев, кинулась отпирать дверь.

Первое, что она увидела  – красные розы. Огромный букет. Настолько огромный, что даже далеко не миниатюрный Саша за ним слегка терялся. Саня даже не могла перевести взгляд от цветов на его лицо, чуть спрятавшееся за ними.

Цветы Сане и раньше дарили. Но ей теперь казалось, что нет.

- Это мне? – спросила тихо. Господи, какой дурацкий вопрос.

- Да,  - тихо и хрипло ответил он.

И тут снова лязгнуло – на этот раз замок соседской двери. Саня быстро протянула руку – и втащила Сашу вместе с букетом в квартиру.

- Это соседи,  - сказала она почему-то шепотом.

- Стесняешься  меня? – так же шепотом ответил почему-то он.

- Не хочу ни с кем делить.

Роскошный букет из тридцати одной алой розы отправился ждать своего часа на тумбочку. Людям было не до него. Они целовались. И не только целовались.

- Ты постригся?.. - женские пальцы ерошат короткие волосы на затылке.

- Ага. А у тебя новые духи? - крупные грубоватые мужские пальцы  зарываются в светлые пряди.

 - Нет, это из запасов, - женские руки забираются под мягкий итальянский трикотаж. - Тебе идет красный…

- Спасибо, - бирюзовая женская футболка летит в сторону. Мужчина захлёбывается выдохом, забывая вдохнуть. – А тебе – черный…

- Нравится? – прижимаясь почти голой грудью – развратная черная сетка – не в счет – к голой мужской груди.

- Низ такой же? – левая мужская рука обхватывает красивую сильную женскую шею, лаская большим пальцем впадинку у ключицы. Правая бесцеремонно обхватывает женскую ягодицу, обтянутую синими джинсами.

 - Конечно, это же комплект. Хочешь посмотреть?

- И не только посмотреть.

И он наконец-то подхватывает ее на руки – как уже не раз порывался, да все не складывалось.

***

Такое Саша видел только в порно. Которое смотрел, тайком от родителей, сопливым мальчишкой в расцвете пубертата.  Вот там было на женщинах такое белье - черное, абсолютно прозрачное, ничего не скрывающее, наоборот – подчеркивающее. Соски казались крупнее и темнее и притягивали взгляд, а так же губы и язык.  А эти прозрачные трусы – какая-то сводящая с ума инквизиторская выдумка. Вроде бы  - что-то надето. Но при этом – видно все.  Продольные линии припухшего женского естества, чуть приоткрытого. И сквозь ничего не скрывающую черную сетку видно, как это все влажно поблескивает.

Возбуждение, которое накрыло Сашу, было и само, кажется, родом из того пубертатного возраста – когда тело не поддается контролю, а эмоции захлёстывают так, что себя не помнишь.

Чёрную сетку он с Сани снимать не стал. Бюстгальтер сдернул вниз, от чего и без того высокая Санина грудь вдернулась еще выше. И соски торчали поверх сетки так, что Сашка едва успел слизнуть струйку слюни, появившейся в углу рта. Нелепо, но так.  Полный рот слюны от этой картины: торчащие соски и поднятая вверх грудь. Часть скопившей в роту слюны Александр израсходовал на то, чтобы намочить это черное и прозрачное – потому что оно снова вернулось на место, и он ласкал Санину грудь прямо через это сетку. Кружево намокло и царапалось, но это только обостряло удовольствие.

Низ тоже снимать не стал. Это из подростковых прыщавых фантазий вылезло, не иначе  - что он натянул черную узкую полоску кружева. Натянул  - а потом подтянул вверх, так, что эта черная лента врезалась в пухлость влажной женской темно-розовой плоти. Он потянул еще сильнее вверх. Кружево еще сильнее врезалось. Саня застонала еще громче. А он принялся двигать этим черным кружевом  - вправо, влево, по кругу.  Саня стонала, дрожала, всхлипывала. А он крутил так и этак узкую полоску черного влажного кружева и смотрел, как черное двигается между розового. Как зачарованный смотрел. Он ласкал эту девушку между ног пальцами, языком. А теперь вот…

- Сашенька, я так не могу больше…

И я тоже, маленькая, и я тоже…

В общем, белье он с нее так и не снял. Вот прямо в нем ее и взял. Снял потом, после первого, короткого и быстрого оргазма. Саня позволяла себя раздевать, размякшая, безвольная, как кукла. И потом молча лежала рядом, прижимаясь плечом к плечу. Молчал и Саша. Молчал и думал.

Даже в двадцать его так не накрывало. Хотя, может, и накрывало – но такой глубины не было. Так не выворачивало - чтобы всю душу наизнанку, и в мыслях разброд. И в чувствах.

Чувства. В этом все дело, наверное.  Но ведь и к Ире же были чувства. Были? Саша распахнул глаза. С какого момента он стал думать о чувствах к Ире в прошедшем времени? Что ты со мной сделала, Саня?!