Моя кровавая месть (ЛП) - Лэндис Никки

— Это оно, — объявил Патриот, останавливаясь.

Грим был первым, кто встал.

— Салазар приносит свои извинения за то, что обнаружил приманку, а не настоящего Чамуко.

— Конечно. — Ублюдок специально ввел нас в заблуждение. Он бы никогда не признался в этом, и Ангел специально отвлекал. Наши враги становились все смелее, и клубу нужно было серьезно подумать.

— Какого хрена мы на кладбище?

— Что? — Подразнил Рейт. — Боишься увидеть несколько призраков?

Он дразнил Экзорциста, тот всегда жаловался на странное или причудливое дерьмо. Это было весело для всех нас, потому что мы были гребаными Жнецами. Что было страшнее этого?

— Ты чертов жнец, Экс, — подтрунивал Раэль. — Веди себя подобающе.

Экс поднялся со своего места, подошел и уставился на Раэля сверху вниз, затем наклонился вперед и врезался лбом в лоб Раэля. Тот упал спиной на свой байк и приземлился на задницу с хрюканьем.

— Чертов ад, Экс.

— Не морочь мне голову, Раэль. Я без колебаний надеру тебе задницу.

Раэль вздохнул и с трудом поднялся на ноги.

— Да, да. Хорошо. Я этого ожидал.

— Черт возьми, да, так тебе и надо, — добавил я, хлопнув его по спине. — Ты слишком много болтаешь языком.

Рейт и Лаки расхохотались.

Грим покачал головой.

— Иногда здесь как в гребаном детском саду для взрослых.

Патриот фыркнул.

— Поверь мне. Морские пехотинцы такие же.

Я не сомневался в этом.

— Банданы, братья, — приказал Грим, и мы подняли материал, напечатанный скелетом, над нашими лицами, чтобы скрыть истинную природу наших Жнецов как можно дольше.

На кладбище было устрашающе тихо, оно покрыто густым серым туманом, который клубился у нас под ногами и парил вокруг надгробий. Лунный свет был редким и в основном скрытым за толстыми, плотными облаками, которые заполнили небо. Даже звезды были приглушены всеми облаками.

Мы вошли на кладбище и направились к задней части огромной стоянки. Салазар сказал, что Чамуко скрывался в старом склепе. Поговорим о жутком. Я думал, что мы были темными и зловещими. Этот парень на самом деле проводил свое свободное время в постели с трупами. Неудивительно, что он выбрал имя Чамуко(Дикий Ангел).

Жнецы любили смерть и резню. Мы жили ради момента, когда мы могли пожинать души и отправлять их в ад. Самый любимый десерт, это души настолько испорченные, подлые и злые, что сам Люцифер Морнингстар хотел вечной расплаты за деяния, совершенные на Земле.

Чамуко был одним из таких особых обстоятельств.

Мы прошли всего несколько шагов, когда раздался щелчок нескольких пистолетов одновременно.

— Не подходите ближе.

— Чамуко, — объявил Грим, — мы здесь, чтобы нанести давно назревший визит.

— Мне все равно, чего ты хочешь, гринго.

— Ты должен. Твой выбор привел тебя сюда.

— Ты убил моего кузена! — Взревел он, выходя на свет.

Грим пожал плечами.

— Он пытался изнасиловать и убить старушку клуба. Он заслужил то, что получил.

— Ты умрешь, черт возьми! — Закричал Чамуко, поднял пистолет и прицелился прямо в грудь Грима.

Мы ожидали этого, и все мы были защищены нашими формами Жнеца. Мы рассредоточились, взяв на себя каждого из людей, которые были с Чамуко первыми. Они не могли сравниться с существами, которые могли вызывать свои души из своих физических тел и нарезать их на аккуратные маленькие духовные ленты.

Это было именно то, что мы сделали.

Все люди Чамуко одновременно побросали оружие и упали на колени. Он начал кричать по-испански, но они больше не контролировали свои движения. Десять душ покинули свои физические тела и съежились перед нами.

— Экзорцист? — Позвал Грим.

— С удовольствием. — Экс хрустнул костяшками пальцев. — Я голоден. — С могучим ревом он разорвал души на куски острыми когтями, позволяя им парить в воздухе вокруг нас.

Мужчины кричали и бились в конвульсиях, их страх был настолько реальным, что мы почти могли чувствовать их боль и мучения. Патриот откинул голову назад и издал вой, как гребаный оборотень. Иногда эта боль питала его душу так, как никогда не касалась остальных из нас. Единственным другим, кто кормился, был Ганнибал.

Грим кивнул головой Хану.

— Дерзай.

Ганнибал начал собирать куски, которые были окутаны темной тенью. Открыв рот, он проглотил кусочки и запихнул их в рот. В то же время люди Чамуко плакали и молили о пощаде, требуя освобождения, слышались сосущие и хрустящие звуки. Души были буквально поглощены, все еще будучи связанными с их физическими формами.

От такой боли у меня мурашки побежали по коже. Я хотел, чтобы Чамуко почувствовал эту агонию перед смертью. Раэль и Мамонт наблюдали за происходящим с мрачным смехом. Остальные из нас смотрели, как Чамуко бросил пистолет и опустился на колени перед Гримом.

— Пощади, сделай одолжение, — умолял он. — Вы настоящие Дикие ангелы. Я всего лишь самозванец.

— Да, ты такой, — согласился Грим. — Ты заплатишь за свои преступления.

Чамуко рыдал, как младенец, требующий ужин. Он продолжал наклоняться и кланяться, вознося молитвы на испанском. Ничто не могло спасти его сейчас.

— Расскажи нам о Джине и Саше. — Приказал Грим.

— Больше взыскания по их долгам не будет. Я клянусь в этом.

— Докажи это. Позвони кому надо, чтобы остановить это.

Мы наблюдали, как он отдавал приказы своим людям, разговаривая с несколькими по телефону дрожащим, но решительным тоном.

— Никто не придет за Джиной, ее детьми или Сашей Пратт. Теперь их защищают мои собственные люди. Я клянусь в этом.

Ага. По крайней мере, что-то хорошее вышло из жизни этого никчемного дерьма.

— Боди?

Я кивнул, хрустнув костяшками пальцев, когда я подошел вперед, погрузил кулак в его грудь и вырвал его сердце. Свободно. Бьющийся орган пульсировал в моей руке, когда он начал дрожать. Я медленно сжал кулак вокруг тепла, чувствуя, как жизненная энергия уходит, и начал сжимать. Орган, наконец, лопнул, разбрызгивая алую жидкость по моему телу и земле.

Я смеялся как сумасшедший и позволил моим братьям забрать его душу, скручивая, дергая ее, пока он не превратился в пепел духа. Земля грохотала под нашими ногами, когда Люцифер приветствовал самые темные души в своем скрытом логове.

Крики Чамуко отдавались эхом еще долго после того, как трещина закрылась, доказательство того, что он будет страдать в вечных муках. Кровь моего врага запятнала мою одежду, и я почувствовал, как удовлетворение рокотало в моей груди.

Моя… месть… кровавая…

— Саша, детка, наш сын подрос.

Я повернулась на бок, постанывая от недостатка сна. Сев, я потерла глаза и зевнула.

— Иди сюда.

Я встала, медленно пробираясь по полу. Когда я подошла к Боди, он крепко обнял меня, заключив меня и Маверика в свои любящие и надежные объятия. Он начал двигаться, медленно пританцовывая, напевая нежную мелодию и прижимая нашего сына ближе.

— Я накормил его твоим грудным молоком. Решил дать тебе еще несколько минут поспать.

— Спасибо, — прошептала я, кладя голову на его сердце.

— Это длилось недолго. — Он слегка рассмеялся, когда его грудь заурчала от звука. — Я разбудил тебя, потому что мне нужно было обнять двух людей, которых я люблю больше всего на свете.

— Ты такой приятный собеседник сегодня.

— Я серьезно. Я смотрел в окно, держа Маверика, и было так тихо и умиротворенно, что мне захотелось разделить этот прекрасный момент с вами двумя. Нас теперь трое.

Я крепче обняла его за талию, когда мы вместе покачивались, укачивая нашего сына и наслаждаясь полнотой наших сердец. Последние два месяца пролетели как в тумане, но я бы не променяла их ни за какие деньги в мире. Беременность была долгой и трудной. Я болела почти все девять месяцев, и роды были самой болезненной вещью, которую я когда-либо испытывала за всю свою жизнь.