Татьяна Веденская - Содержанки
– Это все станет твоим только с утра. До шести утра я запрещаю тебе трогать меня хоть пальцем.
– Ты издеваешься? – нахмурился он.
– Да! – согласилась я. – Зато после шести утра ты можешь делать со мной все, что только пожелаешь. Так-то, мой дорогой. Заводи будильник и спокойной ночи. Если не сможешь заснуть, можешь продумать в деталях, как ты меня покараешь за такое плохое поведение!
– Ну ты и сучка, – сказал он, однако выражение его лица стало мечтательным.
Свинтус эксперименты любил. С Мариной он увиделся только дня через три. Она с подругой получила весь необходимый «фан», включая поездку в больницу, посиделки в ресторане еще с тремя подругами, не включая первую, а также шопинг.
– Юля, спасибо. Я не чувствовала себя такой счастливой уже лет пять.
– На здоровье, – пробормотала я. – С тебя причитается.
– О да! – согласилась Марина и пригласила меня на чашечку кофе.
Самое удивительное, что хоть нас и разделяли года, привычки, социальный статус и сама ситуация, нам было хорошо вместе, в этом кафе, с этими десертами, с пастой и болтовней. Мы провели вместе около шести часов, и за все это время о Свинтусе слова не сказали. Мы говорили о тряпках, о новом цвете волос Марины, который я одобрила, но решила при случае все же подправить у моего постоянного мастера. Мы договорились на следующей неделе пойти вместе в СПА-салон, чисто расслабиться и привести себя в порядок. Потом мы пошли в «Лотте-Плаза», пошлялись по магазинам.
– Хотела бы я иметь такое тело, как у тебя, – вздыхала Марина, глядя, как я примеряю джинсы. – Хотя бы пресс.
– Такой пресс не запрещено иметь никому. Я вот решила купить специальный тренажер, раз уж мне нельзя качать пресс обычным способом. А ты можешь качать и по старинке.
– Ой, мне уже поздно! – махнула рукой Марина.
Иными словами, нам было комфортно друг с другом. Ведь обе мы были, по сути, зеркальное отражение друг друга (я не о прессе и ногах, конечно же). Мы были одиноки и несчастны, у нас обеих не было ничего, кроме своих цепей, да и цепи эти были – одни и те же, одни на двоих, и мы знали исключительно точно, каковы они. Насколько тяжелы и насколько невыносимы. Как громки крики, как грубы слова, как мало мы значим в жизни нашего мужчины, не больше муравья – раздавит и не заметит. Мы были чем-то вроде товарищей по несчастью и стали братьями по оружию. Вернее, сестрами. Содержанки, подписавшие между собой негласный договор, исполнение которого чем-то обогащает каждую сторону.
– Я хочу пойти в театр. Ты сможешь придумать что-нибудь, чтобы он вечером приехал домой? – попросила я ее. – Что-нибудь важное.
– Может, сказать, что у нас прорвало трубу? – после некоторых раздумий, предложила Марина.
– Пусть ее прорвет в пятницу к вечеру, ладно?
– Договорились, – ответила она.
Мы с ней прекрасно понимали друг друга. Должна признаться, что, несмотря на всю нелепость ситуации, эта странная противоестественная дружба меня даже радовала. Мне было с кем поговорить, не напрягаясь и ничего не разыгрывая. Мне давно уже был нужен кто-то, с кем я могла бы просто попить кофейку и поболтать. И от кого мне нечего скрывать. Ну, или почти нечего.
То, что я скрывала, было так далеко, что я и сама об этом иногда забывала. Но однажды (как водится, в один прекрасный день) на пороге моей квартиры возникла СИТУАЦИЯ, к которой я оказалась совершенно не готова.
И вот тогда-то и пришло время обратиться за помощью к Марине – к жене моего любовника, бывшей докторше, медленно спивавшейся в мертвенно-тихих стенах своего мраморного саркофага. Только она могла мне помочь.
Чтобы объяснить, как я «дошла до жизни такой» и что это за звонки в дверь и ситуация, с которой я, при моем-то опыте, умениях и циничном расчетливом уме не смогла справиться, придется немного рассказать о моем прошлом. Настоящее у меня совершенно другое. У меня все ходы записаны, вся жизнь разбита на этапы, цели поставлены, методы достижения избраны, нужные знания постоянно обновляются. Да я как Терминатор – мне все по плечу!
В моем прошлом я немного другая. Я сижу на лавочке в парке возле метро «Фрунзенская» и рыдаю. Моя жизнь кончена, и я совершенно не понимаю, зачем мне подниматься с лавочки и куда-то идти. Я просидела на ней больше трех часов, прежде чем нашла в себе силы встать. В каком-то смысле я прошлая так и осталась сидеть на той лавочке, а ушла с нее совершенно другая женщина. Но что-то от моего прошлого все же осталось. К примеру, моя семья.
Да уж, как ни странно, у меня есть семья. Вернее, даже две. Расскажу сначала о первой. Итак, родилась я в славном городе Ростове в семье крупного партийного функционера. Мой отец, Владимир Твердый, был таковым и по фамилии, и по характеру. Я была единственным ребенком в семье, и все надежды были возложены на меня, что привело к тому, что детство мое было одновременно и счастливым, и сложным. Отец теперь уже умер. К сожалению, он не успел услышать от меня заслуженных слов благодарности за прекрасное образование и за то, что закалил мой характер своими требованиями. Бабушка и дедушка (по папиной линии) защищали меня от отца и его строгостей, как могли. Что, впрочем, не помогло – за учебниками и тетрадями я загибалась целыми днями, так как отец самолично проверял все, приходя с работы домой. Бабушка только вздыхала и подкармливала меня пирожками. Она все мечтала, чтобы я хоть немного поправилась, но я была тоща, как кощей, сколько бы пирожков ни съела. Такая уж конституция.
Мама, домохозяйка, папу очень любила, хоть и боялась. Она прекрасно играла на рояле, любила читать мне на ночь. С самого раннего возраста я засыпала под сказки Пушкина, братьев Гримм и рыдала над «Русалочкой» Андерсена. Когда у меня будут дети, я буду делать для них то же самое, что мои родители делали для меня.
Отправившись в Москву на учебу (конечно же, в МГУ), я от рук несколько отбилась. Отец тогда уже болел и следить за тем, как идут у меня дела, не мог. До сих пор я не простила себе, что он умер, так и не повидав меня. Я не приехала на каникулы, осталась с друзьями в Москве. Я, конечно, даже и не представляла, насколько он болен. Мне не говорили.
После смерти папы мама замкнулась, посерела и как-то сжалась в один напряженный комок. Потом умерла и бабушка, вслед за папой. Не смогла пережить потерю любимого сына. С ней я попрощаться успела, слава богу. Я ее очень, очень любила и искренне горевала. Помню, бабушка перед смертью все просила меня не бросать учебу. Я пообещала ей сквозь слезы, хотя к тому времени я уже и была в бессрочном академическом отпуске, утратив желание быть экономистом. Так что, к сожалению, обещание, данное любимой бабушке, я исполнить не смогла.
