Татьяна Алюшина - Дом, где исполняются мечты
Где-то через час прибыли питерские гости. На отпирание замковых врат Машка отреагировала просьбой с нажимом мимикой и жестами.
— Тетя Инга, а можно мы на выходные у вас останемся? — сверкнув хитрющими глазами, проорало дитя.
— Маша! — призвал отец ребенка к порядку. — Я сказал, мы едем в гостиницу!
— Вот видишь, Машенька, — завела тоном сказительницы старорусской Инга. — Мы твоему батюшке не приглянулись.
— Приглянулись, — возразил крайне недовольный батюшка, — но мы не хотим обременять вас.
— Гостеванием, — «подсказала» Инга, веселясь отчего-то.
— Да, гостеванием, — подтвердил Стрельцов.
— Предпочитаете обременить нас чувством вины, — еще раз «подсказала» весело Инга. — Прогнали родственников взашей! Спать-то у нас негде, квартирка маленькая, да и стойло для животины в доме держим!
— Инга, перестаньте! — потребовал грозно Стрельцов.
— Да с удовольствием! Только ни в какую гостиницу мы вас не отпустим! Вот вы бы нас отпустили? А я, между прочим, обещалась с ответным визитом! Так что, выгоните?
— Сдаюсь! — подняв руки, капитулировал Стрельцов.
Зачем она так настаивала-то?
Инга с большим душевным дискомфортом поняла, что придется ведь с ним о чем-то говорить, занимать-развлекать. Время-то девять вечера, и, при таком настойчивом приглашении, подразумевается ну если не ужин, то чаевничание под беседу.
М-да! Во-первых, она и так сегодня выступила назидательницей премудрой, пожалуй, исчерпав лимит умничаний и терпения господина Стрельцова. А во-вторых… во-вторых, бла-бла-бла, всякое женское и смущающее, и удивляющее, и интерес с ожиданием, и… а-а… не знает она!
Может, напустить на Игната Дмитриевича Анфису Потаповну? На что она там хотела повлиять? Вот пусть и влияет, ей можно.
Но напускать никого не пришлось. Дочь с отцом, извинившись культурно, удалились в гостиную, чтобы позвонить Машиной маме и продолжить разговоры о делах своих непростых. Федька в известное место — в свою комнату к компьютеру, Фенечка со Степаном Ивановичем — смотреть новости, а Инга — работать.
Ну, вот и ладненько, и красота.
Где-то через час Ингу потревожили, подтягиваясь в кухню все по очереди: Федька — чайку попить, за ним Машка с отцом, и, без каких-либо иных вариантов, даже не рассматривающихся, на общий сбор прикатила маркиза в сопровождении хряка.
Чаевничали, не говоря ни о чем серьезном. Игнат Дмитриевич продуктовые дары свои к столу преподнес, Машка с Федькой что-то интернетовское обсуждали и быстренько слиняли к нему же, Фенечка попытала гостя, без фанатизма, на предмет архитектурных изменений в городе Санкт-Петербурге и мирно уехала на покой, сопровождаемая верным фаворитом. Господин Стрельцов огласил свой «пардон» и желание лечь спать.
Идите-идите! Все идите и оставьте ее в покое!
Инга потянулась, разминая затекшие от напряженного сидения над бумагами мышцы, посмотрела на часы на экране ноутбука — однако начало второго.
В дверь коротко стукнул и вошел Игнат Дмитриевич.
— И вновь я отвлек вас от работы, — раскаянно заметил Стрельцов.
— Да я почти закончила, так, мелочь осталась. Проходите, — пригласила Инга, складывая листы бумаги.
— Не могу заснуть. Все про Машку думаю, — поделился тревогами Стрельцов.
— Оно и понятно, — согласилась Инга. — Мне вон хоть в церковь иди, свечку ставь, чтобы пронесло от такого «подарочка» от сыночка.
— Парням проще, — высказал убеждение Стрельцов, присаживаясь на диван.
— Им да, а их родителям нет.
— И то верно. — Он посмотрел, как она складывает бумаги и канцелярию, и заинтересованно полюбопытствовал: — А кем вы работаете, Инга?
— Это сейчас так пафосно называется: фло-орист, — приподняв скептически бровки и окрулив губы в букве «о», пояснила она, — что есть суть цветовод.
— То есть вы на него учились?
— Я окончила отделение ботаники и растениеводства и параллельно курс цветоводства.
— Это призвание? — живо интересовался он.
— Да. С детства, — улыбнулась Инга, переложив ноутбук и кипу бумаг на столик у окна. — Сколько себя помню, меня всегда завораживали цветы. Я их часами рассматривала и удивлялась ужасно: как это можно было сделать? И кто вообще мог сделать такую красоту?
— Теперь знаете кто? — улыбнулся Игнат.
— Нет. Я до сих пор не понимаю, как можно сотворить столько разнообразной красоты!
— А расскажите мне, — попросил Стрельцов с непонятной улыбкой, — про детство, увлечение цветами, про работу.
— Вам действительно интересно? — поразилась почему-то сильно она.
— Интересно. И даже очень. Я еще ни разу не встречался с человеком, который занимается цветоводством.
— Тогда, может, чаю под разговор? — спросила Инга и, подтверждая звание достойной хозяйки, расширила предложение: — Или чего покрепче предпочтете?
— Предпочту чай. Тем более что вы его делаете именно такой, как я люблю, невзирая на все новомодные тенденции. Черный, крепкий, с сахаром и лимоном.
— А к чаю? — включив чайник и загремев кружками, поинтересовалась Инга.
— Признаюсь, имею тайное пристрастие к сладкому, — поделился секретом Игнат Дмитриевич, — но и сушки-пряники уважаю. Давайте я вам помогу, — присоединился к хозяйке у столешницы кухонной Стрельцов. — А вы рассказывайте, рассказывайте!
С первого младенческого взгляда и навсегда маленькая Инга влюбилась в цветы.
Летом, когда вся семья приезжала на старую замечательную дачу, пользуясь занятостью взрослых заселением в дом, Инга убегала в поле за речку. До которого, кстати, еще надо было перейти по шаткому подвесному мостику, преодолевая страшный страх, который внушали скрип железных уключин, потрескивания старого деревянного настила и покачивание зеленой воды внизу!
Но уж потом!
Она плюхалась с разбегу на живот и часами рассматривала цветочки-травинки, ползая на локтях по полю от одного понравившегося цветка к другому.
Когда Инга удрала первый раз в свое поле, взрослые перепугались насмерть! Бегали по всему селу, звали, искали, собирались уж в милицию обращаться, когда сосед, возвращавшийся с речки, сказал им, что видел вроде девочку, переходящую по мосту на ту сторону. Ну вот там ее родители и нашли — перепачканную землей, зеленым соком от раздавленной травы, всю в муравьях, жуках и до невероятности счастливую!
Фенечка смеялась до слез, мама, отмывая дочку в большом старом медном корыте, громко ругалась, а папа ее успокаивал:
— Ну, ладно тебе, Гелюшка, что сердиться, может, она ботаником будет!
Услышав о такой перспективке, мама начала ругаться еще пуще. А обожаемый дедушка Павел посмеивался, утверждая, что все профессии хороши.
