Диана Морьентес - Работа над ошибками
— Какими судьбами в Сочи? — удивился Макс. — Ты же из… из Сибири откуда-то, да?
— А у тебя хорошая память! — кивнул парень и принялся объяснять: — Я по Интернету с девушкой познакомился, она здешняя. Вот, решили встретиться, я и приехал. Она сейчас на работе, а я гуляю, городом вашим любуюсь… Я зимой уже в Сочи влюбился, а летом тут у вас, наверно, вообще бесподобно!
Макс тут же пригласил незнакомца в гости, и домой они поехали уже втроем.
Они сидели на кухне, о чем-то тихо разговаривали и пили водку, купленную в магазине недалеко от дома. Наташу Макс из кухни выгнал и плотно закрыл дверь. У нее не было цели подслушивать, но, заходя в туалет, который теперь одно целое с ванной, слышала, что на кухне беседа идет об армии. О прошлом Макса. Впрочем, мужчины замолкали, когда понимали, что в ванной кто-то есть, и Наташа так ничего и не разобрала.
Так длился весь вечер. Сегодня понедельник, и Макс в клуб не пошел, решив, что там у него сегодня выходной и точка. Наташа несколько раз пыталась заглядывать на кухню, предлагая собеседникам перебраться в комнату, но Макс грубо выгонял ее снова и снова. Наташа угомонилась лишь после того, как Макс заорал на нее:
— Ты исчезнешь отсюда или нет?!
— Я голодная! Я есть хочу!!! — визжала Наташа, от обиды едва сдерживая слезы.
Это было не так, есть она не хотела, и уж Макс-то это ясно понимал. Грубо схватив ее за локоть, дотащил до комнаты и, бросив на кровать, развернулся и ушел обратно.
Наташа сидела одна-одинешенька и ревела, как подстреленный кабан. Чем, похоже, раздражала Максима еще сильнее.
Когда гость уехал в вызванном для него такси, и, проводив его, Максим вернулся в квартиру, Наташин рев стал немножко тише, но только для того, чтобы услышать, что скажет муж.
— Успокойся! — рявкнул он.
Наташа разоралась еще больше.
— Успокойся, я сказал! — потребовал Макс, раздеваясь.
— Что там такое было в армии, что ты даже девушку свою вышвыриваешь из кухни, зато с посторонним пацаном обсуждаешь это вовсю?!
Макс повернулся к ней спиной, вешая свою одежду на вешалку, и уже немного дружелюбнее, хотя и раздраженно, произнес:
— Это не твое дело, я тебе уже тысячу раз говорил! Ты что, не можешь этого понять?
Высокомерно и заносчиво девчонка взвизгнула:
— Ты просто слабак, раз не можешь рассказать! То же мне, тайну делает из своей сраной армии!
Макс обернулся и вдруг так внезапно с размаху засадил ей ладонь в щеку, что Наташа от неожиданности и от его силы чуть не упала. Несколько бесконечных секунд смотрел ей прямо в глаза, слегка прищурившись, жестко, неумолимо. Потом отвернулся и с ожесточением снова принялся за свою одежду.
Наташа таращила на него испуганные глазищи, схватившись рукой за щеку. Как загнанный зверек, выглядывала исподлобья на мужчину, которого не узнавала. Было так больно: физически и не только. Щека просто горела, Наташа явственно ощущала на коже жжение: вот его ладонь, вот каждый его палец. Слезы набрались в ее глазах; Наташа зажмурилась от обиды, и они хлынули через край — тихие, молчаливые слезы, приклеивая к щекам растрепанную ударом длинную челку.
— Что я делаю? — опустив голову, тихо спросил Макс самого себя. — Прости, малышка.
Подошел к ней медленно, сдержанно, словно даже равнодушно, но с таким раскаянием во взгляде, что уже за этот взгляд можно было его понять и простить. Инстинктивно попытался ее обнять, но Наташа панически дернулась в сторону и, споткнувшись, рухнула в кресло. Тогда Максим виновато опустил руки и, сев на кровать, неистово протер лицо ладонями. Наташа наблюдала за ним из своего убежища — у него дрожали пальцы. Удар вследствие эмоций отрезвляет обоих.
— Никогда не думал, что смогу ударить женщину, — шептал Максим сдавленным голосом, не поднимая на свою девушку глаза. — Прости, пожалуйста.
Его голос в ладонях звучал так же, как в телефонной трубке в Москве — глубоко, значительно. Но это было в Москве — там, когда не видишь картинку, намного впечатлительнее относишься к звукам. А здесь, сейчас — этот голос из глубины сердца, несомненно:
— Я такой. Это моя реакция. Ты бы поняла…
Немногословен. Говорил бы он больше, больше бы извинялся, рассыпался бы в оправданиях — и Наташа не поверила б в его раскаяние. Но одно значимое слово гораздо больше, чем сотня пустых.
Наташа протерла слезки и сглотнула свою обиду. Вдруг увидела, какую ошибку она совершила. Макс уже когда-то просил не заговаривать с ним об армии. Наташа знала, что там было что-то, имеющее огромное значение для него. Знала — и так гадко с ним разговаривала, как со своим врагом.
Поправила прическу, робко подобралась к мужчине поближе, разместилась рядом на кровати, подогнув под себя ножки, и, обняв Максима, повисла у него на плечах.
— Все нормально, — сказала она честно ему куда-то в затылок. И самокритично добавила: — Что поделать, если до меня иначе не доходит! Это ты прости.
— Сильно ударил? — поинтересовался парень тихо и виновато.
— Сильно, — призналась Наташа.
Макс обнял ее крепко-крепко, опрокинул ее себе на колени и надежно прижал к своей груди. Никогда в жизни не поднимал руку на девушек, даже когда они того заслуживали, а вот на Наташу — на самую лучшую и любимую из них — осмелился.
— Не сердись, я не хотел, — снова умолял он ее ушко, но так ненастойчиво, как будто не стремился к прощению. Или как будто каждое слово давалось ему с трудом.
А Наташа чувствовала своим телом, как дрожат у него руки. Не видела ни глаз его, ни выражения лица — Макс этого не позволял, поэтому только по его объятиям могла анализировать, что у него сейчас творится на душе.
— Макс, я не сержусь, — убеждала девушка спокойным, уверенным тоном.
Больше всего в эту минуту желала, чтобы он успокоился; чтобы ему было хорошо. Попыталась поднять голову и посмотреть на него, но Максим обнял ее еще теснее, и осуществить свою задумку ей не удалось.
— Ничего страшного, слышишь?! — улыбнулась она и, сильнее сжав его плечи, намекнула робко: — До свадьбы заживет.
У Наташи аж дыхание перехватило от собственной наглости — этот намек казался ей таким прозрачным! Затаившись у Максима на груди, с волнением ожидала его реакции и своей участи. Вроде, сейчас он чувствует себя виноватым, и должен что-то сделать взамен своего поступка. Наташа даже подсказала, что именно.
Он ничего не ответил. Просто гладил ее рукой по волосам.
Черт возьми, всегда так! Сколько раз в жизни, когда Наташе так необходима была хоть какая-то его реакция, — он оставался безразличным! Почему он молчит?! Может, потому, что «до свадьбы заживет» — это такое образное выражение, и Макс не воспринял эту мысль всерьез? А может, он просто сейчас не на этой планете? Наташа все же вырвалась немного из его объятий и заглянула ему в лицо. Наташа никогда не видела, чтобы он плакал, да он и не плачет сейчас, просто подозрительно блестящие глаза… Милый, что с тобой происходит?
