Кристин Ханна - Улица Светлячков
Талли сглотнула подкативший к горлу ком. Никто еще не видел так ясно ее жизнь с первого взгляда.
— Моя бабушка присылает раз в неделю чек.
— Мой отец был непросыхающим алкоголиком, и об этом знал весь город. — миссис Муларки говорила печальным голосом, вполне соответствующим выражению ее глаз. — А еще он был подлым типом. По пятницам и субботам вечером моей сестре Джорджии приходилось отправляться в пивнушку и волочь его на себе домой. Всю дорогу из бара отец пытался ударить ее и обзывал последними словами. Она была как один из тех клоунов, что развлекают зрителей на родео. Тех, которые все время путаются между быком и ковбоем. К концу средней школы я поняла, почему Джорджия связалась с беспутной компанией и стала слишком много пить.
— Ей не хотелось, чтобы люди смотрели на нее с жалостью.
Миссис Муларки кивнула.
— Она ненавидела эти взгляды. Я же сделала для себя вывод, что другие люди ничего не значат. Не важно, какова твоя мать и как она проживает свою жизнь. Тебе предстоит сделать собственный выбор. И тебе нечего стыдиться. Но ты должна научиться мечтать, Талли. Строить смелые планы. — Миссис Муларки посмотрела через плечо в гостиную. — Как, например, Джин Энерсен. Женщина, которая, вопреки всему, многого добилась в жизни и знает, как идти к поставленной цели.
— Но как я узнаю, где мое место в жизни?
— Держи глаза открытыми и иди правильным путем. Поступи в колледж, обрети надежных друзей. Доверяй им.
— Я доверяю Кейти.
— И ты скажешь ей правду?
— А что, если я просто пообещаю…
— Один из нас должен сказать ей, Талли. И лучше, если это будешь ты.
Талли тяжело вздохнула. Говорить правду было против всех ее инстинктов и привычек. Но она понимала, что на этот раз у нее просто нет иного выхода. Она хотела, чтобы миссис Муларки верила ей.
— Хорошо, — дрожащим голосом произнесла Талли.
— Вот и отлично! Ждем тебя завтра к ужину. В пять часов. Это твой шанс начать все с чистого листа.
На следующий день Талли переодевалась не меньше четырех раз, стараясь выбрать правильную одежду. Когда выбор наконец был сделан, она уже так безбожно опаздывала, что ей пришлось буквально бежать по холму вверх.
Мама Кейт открыла дверь. На ней были лиловые брюки-клеш и полосатый пуловер с расширенными книзу рукавами.
— Предупреждаю, — улыбаясь, сказала она, — внутри шумно и настоящий дурдом.
— Я люблю, когда шумно и дурдом, — сказала Талли.
— Тогда ты пришла в правильное место.
Миссис Муларки обняла ее за плечи и повела в гостиную с бежевыми обоями, зеленым, как мох, ковровым покрытием, красным диваном и черным креслом-качалкой. На стене — изображение Иисуса Христа и фото Элвиса Пресли. И то, и другое в тоненьких рамках. Зато на верхней панели консоли для телевизора красовались в изобилии семейные фото. Талли невольно вспомнила тумбу для телевизора у себя дома. На верхней панели всегда валялись пустые пачки из-под сигарет и стояли переполненные окурками пепельницы. Никаких семейных фотографий.
— Бад, — обратилась миссис Муларки к полному мужчине с темными волосами, сидящему в кресле-качалке. — Это — Талли Харт, наша соседка.
Мистер Муларки улыбнулся Талли и поставил бокал с выпивкой.
— Значит, это о тебе мы так много наслышаны? Рад видеть тебя в нашем доме, Талли!
— Я тоже очень рада, что меня пригласили.
Миссис Муларки похлопала ее по плечу.
— Ужин не раньше шести. Кейти наверху, у себя в комнате, поднимайся по лестнице. Я уверена: вам, девочки, есть о чем поговорить.
Талли поняла намек и кивнула, не в силах ничего сказать. Теперь, когда она оказалась здесь, в этом теплом семейном доме, где пахло домашней едой, и стояла рядом с самой идеальной мамой на свете, она не могла даже представить себе, как сможет жить, если вдруг потеряет все это, станет здесь нежеланной.
— Я больше никогда не обману Кейти, — пообещала она.
— Хорошо. А теперь иди, — одарив ее улыбкой, миссис Муларки ушла в гостиную.
Талли было видно, как мистер Муларки обнял жену и усадил ее к себе в кресло-качалку. Их головы склонились друг к другу.
Талли вдруг почувствовала невыносимую горечь и обиду. Все в ее жизни могло быть по-другому, родись она в такой семье. И она не спешила подниматься к Кейти.
— Вы смотрите новости? — спросила Талли, заглянув в гостиную.
Мистер Муларки поднял голову.
— Мы обычно не пропускаем вечерний выпуск.
Миссис Муларки улыбнулась:
— Джин Эмерсен изменяет этот мир. Она — одна из первых женщин, которым доверили вести вечерние новости.
— Я тоже хотела бы стать журналисткой, — неожиданно разоткровенничалась Талли.
— Это просто замечательно! — отозвалась миссис Муларки.
— Так ты уже здесь? — неожиданно услышала Талли голос Кейт. — Как это мило со стороны остальных — сообщить мне, что моя подруга уже пришла, — громко произнесла она, спускаясь по лестнице.
— А я как раз говорила твоим родителям, что хочу быть журналисткой, — сказала Талли.
Миссис Муларки широко улыбнулась, и в этой улыбке было и тепло, и одобрение — то, чего Талли так не хватало всю жизнь.
— Разве не замечательная у Талли мечта, Кейти?
Кейт кивнула и, взяв Талли за руку, потащила ее из гостиной наверх. Когда девочки очутились в маленькой комнатке Кейт в мансарде, хозяйка комнаты подошла к проигрывателю и стала рыться в пластинках. Наконец она определилась с выбором и поставила «Гобелен» в исполнении Кэрол Кинг. Талли в это время задумчиво смотрела в окно на лавандовые сумерки.
Тот прилив адреналина, который она испытала, объявив семейству Муларки о своих амбициозных планах, уже прошел, оставив после себя тихую грусть. Талли знала, что она должна сейчас сделать, но при мысли об этом ей становилось не по себе.
«Давай же, Талли, скажи ей правду! Если этого не сделаешь ты, ей расскажет миссис Муларки», — уговаривала она себя.
— У меня есть новые номера молодежных журналов, — сказала Кейти, растянувшись на ковре. — Хочешь полистаем? Можем пройти тест «Сможешь ли ты стать девушкой Тони Де Франко?».
— Конечно, хочу, — сказала Талли, вытягиваясь рядом.
— Жан-Мишель Винсент такой красавчик, — сказала Кейт, указывая на фотографию актера.
— Я слышала, он бросил свою девушку, — заметила Талли.
— Ненавижу таких. — Кейт перевернула страницу. — А ты и вправду хочешь быть журналисткой? Мне ты никогда об этом не говорила.
— Да, — твердо сказала Талли, хотя сегодня она впервые представила себя в этой роли. Может быть, она сумеет стать знаменитой, тогда все будут ею восхищаться. — И тебе тоже придется стать тележурналисткой. Потому что теперь мы все будем делать вместе.
