Джудит Крэнц - Пока мы не встретимся вновь
Бруно знал одного из братьев Мари по школе и через него познакомился с ней. Это было вскоре после того, как Мари приехала учиться, чтобы получить степень магистра восточных искусств в Колумбийском университете. Почему она сделала такой выбор, было одной из непостижимых загадок ее очень замкнутой матери.
И как это ему не приходило в голову, что однажды он может влюбиться? Почему он был так уверен, что не похож на других? — спрашивал себя Бруно. Да знал ли он или хотя бы подозревал, какой бывает любовь? Как мог он долгие годы ждать встречи с Мари? Этой весной 1951 года не него обрушилось восхитительное чувство, заполнившее все его существо. Но это же чувство заставляло его мучиться: ему было уже тридцать четыре года, а Мари — только двадцать два.
Однако Мари не подает вида, что он намного старше нее, думал Бруно, неподвижно сидя в своем офисе в банке. Конечно, она не догадывается о том, что он к ней испытывает. Она держится с ним удивительно просто и с открытым дружелюбием, как и со всеми другими знакомыми.
Мари жила в большом каменном городском доме Джона Аллена и его жены, давних друзей ее родителей. Обе пары объединяла страсть к китайской керамике. Аллены пригласили Мари жить у них все два года и предоставили в ее распоряжение несколько комнат. У Мари была даже гостиная, куда она время от времени приглашала своих новых американских друзей на чай или шерри, хотя это довольно редко ей удавалось из-за плотного расписания занятий в университете.
Маленькая, очень изящная, Мари была так же совершенна, как драгоценный камень в короне. Ее длинные прямые блестящие черные волосы доставали почти до талии и были зачесаны назад, открывая прекрасный белый лоб, а на затылке стянуты шелковой лентой. Разрез серых глаз и тонкие черные брови были так восхитительны, будто их написал сам Леонардо; изящный нос украшала небольшая горбинка. Мягких, красиво очерченных губ никогда не касалась губная помада. Прелестное лицо было несколько бледным, но именно по контрасту с черными волосами нежная кожа казалась особенно матовой, а серые глаза — сверкающими, что придавало Мари особое очарование.
Одевалась Мари скромно, почти как подросток, в свитера, блузки и юбки; иногда набрасывала кружевной шарф, вельветовую куртку или вышитый жакет, в которых выглядела очаровательно старомодной в этом городе, где каждый считал обязательным шить костюмы у портного. Наверное, она находит одежду на чердаках своих фамильных замков, думал Бруно, мечтая подарить ей какой-нибудь роскошный наряд или дорогое украшение. В день ее рождения Бруно пошел к лучшему в городе антиквару и купил вазу из белой керамики эпохи династии Сун. Покрытая глазурью ваза отличалась удивительной красотой и простотой формы. Мари пришла в восторг, но принять вазу отказалась, зная истинную цену семисотлетнему произведению искусства. Теперь отвергнутая ваза стояла на каминной полке в спальне Бруно, напоминая ему о том, что он вел себя с Мари де Ларошфуко, как глупый нувориш.
Своей чистотой и невинностью она сводила его с ума. Мари никогда не упоминала об этом, но Бруно, как все влюбленные, стал наблюдателен и узнал, что каждое утро она ходит к ранней мессе. Однажды, придя к чаю на несколько минут раньше других гостей, он оказался в гостиной один и в приоткрытую дверь увидел угол спальни Мари, где потертая скамеечка для молитвы стояла рядом с распятием. Бруно не решился открыть дверь шире, и невидимая постель осталась для него священной тайной, но он знал, что недостоин даже помышлять о ней. Просыпаясь среди ночи — а это случалось с ним все чаще, — Бруно удивлялся тому, что так неожиданно и безоглядно влюбился в неопытную, религиозную, интеллектуальную и целомудренную девушку, юность которой протекла в тиши монастырей, классных комнат и музеев. Мари не занимало ни светское общество, ни его интриги, ни ее положение. Средоточием ее интересов, если он правильно понял, была учеба, которая давала Мари чистую радость. С чувственной точки зрения, эта девушка была чистой страницей и словно вовсе не интересовалась тем, подарит ли ей судьба мужа и детей.
Может, он просто идеализирует целомудрие Мари после стольких лет тайных, постыдных связей со зрелыми и порочными женщинами? Или же это следствие его сексуальной пресыщенности? Может, его восхищает ее умение быть истинной француженкой, и это дает ему, тоскующему изгнаннику, надежду, что Мари заполнит пустоту его жизни?
Каждое из этих рациональных объяснений существовало ровно столько, сколько нужно было Бруно, чтобы сформулировать его. Все они рассыпались, едва Бруно вспоминал, как Мари поворачивает к нему свою маленькую головку, смеется над его шуткой или соглашается пойти с ним пообедать или в кино. Она обожала американские фильмы, в лучшем случае, простые и бесхитростные. Нью-Йорк приводил Мари в совершеннейший восторг. Иногда она вытаскивала Бруно на прогулку, и они ехали в метро, а потом на автобусе от Пятой авеню до Вашингтон-сквер-парк. Потом, добравшись пешком до Бликер-стрит, заходили в дешевое студенческое кафе, где Мари любила посидеть, наблюдая кипевшую вокруг богемную жизнь. Но такое счастье выпадало Бруно лишь в редкие выходные дни: в будни Мари обедала с Алленами и занималась до позднего вечера.
Рядом с Мари он видел и других мужчин. Аллены познакомили ее с самыми завидными женихами Нью-Йорка, но острый и ревнивый взор Бруно убеждал его в том, что ни одному из них Мари не отдавала предпочтения. Бруно не заметил среди них ни одного француза, но между тем был абсолютно уверен в том, что Мари не собирается провести жизнь в Соединенных Штатах, хотя ей очень нравился Нью-Йорк и она была поглощена учебой. Мари призналась ему, что очень скучает по своей большой семье. Бруно познакомился с Мари де Ларошфуко на Рождество в 1950 году, а теперь, поздней весной 1951 года, она с нетерпением ждала лета, надеясь провести его во Франции.
— Когда закончатся занятия, я поеду в Иль-де-Франс на целых три месяца и вернусь только к началу семестра, — радостно сообщила она Бруно. — А вы не поедете в отпуск во Францию? Даже нью-йоркские банкиры должны отдыхать несколько недель.
— Безусловно, — кратко ответил он. Ему не удалось бы объяснить, почему француз не хочет провести отпуск на родине. Такова была традиция, и любые другие планы казались странными. Французы не выезжают за пределы страны, если есть возможность избежать этого.
Она пригласила Бруно навестить ее в замке неподалеку от Труа, где семья Мари проводила лето. Он обещал приехать, хотя знал, что расстается с ней надолго. А ведь она может там в кого-нибудь влюбиться! Ужаснее всего было опасение, что Мари вообще не вернется в Нью-Йорк заканчивать учебу в университете. Он не мог представить себе, что ее сердце останется свободным и она все летние дни и ночи будет веселиться, наслаждаться жизнью и принимать гостей.
