Дуглас Кеннеди - В погоне за счастьем
Молчание.
Этого не может быть, — сказала я.
Я могу показать тебе компьютерную распечатку текущего баланса. У твоей матери были деньги, это факт. Много денег. Просто она решила не трогать их.
У меня чуть не вырвалось: «Но почему?» Я знала ответ на этот вопрос. Она решила не прикасаться к этим деньгам — потому что оставила их для меня. И ни разу даже не намекнула на такое наследство. Я почти услышала, как она говорит мистеру Тугасу: «Я знаю многих замечательных молодых людей, которые не состоялись в этой жизни только потому, что слишком рано получили чуть больше денег, чем нужно. Поэтому я не хочу, чтобы Кейт узнала о наследстве до моей смерти — а к тому времени, думаю, она уже кое-чему научится, познает цену деньгам и набьет шишек, прокладывая свой путь в мире».
Моя мамочка, неисправимая моралистка. Вечно отказывала себе во всем. В покупке новой одежды, новой мебели, даже простейших бытовых приборов. Притом что она — как я теперь знала — могла себе позволить жить в комфорте, и это, наверное, продлило бы ее дни. Но нет, она всегда была стоиком. Истинной пуританкой, которая на мольбы дочери отвечала неизменным: «У меня действительно всё есть, дорогая… мне так мало нужно… Ты лучше позаботься о себе, дорогая».
Конечно, зная свою мать, я понимала логику ее решения. Мег была права: она была прагматична до мозга костей… но с высокими моральными принципами. Да, она чувствовала себя вынужденной принять деньги той женщины, чтобы дать образование своим детям, но не могло быть и речи о том, чтобы она потратила хотя бы цент из этих денег на себя. Это противоречило ее сложному чувству гордости. Возможно (как предполагала Мег), она в конце концов простила Сару Смайт… но как только мы с Чарли встали на ноги, она решила жить так, словно этого фонда и не существует. Она зарыла его, как ценное сокровище, чтобы явить миру после своей смерти. Да, пожалуй, большего потрясения я не могла ожидать в первые же дни после похорон.
Семьсот сорок девять тысяч шестьсот двадцать долларов. Эта цифра в голове не укладывалась. Она казалась нереальной.
Кейт?
Я вернулась к действительности. Мистер Тугас потянулся к своему столу за упаковкой носовых платков. Положил ее на кофейный столик и жестом показал мне. Только тогда до меня дошло, что лицо у меня мокрое от слез. Я достала платок из коробки. Промокнула глаза. Пробормотала:
Простите.
Не стоит, — сказал мистер Тугае. — Я уверен, что все это из-за шока.
Я не заслуживаю этого.
Он позволил себе усмехнуться:
Конечно, заслуживаешь, Кейт. Ты и Этан. Эти деньги намного облегчат вам жизнь.
А Чарли? — спросила я.
А что с Чарли?
Я просто хотела знать, какая его доля?
Его доля? Как я уже говорил, у него вообще нет никакой доли. Твоя мать вычеркнула его из завещания. Разве она не говорила тебе?..
О… она говорила, что Чарли не унаследует ничего. Но тут же добавляла, что и наследовать-то нечего.
Думаю, она просто хотела сделать тебе сюрприз.
Ей это удалось.
Как бы то ни было, твоя мать очень четко высказалась в отношении того, что трастовый фонд должен быть твоим, и только твоим.
Бедный Чарли, — вымолвила я. Мистер Тугае пожал плечами:
Что посеешь — то и пожнешь.
Похоже, так и есть, — сказала я, вставая. — Мы должны еще что-то обсудить сегодня?
Ну, на самом деле есть пара мелких вопросов, касающихся процедуры утверждения завещания. Но если ты готова подождать до следующей недели…
Да, я бы подождала. Мне нужно время, чтобы…
Можешь не объяснять, — сказал он. — Звони мне в любое время.
Я вышла на улицу. Свернула направо и двинулась к северу. Я шла медленно, не замечая спешащих прохожих, автомобилей, городской суеты. Как будто на автопилоте, я машинально свернула направо, на 74-ю улицу. Дома я приступила к исполнению плана временного бегства, который зрел у меня в голове весь обратный путь.
Прежде всего я позвонила в «Авис» и договорилась о прокате машины, начиная с сегодняшнего дня. Потом заказала номер на одну ночь в отеле в Сарасота-Спрингз. Включив компьютер Этана, я отправила электронное письмо Мэтту:
Мы с Этаном уезжаем из города до вечера понедельника. Если что, звони мне на сотовый в любое время.
Я задумалась на мгновение и быстро допечатала:
Еще раз спасибо тебе за поддержку в эту тяжелую неделю. Очень тронута.
Я написала свое имя и кликнула команду «Отправить».
В три пополудни я стояла у школы «Алан-Стивенсон» на Ист, 78-й улице. Когда Этан вышел на улицу, он слегка удивился, увидев меня во дворе… с двумя спортивными сумками у моих ног.
Мы не идем к динозаврам? — разочарованно спросил он.
У меня есть идея получше. Повеселее.
И что за идея?
Хочешь сбежать на уик-энд?
В его глазах вспыхнул огонек радостного возбуждения.
Еще бы!
Я вручила ему конверт, адресованный его классному руководителю, мистеру Митчеллу:
Беги в класс и передай мистеру Митчеллу эту записку, что до вторника мы будем далеко от школы.
Правда далеко?
По-настоящему далеко.
Вау!
Он схватил записку и бросился к дверям школьного здания, вручив ее охраннику на входе. Часом позже мы уже ехали по Ист-Сайд-драйв в сторону Кросс Бронкс, оттуда свернули на автомагистраль 287, пересекли Гудзон к югу от Тарритауна и влились в поток машин на 87-й автостраде, углубляясь в северную часть штата Нью-Йорк.
А где Канада, мамочка? — спросил Этан, когда я назвала ему конечный пункт нашего путешествия.
Канада на севере.
Как Северный полюс, где живет Санта?
Совершенно верно.
Но мы не увидим Санту?
Нет. Мы увидим… мм., канадцев.
О… — озадаченно произнес Этан.
Почему я выбрала Канаду? Пожалуй, никакой особой причины не было — разве что это было первое, что пришло мне в голову, когда я вдруг решила уехать с Этаном. К тому же я впервые пересекала границу аж с 1976 года, когда сбежала на псевдоромантический уик-энд в Квебек с тогдашним бойфрендом по имени Брэд Бингэм (да, он тоже учился в Амхерсте). Если память мне не изменяла, Брэд был заместителем редактора нашего студенческого литературного журнала, к тому же фанатом Томаса Пинчона, и всегда мечтал сбежать в Мексику и написать там большой роман неизвестно о чем. В колледже мы все предавались таким экзотическим фантазиям о будущем без обязательств. Пока не столкнулись с повседневным миром, его проблемами и социальными неурядицами. Последнее, что я слышала о Брэде, это что он стал крупным адвокатом в Чикаго. В «Таймс» даже напечатали его фотографию, когда он представлял интересы какой-то мультинациональной корпорации в антитрестовском деле, которое слушалось в Верховном суде. Он прибавил в весе фунтов тридцать, растерял почти всю шевелюру и выглядел удручающе пожилым. Впрочем, как и все мы, его сокурсники.
