Пат Бут - Беверли-Хиллз
– Грэхем, дорогой мальчик! Скорее домой…
Пока водитель смотрел на Тауэра, улыбка не сходила с его лица, но она тотчас исчезла, когда он обратился к Пауле.
– А ты кто такая?
– Я хотела задать тебе тот же вопрос, но повежливей. – Паула хладнокровно отбила пущенный в ее сторону мяч.
– Куда тебя доставить?
– Это решит босс.
В этот обмен любезностями вмешался Уинтроп.
– Паула со мной… мы вместе… прекрасно устроимся дома… Она мой новый ассистент…
Балансируя на подгибающихся ногах и опираясь на плечо Паулы, Уинтроп как-то ухитрялся не пролить плещущийся в стакане кюммель.
– Сожалею, мисс. Очень сожалею. Я сперва не понял, что вы сопровождаете мистера Тауэра – нашего с вами общего Уинти. Он слегка воспарил к Брамсу, и это создает некоторые трудности. Как удачно, что вы оказались здесь. Мне будет легче…
– При чем тут Брамс? – спросила Паула.
Черный человек рассмеялся от души.
– О, вам еще многому предстоит учиться. «Брамс и Лиззи – Лиззи – Брамс – бамс». Наши любимые с Уинти куплеты, когда мы возвращаемся после попойки. Только тут требуется поймать определенный ритм, иначе его стошнит.
Паула переваривала полученную информацию, пока Грэхем выполнял работу грузчика, засовывая ставшее вдруг тяжелым миниатюрное тело Уинти в машину.
– Предполагалось, что я найду мистера Уинтропа в его лавке, но он вдруг оттуда испарился, наверное, чтобы поскорее угостить тебя той отравой, что подают у «Мортона». Ты чем-то здорово возбудила старикана. Интересно, чем.
Устроив босса на сиденье, он, склонив голову набок, лукаво глянул на Паулу. Взгляд его быстро пробежал по ее фигуре сверху донизу.
– А с ножкой у тебя что-то не в порядке, дорогая?
– Одна короче другой, но пусть тебя это не беспокоит, мой дорогой, – в тон ему ответила Паула.
Он был сама искренность.
– Прости, но я должен быть осведомлен обо всем. Я его колеса, его ноги и почти всегда его руки. Вот сегодня я за него совершаю все телодвижения.
– Он часто так напивается?
– Что значит «часто»? Он на взводе всегда. Но нас двое – и мы отлично справляемся… с проблемами. А тебе не стыдно гулять по Америке хромоножкой? Ведь американская медицина – лучшая в мире и творит чудеса.
Паула покраснела. Большинство людей, с кем ей приходилось встречаться, замечая ее физический недостаток, стыдливо отводили глаза, а здесь, в Беверли-Хиллз, уже дважды с ней говорили об этом напрямую. Здесь уже ничего и ни от кого не скроешь. Если ты решила перейти вброд стремнину и взобраться вверх на скалу, то уж, миленькая, задери юбку и расстегни до пупка кофточку – пусть тебя изучат внимательно и придирчиво. Человеческое тело в Лос-Анджелесе сходно с автомобилем. Если нет средств или желания что-то поменять и подкрасить, то его отправляют на свалку, под пресс.
– Эта медицина обойдется в тысячи долларов. На кой… мне твоя операция, если я не собираюсь на Олимпийские игры.
– Ну ты же красивая. – Странно и страшно было услышать такое из уст человека, похожего на дьявольского отпрыска.
Щеки Паулы побагровели, и она невольно отвернулась. Ей показалось, что он мгновенно раздел ее донага своим взглядом и теперь ощупывает и изучает контуры ее тела. Но, слава богу, Грэхем предпочел заняться своим боссом.
Расположив почти лишенное жизненных сил тело Уинтропа на заднем сиденье «Мерседеса» и придав ему удобную позу, он пристегнул его ремнем безопасности.
– Вот вы и попали в уютное гнездышко, мистер Уинтроп, – приговаривал он. – Трамвай отправляется в путь и довезет вас до дому. А вот и билетик. – Тут он втолкнул Паулу, усадив ее рядом на сиденье. – На случай, если объявится кондуктор.
Он шутил, причем достаточно остроумно, и Паула не могла не поразиться, как быстро меняется его настроение, его манеры и даже лицо. Только талантливейший актер мог творить такое, так мгновенно преображаться. Или все это было отрепетировано? Только глаза выдавали его, если удавалось в них заглянуть. В глазах было полное равнодушие, как в озере, окруженном вековыми елями, куда не добрался ни один ветерок.
Усевшись за руль, он почему-то нацепил темные очки, хотя ночь уже окутала город. Сознавал ли он, что тьма его друг, что она для него прозрачнее света?
Почему-то у Паулы так и вертелся на языке подобный вопрос.
– Я не знал, что мистер Тауэр нанял себе помощницу, – не оборачиваясь, бросил через плечо Грэхем.
– Я тоже не знала… до последней минуты. Я просто бродила по улицам, заглянула в его лавку и мы… разговорились. Он предложил мне работу уже в ресторане… – Паула ненавидела себя за свою совсем ненужную откровенность, но слова сами по себе изливались из ее уст.
Он спокойно выслушал ее и сказал:
– Ты лучший вариант. Я доволен. Ты хорошенькая. Даже больше. Отчаянно привлекательная девчонка.
– Спасибо.
– Ты не из Лос-Анджелеса, конечно?
– Я из Флориды. Из Плэйсид.
– И пропади он пропадом этот Плэйсид! Правда?
– Ты угадал.
– Плохо там для тебя все сложилось?
Она едва не ответила «хуже некуда», но вовремя прикусила язык.
Он повернул голову, глянул ей в лицо и вновь устремил взгляд на дорогу.
– Здесь народ неплохой, поверь мне. Мы за тобой присмотрим. Ты сразу почувствуешь нашу заботу.
Вот этой заботы ей совсем и не хотелось, хотя голос его звучал убаюкивающе. Она предпочла бы ему что-либо, произнесенное Тауэром, тем более что он уже очнулся.
– Джентльмены… вспомните о вашем происхождении… и о долге, который оно на вас накладывает.
Эта длинная фраза исчерпала все силы Тауэра. Он вновь отключился.
– Уинтроп учился в Йеле. Там и набрался снобизма. Для него все человечество делится на овец и пастухов. Только откуда родятся джентльмены, если пастухи не трахнут каких-нибудь милых овечек?
– Конечно, – с дрожью в голосе согласилась Паула, опасаясь этого философа в черном. Не маньяк ли он? Стольких она видела в кино…
– Знаешь, почему он богат?
– Он сказал, что получил большое наследство.
– Он соврал тебе, дорогая. И почти все, что он о себе говорит, – вранье. Правда только, что родился он в Бостоне, в богатой семье. Но он нарочно заявил, что станет не бизнесменом, а дизайнером, и родичи плюнули и не дали ему ни доллара. Наш аристократишка поначалу искал в мусорных ящиках недоеденные бутерброды, чтобы прокормиться. Теперь они все сдохли, а он ухитрился взобраться на самый верх Беверли-Хиллз – место, откуда счастливчики наблюдают за битвой дураков внизу. Ему повезло, и он там продержится до поры до времени.
Паулу уже раздражала и пугала эта черная говорящая спина. Она попыталась возразить:
– А как же его талант?
