Елена Усачева - Мой лучший роман
– Может, там кого режут? – не унималась Жданова. – Может, это призрак деда буянит.
– Максим! – позвала Огурцова, приподнимаясь. – Это Изабелла. Ты там?
Заворчало небо, порыв ветра принес капельки дождя.
– Пошли отсюда, – потянула подругу за рукав Катюша. – Давай завтра придем. Чего мы будем в темноте лазить? Там Васька ждет. Посидим, фильм посмотрим. А утром все выясним. Сейчас уже поздно, никуда они ночью не уедут. А мы часов в шесть придем. Давай?
Белка молча отвела руку Ждановой и коснулась калитки. Это была ее игра. Она ее начала месяц назад, когда Лаврентьев только-только приехал в их поселок. Красивый, интересный парень, он должен был обратить на Белку внимание, и она сделала все, чтобы он ее заметил. Размолвка входила в условия игры. Ссоры укрепляют отношения – так было написано во всех книжках.
Последние два дня правила игры диктовала не она. И это Огурцовой очень не нравилось. Она должна была восстановить нормальный ход событий. Если бы Максим уехал, Огурцова поняла бы, что проиграла. Но он здесь! Значит, есть шанс все исправить.
Ее лишь смущало вмешательство потусторонней силы. Катюша так убежденно рассказывала про привидение, что в него невольно верилось.
Калитку больше никто не держал. Белка ступила на дорожку. В голову некстати лезли воспоминания обо всех виденных фильмах ужасов и в первую очередь почему-то «Дом тысячи трупов».
На втором этаже снова началась иллюминация с включением и выключением света.
Сзади шуршала травой Катюша.
На крыше заскрипел флюгер. Огурцова задрала голову, и прямо ей в глаза сверкнула молния. От неожиданности она схватилась за лицо руками и упала на дорожку.
Ахнул гром.
– Идем отсюда, идем! – пыталась перекричать грохот Жданова, хватая подругу за руки.
– Что-то я ничего не вижу, – озадаченно пробормотала Белка, усиленно моргая, но перед глазами стоял только ослепительный разряд электричества.
Сзади хлопнула калитка.
– Мама! – завопила Катюша, бросаясь к дому.
От страха к Белке сразу вернулось зрение, и она побежала следом за подругой.
– Свет зажигай! Свет! – вопила она, врываясь на террасу.
– Мамочки… – уже в голос рыдала Жданова, шаря ладонью по стене в поисках выключателя. – Помогите!
Чувствуя, что опасность приближается извне, Огурцова стала пробираться в глубь дома. Она здесь никогда не была, поэтому не сразу смогла найти дверь. Под руки попадались какие-то тряпки, что-то летело на пол.
– Пустите меня, пустите! – верещала Катюша, словно ее схватил десяток призраков.
Белка рванула на себя дверь.
И тут загорелся свет. На короткое мгновение все вокруг стало видно. Огурцова как раз вовремя повернула голову, чтобы заметить на ступеньках, ведущих на второй этаж, темную фигуру.
На улице что-то треснуло, и свет погас. Одновременно с этим весь поселок накрыл гром. Звякнули потревоженные стекла.
Теперь Белка решила, что она оглохла. Уши заложило от невероятного визга.
Орала Катюша. Гром, молния и выключенный свет привели ее в неописуемый ужас. Страх не давал ей подняться с пола, куда она свалилась, пораженная громом.
– Замолчи! – Огурцова сделала шаг на звук. – Прекрати!
– Призрак! – вопила Жданова, отбиваясь от подруги руками и ногами.
– Какой призрак?
Белка повернулась туда, куда указывала Катюша, и ей тоже захотелось закричать.
У нее за спиной стоял призрак. Высокая темная фигура висела в воздухе.
Но вот где-то мелькнул свет, и темнота на террасе отступила.
– «Тятя, тятя, наши сети притащили мертвеца», – прошептал Максим, водя лучом фонарика с одного перепуганного лица на другое. – Свет вырубился, – зачем-то добавил он, направляя фонарик в потолок.
– Максим! – Белке очень хотелось броситься к нему, но от пережитого ужаса ноги и руки перестали ее слушаться.
– Голова болит, – сообщил Лаврентьев, копаясь в шкафу. – Это к дождю. Сейчас обязательно должен пойти дождь. Так всегда…
И действительно: в стекло брызнули первые капли дождя. Катюша тихо плакала.
– Где ты был? – В голове у Огурцовой все путалось.
– У меня болит голова! – еще громче сообщил Макс и зажег спичку. – Я ничего не могу с этим сделать. Ее словно кто-то разламывает изнутри.
Спичка погасла, свеча так и осталась незажженной.
– Зачем вы пришли? – Лаврентьев смотрел не на Белку, а на всхлипывающую Жданову. – Что вам еще нужно? Вы хотите посмеяться надо мной? Смейтесь! Смейтесь!
Он неестественно громко захохотал. Огурцова сжалась.
– Тебе же не нужны мои чувства! – Макс резко наклонился к Белке. – Тебе просто нравится во все это играть. Или ты хочешь потом выставить меня на посмешище, мол, вот кто за мной бегает! Ты думаешь, я этого не вижу?
Он вдруг вскрикнул, хватаясь за голову. Это был тот самый крик, что они слышали, когда сидели под забором.
– Ты же получила, что хотела! – Он заметался по темной террасе, сшибая на своем пути стулья. – Уходи! Уходите все! Я вас не трогаю! Я вам не делаю ничего плохого!
– Максим, – как заведенная шептала Белка, все еще не в силах подняться.
– Да, я такой, – он развел руками. – Я не могу вести себя по-другому! А вы все думаете, что я дурачок. Нет. Я просто такой! И мне нравится таким быть. И не надо меня переделывать! – Макс снова метнулся к Белке. – У тебя ничего не получится.
Он снова попытался зажечь свечу. За окном бушевал настоящий ураган. Порывы ветра бросали в стекла пригоршни воды. Хлопала незакрытая калитка.
– Голова болит. – Максим тер виски. – Ничего не помогает, ничего.
Белка наконец смогла оторваться от пола.
– Может, анальгин принести? – прошептала она.
Лаврентьев слабо усмехнулся.
– Лучше топор. Верное средство от всех болезней.
Надо было что-то сказать. Надо было разорвать тишину большого пустого дома, где поселилась боль. Но нужных слов не было.
– Где-то тут были еще спички, – пробормотал Максим и ушел в дом.
Белка бросила взгляд на спичечный коробок, лежащий около зажженной свечи, и поднялась.
– Пойдем, – потянула она за собой обмякшую Катюшу. – Вставай! А то там весь фильм без нас посмотрят.
– К-какой фильм? – запнулась Жданова и со второй попытки встала на ноги. – Света нет во всем поселке.
«Действительно, – лениво подумала Белка. – Кина не будет».
Она почувствовала усталость. Последние два дня тяжело ей дались. Захотелось прийти домой, забраться под одеяло и не вставать ближайшие лет сто.
А еще очень не хотелось идти под дождь. Но выбора не было.
Поселок казался вымершим. Вместе с тучами его накрыла тьма. В редких окошках виднелись слабые огоньки свечей.
Белку трясло от пережитого волнения, мысли путались. Она то видела темную фигуру, блуждающую перед двухэтажным домом, то искаженное болью лицо Лаврентьева. И ей снова захотелось промотать пленку жизни назад на несколько дней, чтобы завершить свой предпоследний разговор с Максом по-другому, чтобы не было никакой ссоры и чтобы все закончилось не так, как оно закончилось.