Наталья Даган - Наши все тридцать
Наверное, потому, что у уставших женщин всегда есть деньги на такси.
Второй мой претендент подъехал на свидание в «мерседесе» классом круче первого, и мы демократично сели пить кофе в кафе. По странному совпадению, он тоже был Израилева происхождения. То, что мы не подходим друг другу, стало понятно с первого взгляда.
– Это вообще один из характерных и очень тонизирующих моментов знакомств по Интернету, – говорю я Аде.
В отличие от обыденной жизни, где любая встреча так или иначе дело случая, над которым впоследствии всегда можно поразмышлять и сослаться на то, что, мол, «не судьба», виртуальное пространство очень ясно и четко определяет две целевые аудитории и их задачи. Есть женщины, хотящие любви/замужества/денег, и есть мужчины, хотящие подруг/жен/секса. И в течение всего только единственной встречи происходят выводы, их совпадение или нет.
– Какой ужас, – молвит в ответ мне Ада, – это так напряженно…
– О да. Это как раз то, что моя кураторша по интернетным знакомствам понимала под фразой «это будет держать вас в тонусе как женщину».
– Очень тонусный тонус, – говорю я. – Но, Ада, ты же хочешь выйти замуж?
– Да, – отвечает мне она, – хочу.
С моим вторым виртуальным мужчиной нам можно было бы и не сидеть целых сорок минут в «Шоколаднице» на Октябрьской. Мы не совпадали ни по одному пункту. Сидели бы меньше, глядишь, не вытащили бы у меня кошелек из пальто. И хоть это была примета – не везет в деньгах, повезет в любви, – мы с ним больше никогда не виделись, как-то безмолвно, почти по-партнерски совпав в своих выводах.
Такие совпадения, кстати, бывали не всегда. Так, мой третий претендент, оказавшийся представителем редкого у нас middle-класс, какое-то время одолевал меня загадочными звонками, которых я даже начала побаиваться, заподозрив в нем маньяка. Он и правда был немножко странноват. Особенно тем, что сразу понял мою натуру. И враз пророчески возвестил мне все то тайное, что было только для меня явным.
– Он не маньяк, – резонно возразила Инна, когда я рассказала ей эту историю, – просто он вас, что называется, видит насквозь. Бывают такие случаи, и не только в Интернете.
Помолчав, я спросила:
– Может, это есть моя вторая половина? В смысле, если уж он так хорошо меня понимает?
– Скорее наоборот! – захохотала она. – Невозможно жить с человеком, который видит тебя насквозь. Это настоящий рентген! А для рентгена, как известно, нет понятия объема: что половина, что треть, что четверть!
На следующую встречу ко мне приехал средних лет красавец в роскошном спорткаре. Приятель Ходорковского. За все время нашей переписки он хитро маскировался под бизнесмена средней руки. Когда на подходе к месту свидания я узнала виртуального претендента и идентифицировала его машину, то была в таком ужасе, что даже попыталась спрятаться за какой-то столб, довольно комично. Но он уже вставал из-за руля, приветственно маша мне рукой, приглашая садиться: я попала в прямую видимость. За ужином, который я никак не могла затолкнуть в себя из-за отсутствия аппетита, он нахваливал мою анкету.
– Вот, между прочим, какая же у вас красивая там художественная фотография, – говорил он, с будничной монотонностью потребляя устрицы, – в салоне делали?
– В салоне? В каком салоне? – не поняла я. В голову пришел почему-то салон красоты.
Поняв, о чем он, я ответила:
– Да нет же, это профессиональная фотосессия. Она была для журнала снята. Временами я фотомоделью подрабатываю.
– Моделью, – насторожился он, перестав жевать.
– Фотомоделью, – мягко откорректировала я, – по подиуму не хожу, вы же видите, рост у меня для этого не годящ, там от ста восьмидесяти сантиметров принимают.
– А-а, – успокоился он и продолжил поглощение устриц, – а то я моделей не люблю, сами понимаете почему.
– Да уж, – откликнулась я с интонацией Кисы Воробьянинова, но про то, что я олигархов не люблю, упоминать не стала.
Собственно, то, что я «люблю не люблю», его не особенно интересовало. Я была расслаблена и приветлива, он же, в свою очередь, был уверен, что уже купил меня своим фантастическим статусом и деньгами.
– Анкеты в женской части сайта какие-то уж очень убогие, – говорил он (а я все никак не могла поверить, что он их читает), – жизненные лозунги унылые. «Надежда умирает последней». И это подпись, стоящая под фотографией девушки! И как-то сразу понятно, что вот прямо сейчас у нее надежда и умирает. И полным-полно, – с отвращением вспомнил он, – «о, где же ты, единственный мой?», «Ищу тебя, любовь моя». Прям до гроба…
– Ну а что ж здесь плохого? – возразила я, амкая вкуснейший десерт на крошечном блюдечке. – Хочет девушка свою любовь найти, большую и светлую. Все хотят.
И, отставив десерт, сладко прислушалась.
– Хотеть-то хотят, – неохотно ответил он, – но вот приедешь на встречу с такой девушкой, и она, особенно глядя на машину, тут же и решит, что вот он, мой единственный, моя большая и светлая любовь. И потом отвязаться от нее невозможно, та-а-акой геморрой…
– Было такое? – спросила я.
– Было, – ответил он. Мы трагически помолчали.
Я взглянула в окно. Даже в зимней замяти его спорткар, припаркованный аккурат напротив окна, выглядел эффектно.
– Ну так не приезжайте на свидания в этой машине, – сказала ему я, – берите такси.
Мой спутник едва не поперхнулся устрицей.
– Что? – Он вытаращил на меня глаза. – Я?! На такси?!
– Боже мой, ну купите себе другую машину, попроще. – Я пошла на компромисс сразу же.
Последовала минутная пауза. Он смотрел на меня, ошарашенный. Затем, проглотив устрицу и одолев-таки состояние легкого аффекта, он тоже взглянул в окно. Его острый профиль а-ля Николас Кейдж показался мне прекрасным. Его голубые с просинью глаза оставались какое-то время такими же холодными, как и сугробы в вечереющем воздухе Москвы. Затем что-то дрогнуло в них и растеплилось. И вот в глазах его уже светилась неподдельная любовь.
– С какой стати мне покупать другую машину! – сказал он, оторвавшись от созерцания спорткара. – Мне эта нравится. Это моя машина. И я хочу в ней ездить.
Я пожала плечами. Мы опять помолчали.
– Вот что мне в тебе нравится, – неожиданно перейдя на «ты», продолжил он, – вот сидишь ты тут со мной как с простым смертным, не млеешь от ширины моего лопатника, а как на человека на меня пытаешься посмотреть.
– Почему пытаюсь? – удивилась я. – Уже вижу.
– Ну и как? – горделиво отозвался он.
– Никак, – ответила я, – не нравитесь. Никогда мне не забыть выражения его лица.
Если бы внезапно я влепила ему пощечину, эффект был бы куда меньший.
Но это было правдой. Он мне действительно не нравился. Это был неглупый человек, с хваткой настоящего хозяина жизни, но так давно и прочно привыкший покупать людские жизни и рулить ими, подобно богу, так сильно заигравшийся в эту игру, что ничего уже, кроме потенциального азарта от купли-продажи, не излучал, даже толики сексуса и обаяния. Его мужской энергетики я не чувствовала вовсе, не говоря уж об обаянии.
