Лорен Маккроссан - Ангел в эфире
Коннор удивленно приподнял брови, когда я умолкла, чтобы отдышаться, а затем ткнула омара вилкой.
– Господи, – присвистнул он, – как все сложно. Я, кажется, выпал из твоего монолога где-то в районе хакера-извращенца. А я-то сижу и думаю, что умру от тоски.
Я устремила взгляд на его сильную руку – он положил ее на мою ладонь. Мы замолчали и уставились на ослепительно белую скатерть. Из скрытых колонок, ненавязчиво расставленных по всему залу, плавно текли звуки фортепиано, а Кристал Гейл допевала заключительные строки песни.
– Я не хочу менять твои карие глаза на голубые, мой Ангелочек, – послышался хриплый голос Коннора. – Мне нравятся именно они.
Я посмотрела ему в лицо, и мы встретились взглядами. На столе мерцали зажженные свечи, и его глаза сияли на фоне отглаженной синей рубашки. Он был так хорош собой, казался – пусть это и прозвучит как у Джейн Остин – разяще неотразимым.
– Мне кажется, ты слишком много думаешь, – предположил Коннор, еще крепче сжимая мою руку.
– Не знаю. Но мы обсудили это в моем шоу.
– Что? Нас?
– Нет, конечно, просто подобные ситуации, когда один уезжает, а другой остается.
– И?..
Я шмыгнула и снова уставилась на скатерть.
– В целом не обнадеживает. Да и подруженьки подбавили свою ложку дегтя.
– Догадываюсь. Мег – как всегда, безнадежная оптимистка, а Кери предсказала глобальную катастрофу и мрак в конце тоннеля?
– Точно.
Он засмеялся и обхватил ладонью ножку изящного хрустального бокала под шампанское.
– Они как небо и земля. А ты – между ними. Что между небом и землей, малыш?
– Не знаю – наверное, немножко и того и другого?
– Будь, кем хочешь, главное – ты самое то, – улыбнулся он. – Все тринадцать лет. – Коннор поднял бокал-флейту и подмигнул с заговорщическим видом: – С годовщиной, малыш. За тебя.
Я изобразила улыбку, мы чокнулись и ненадолго прервали беседу, чтобы выпить шампанское. Отчетливо ощущалось возникшее напряжение.
– Теперь все будет по-другому, – сказала я, закусив нижнюю губу. – Особенно выходные. Чем мне заниматься по воскресеньям? Будет скучно и неинтересно. Не с кем валяться по утрам в постели и завтракать. А по будням? Я даже овсянку не смогу себе сварить.
Овсянка. Скажете, я зациклилась на пустяках? Может быть. Только сейчас, когда до отъезда Коннора остались какие-то часы, любые мелочи стали приобретать гигантские масштабы. Что же до серьезных вещей – лучше и не говорить.
Моя мама – француженка, и, более того, она презирает все, что не имеет отношения к ее славной родине. И как следствие – до Коннора я понятия не имела, что такое овсянка. На завтрак у нас были корзинка теплых круассанов или булочки с шоколадом. Именно на эти лакомства я возлагаю полную ответственность за свои формы. Во-первых, они изобилуют далеко не способствующим худобе сливочным маслом, хитро замаскированным под вкусненькие хрустящие крошки; а во-вторых, мягким тягучим шоколадом, хитро замаскированным под… э-э, мягкий тягучий шоколад. И что самое обидное – уже через полчаса после такого удовольствия снова хочется есть. Это, конечно, прекрасно, если ты – изящная миниатюрная француженка, которая теперь до самого ленча крошки в рот не возьмет, а в обед съест пару кусочков французского батона, выпьет бокальчик красного вина и несколько чашечек эспрессо – тем ее трапеза и ограничится. Я же, не успев добраться до школы, совершала налет на пирожный отдел местной кулинарии и на первой же перемене объедалась деликатесами в кондитерской, пытаясь наверстать упущенное за завтраком. На мое счастье, Коннор потом разъяснил всю важность плотного завтрака для плодотворного начала дня – чтобы завестись и вперед с ветерком. Что ж, бедра мои меньше не стали, зато хотя бы приобрели несколько более крепкий вид.
– Попробуй готовые завтраки, малыш, – улыбнулся Коннор, забавно морща нос. – Это почти то же самое, только не по-шотландски, а по-идиотски.
– Ага. – Я шмыгнула носом и улыбнулась. – А кто же будет меня согревать?
– Да, кстати. – Коннор откашлялся и смахнул капельки пота с верхней губы (у меня как раз мелькнула мысль: что за новости? – он никогда раньше не потел). – Ну, сейчас ты у меня запылаешь.
– Коннор! – вскрикнула я; пузырьки шампанского заплясали в голове. – Ну не здесь же: это шикарный ресторан. – Я торопливо огляделась, не слишком обращая внимание на неприязненные выражения лиц у пары по соседству. – Или ты хочешь заскочить на минутку в сортир и по быстренькому…
– Энджел, я не об этом, – шепнул тот, зардевшись.
Затем повернулся к своей куртке, которую зачем-то упорно стремился повесить на спинку стула, когда мы только пришли, и из-за этого чуть не подрался с метрдотелем, когда тот настойчиво пытался умыкнуть ее в раздевалку. Высунув кончик языка и прикусив его от усердия зубами, Коннор начал шарить по карманам.
– Что ты ищешь? Обойдемся без презерватива.
Наконец, долгие поиски завершились победой, Коннор обнаружил свою находку, повернулся ко мне и снова отер с губы блестящие капельки влаги.
– Вот что я имел в виду, – хрипло проговорил он и, взглянув на меня в упор, потянулся к моей руке.
Вытащил из-под стола крохотный серебристый футляр и, не в силах унять дрожь в руке, протянул подарок.
Мой взгляд нервозно скакнул к предмету на его ладони, и глаза округлились: невероятно! Меня чуть не стошнило.
Зато, похоже, Коннору стало по-настоящему дурно: промямлив «Ты выйдешь за меня замуж?» и тем самым лишив меня дара речи, он уронил подарок на стол, сиганул с места, как заяц с подпаленным хвостом, и бросился через весь зал к мужским туалетам. Это случилось почти полчаса назад, и с тех пор я его не видела.
Тянусь к бутылке с шампанским, и она звякает о серебряное ведерко. Виновато улыбаюсь паре за соседним столиком, которой, похоже, гораздо интереснее мои затруднения, чем собственная беседа. «Неудивительно, – думаю я, ерзая под их презрительными взглядами. – Мужик сильно смахивает на какую-то важную шишку с начисто отшибленными личными интересами, а его спутница на глазах умяла четыре блюда, даже глазом не моргнув, будто пакетик орешков сгрызла». Думаю, ей требуется дополнительная подпитка, чтобы носить на себе все эти бриллианты.
Бриллианты. Черт побери, не напоминайте мне о бриллиантах. Высоко задрав нос в направлении мистера и миссис Богачей (перед глазами уже все начинает расплываться), я выливаю остатки из пузатой бутылки в свой бокал. Бодро поднимаю его, задерживаю дыхание и опрокидываю внутрь, точно стопку текилы. Слишком вкусно для алкогольного напитка; прохладная жидкость с дорогой кислецой, и пузырьков почти не чувствуешь. Видимо, правда: в хорошем шампанском пузырьки крупнее, чем в газированном вине. Это Коннор меня просветил, пытаясь отучить от ароматизированной шипучки за три фунта, к которой мы с Мег одно время пристрастились, подражая нашей изысканной Кери, не признающей ничего, кроме настоящего игристого вина.
