Кирк Дуглас - Дар
– Да, – перебил он. – Скажите, где мне спать? Патриция повернулась к Эдгару, который с безучастным видом жуя травинку, наблюдал за происходящим.
– Эдгар… пожалуйста, отведите мистера Кардигу в коттедж. И отнесите его вещи.
– Благодарю вас.
Однако, судя по голосу Мигеля, благодарности он ни в малейшей мере не испытывал.
– Не угодно ли вам перекусить с дороги?
– Нет. Я хочу спать.
Патриция понаблюдала за тем, как он на негнущихся ногах пошел следом за Эдгаром, – с левой ногой у него что-то явно было не в порядке. Ему стоило бы оказаться самым искусным инструктором на свете, иначе его грубость просто непростительна, – подумала она. Но как замечательно он обращается с лошадьми! И его английский совсем недурен, акцент – скорее приятен. Кажется, события начнут разворачиваться довольно интересно.
Какой-то звук заставил Мигеля очнуться от глубокого сна. Он зевнул, потянулся, открывать глаза ему еще не хотелось. Что же это за звук? Ах да, петух! Он резко сел.
Он спал в незнакомой постели, да еще и во всей одежде. Он огляделся по сторонам – стены недавно побелили, дубовые полы покрыты мягкими ковриками. У противоположной стены была печь, рядом штабелем сложены дрова, наколота лучина – оставалось только чиркнуть спичкой. Хорошая комната, вынужден был признать он. У владелицы фермы оказался отменный вкус.
Сколько же он проспал? Довольно долго, раз уже начали кричать петухи. Прошлой ночью он плюхнулся на постель, слишком измотанный после перелета в грузовом отсеке – он настоял на том, чтобы проделать весь путь вместе с лошадьми, – слишком измочаленный, чтобы взять на себя труд раздеться.
А сейчас все его тело болело, а особенно сильно – фантомной болью – ныла левая ступня. Он потянулся потереть ее – и, разумеется, ткнулся в пустоту. Об отсутствии ноги позаботился Луис Велосо – сукин он сын. «Но ему мало было меня изуродовать, он решил меня убить». Ему захотелось, чтобы его дорогая женушка полюбовалась тем, как бык поднимает на рога ее любовника и обрекает его на смерть на темной арене.
Скулы Мигеля напряглись в попытке избавиться от воспоминания, преследовавшего его уже на протяжении целой недели. «Я убил человека. Но разве Велосо не заслужил смерти? Ведь он пытался убить меня – причем дважды».
Объяснения, данные им и Исабель в полиции, были приняты без лишних вопросов; дежурный капитан только и мог, что выразить им глубочайшее сочувствие.
Однако невыносимым испытанием стала заупокойная месса в лиссабонском соборе. Мигель сидел рядом с Эмилио (даже ему он не решился рассказать о том, что произошло на самом деле) и внимал словам архиепископа, перечислявшего «заслуги этого великого человека». Со своего места на церковной скамье ему была хорошо видна одетая в траур Исабель. На ней была шляпка с густой вуалью, но перед мысленным взором Мигеля самым гротескным образом мелькало ее искаженное страстью лицо с размазавшейся губной помадой.
Он так и не смог пересилить себя и не пришел на поминки. Чтобы избежать каких бы то ни было контактов с Исабель, он улетел в Америку на день раньше.
Но сейчас, оттолкнув от себя эти мучительные мысли, он поднялся с постели, разделся, встал под душ. Холодная вода освежила его, взбодрила, окончательно сняла оставшуюся после утомительного перелета усталость. Он завернулся в одно из больших махровых полотенец, целая стопка которых лежала на столике в душевой, взял с кресла протез и опустился на постель. Пристально всмотрелся в сочетание стали, дерева и кожи, призванное заменить отсутствующую конечность. Вдел культю в протез и закрепил ремни на ляжке.
Ногой в протезе он ступил на пол, чтобы проверить, хорошо ли он «встал». Затем быстро оделся в черный костюм для верховой езды, схватил шляпу и вышел из коттеджа.
Редкий и холодный туман поднимался от сырой травы, придавая всему вокруг несколько призрачные очертания. За белым плетнем в тумане виднелись силуэты медленно движущихся лошадей. Он устремился к ним. Туман быстро рассеивался. Высоко над головой, уже покинутая всеми звездами, в небе светила луна, подобная засидевшемуся на вечеринке и уже успевшему надоесть хозяевам гостю. Поднималось солнце – и в рассветных лучах становилось видно, что белый плетень тянется на добрую милю. На глаза Мигелю попадались все новые и новые лошади. Здесь их, должно быть, по меньшей мере, сотня, подумал он. Он подошел поближе. Здешние лошади были такими странными. И передвигались так медленно. Некоторые из них потянулись ему навстречу.
На Мигеля накатило острое отвращение: лошади были калеками. Хромые, с перебитыми ногами, дряхлые. Все без исключения! Для чего же юная красавица-хозяйка собрала сюда столько искалеченных лошадей? Для чего они ей понадобились?
Гнедой жеребец перекинул голову через плетень и уставился на Мигеля. Почесывая ему голову, Мигель подумал: «Этого коня наверняка били». Медная табличка на кожаном ремешке свидетельствовала о кличке жеребца – Туман. Мигель оттянул ему нижнюю губу и посмотрел на зубы: коняге было, как минимум, двадцать лет. На губе, с изнанки, в розовой мякоти было вытатуировано: У-65-82551. Лошадь для верховой езды 1965-го года рождения. С учетом породы, истинный Мафусаил.
Он прошел вдоль плетня по всему корралю. Не все здешние лошади оказались породистыми. Мигелю попались метисы и квартероны, арабские жеребцы, паламинские, были здесь и пони. Что за странное существо эта самая Патриция Деннисон!
Солнце, теперь уже ярко-красное, вспыхнуло в небе, заливая золотыми лучами все ранчо. Мигель заторопился на конюшню.
Патриция вышла из-под душа и досуха растерлась. Было еще рано – оставалось два часа до прибытия почтальона. Она быстро оделась: джинсы, сапоги для верховой езды, фланелевая рубашка в шашечку. Выйдя из спальни, остановилась перед подаренной отцом картиной, висящей на стене. «Звездолаз». Один только взгляд на эту картину всегда придавал Патриции свежие силы.
Со второго этажа обшитая дубом лестница вела в просторную гостиную, в которой доминировала большая каменная печь. Стоя на площадке, Патриция посмотрела вниз. Она любила свой дом. Когда она обнаружила его, тот представлял собою всего лишь пустую шелуху из-под заброшенного фермерского хозяйства с полудюжиной сараев и других пристроек, находящихся на различных стадиях разрушения. Члены совета директоров пришли в ужас, узнав о ее решении переехать из дворца на Парк-авеню в это забытое Богом место, которое, к тому же, предстояло сначала приобрести. Она случайно подслушала фразу Хорейса Коулмена, сказанную им Эшу, – восстановление фермы равнозначно спуску денег в унитаз, – но она сумела настоять на своем.
