Вайолетт Лайонз - Сицилийские страсти
— Потому что кто-то сообщил им о том, что это случилось.
— Но кто?
— Догадайся сама, дорогая. Это не составит особого труда.
Не составит особого труда? Возможно. Но только не для нее.
Роберта так и осталась стоять внизу, озадаченная и полностью поглощенная своими мыслями. Франческо исчез из виду, шаги его замерли. А секундой позже его черноволосая голова вновь показалась над перилами.
— Любовник, — лаконично сообщил он и направился в сторону своей спальни.
— Любовник?
Роберта припустилась за ним по лестнице. Почти взлетев на площадку, она подбежала к двери его спальни и, постучав, открыла ее, не дожидаясь ответа.
— Неужели ты имеешь в виду Сайласа? Потому что я вовсе… О Боже! — Слова замерли у нее на устах, да и сама она застыла как вкопанная.
Сняв халат и бросив его на кровать, Франческо стоял посреди комнаты в одних трусах, подчеркивающих плотные мышцы ягодиц и оставляющих открытыми длинные, загорелые, сильные ноги, поросшие черными волосами. На мускулистом торсе, с широкими плечами и узкой талией, не было ни грамма жира.
Отворачиваться было уже поздно. Франческо успел заметить, как Роберта смотрит на него, не в силах отвести глаз от чувственного совершенства его тела. К тому же она прекрасно знала, что, даже если сейчас зажмурится, этот образ по-прежнему останется перед ее мысленным взором.
— Ну что, насмотрелась? — наконец поинтересовался Франческо, видя, что она продолжает взирать на него, не в состоянии произнести ни слова. — Или, может, ты просто хочешь воспользоваться преимуществом того, что я не одет?
— Нет-нет… разумеется, нет! — Покраснев как рак, Роберта яростно замотала головой и отступила на шаг. — Никоим образом! Извини… Я не должна была…
Безразлично пожав плечами, словно показывая таким образом, что извиняться нечего, Франческо усмехнулся.
— В конце концов, ты не увидела абсолютно ничего нового. Когда мы были мужем и женой…
— Тогда все было по-другому. К тому же теперь мы больше не муж и жена.
— В глазах закона мы по-прежнему ими остаемся.
— Может быть, но только не в моих, — возразила Роберта и увидела, как его губы на миг сжались в тонкую линию.
— Это совершенно очевидно, — сухо заметил он, к ее крайнему раздражению. — Впрочем, я, собственно, не против, — продолжил Франческо, пока она отчаянно пыталась подыскать подобающий ситуации ответ.
— Не против чего?
— Не против того, чтобы ты решила использовать меня в своих целях. Точнее, я бы даже приветствовал подобный поворот событий. Это внесет приятное разнообразие в наши отношения. В конце концов, не одной же тебе предъявлять обвинения.
— Я никогда не… — начала Роберта, но тут же вспомнила письмо, которое оставила, уходя от него. То, в котором, не желая из гордости упоминать о том, что знает об отношениях мужа с Луизой, объясняла свой поступок его неэтичным поведением в истории с земельным участком. Она не могла — и никогда не смогла бы — оставаться с человеком, который ей лжет, гласило письмо, поэтому уходит и не желает больше его видеть.
— А почему ты так уверен, что это дело рук именно Сайласа?
Франческо бросил на нее насмешливый взгляд. Трусиха! Слово произнесено не было, но ясно читалось в ироничном прищуре глаз, в кривой, циничной усмешке. Взяв джинсы, он ответил, натягивая их на себя:
— Это как раз в его стиле. Неужели ты серьезно полагаешь, что он принял вчерашнюю отставку спокойно и не постарался бы за нее отплатить?
— Нет… не полагаю.
Мысленно вернувшись к вчерашней сцене, Роберта вдруг вспомнила о неприятном чувстве, возникшем у нее в тот момент, когда Франческо велел Сайласу немедленно убираться, и невольное облегчение, испытанное после его ухода.
— Стоило мне только увидеть эту толпу репортеров, я сразу понял, что без Сайласа не обошлось. — Застегнув джинсы, Франческо подошел к гардеробу и вынул оттуда темно-красную рубашку с короткими рукавами — Должно быть, он позвонил им, обещая сенсацию.
— Но если ты был так уверен, что это его рук дело, то почему вышел к ним?
— Мне показалось, что ты попала в неприятную ситуацию. — Из-за надеваемой через голову рубашки голос его звучал несколько приглушенно. — Я просто хотел тебе помочь.
Можно ли было доверять вдруг нахлынувшему на нее теплому чувству? Очень хотелось, но одного желания было далеко не достаточно.
— А когда поцеловал меня? — Ей не хотелось говорить об этом, пришлось себя заставить. Однако Роберта никогда бы не простила себе, если бы не попыталась выяснить все до конца. — Зачем ты это сделал?
— Зачем?
Надев наконец рубашку, но не заправив ее в джинсы, Франческо взял с туалетного столика расческу и начал спокойно причесываться.
— Я дал им то, чего они хотели, — заявил он, встречаясь с ней взглядом в зеркале. — Они явились для того, чтобы увидеть влюбленную парочку, и они ее увидели. Это ничего не означает и никому не причинило вреда.
Никому не причинило вреда!
Каждое его слово ранило сердце Роберты, хотя со стороны, разумеется, действительно казалось, что вреда никому причинено не было. Все раны Роберты были душевными, невидимыми глазу.
В тот поцелуй на ступеньках она вложила всю себя, всю свою невостребованную любовь. И вот теперь Франческо, со спокойным лицом и полнейшим безразличием в голосе, говорит, что все это ровным счетом ничего не значило!
— Так это было лишь циничным представлением на публику? Своего рода рекламным приемом — дать репортерам то, что им надо?
Интересно, что сделает Роберта, если я отвечу «нет»? — подумал Франческо. Рассмеется мне в лицо и назовет дураком, что, без сомнения, будет правдой. Или в который уже раз недвусмысленно объяснит, что, по ее понятиям, они больше не муж и жена, что их брак остался в прошлом и что она больше чем когда-либо раньше не желает его видеть.
Бросив расческу на туалетный столик, Франческо резко повернулся.
— Сайлас, без всякого сомнения, сообщил им, что ты являешься моей любовницей. Они бросились сюда, чтобы удостовериться в этом, и получили желаемое.
— Но это не то, чего желаю я! — Отчаянно жестикулируя, Роберта принялась мерить комнату торопливыми, нервными шагами. — Я не хочу, чтобы меня считали твоей любовницей… твоей содержанкой. Как ты только можешь такое говорить! Это последнее, чего бы мне сейчас хотелось!
— Кроме того, как быть моей женой. Брошенный на него красноречивый взгляд без всяких слов сказал ему то, что она по этому поводу думает. И эту женщину он старался защитить! С таким ослиным упрямством пытается удержать!
— Я прекрасно знаю прессу, — холодно пояснил Франческо, подчеркивая каждое слово, как будто обращался к трудному, капризному ребенку. — Если им покажется, что мы что-то скрываем, они вцепятся в нас как клещи. И тогда уже не отстанут, будут пользоваться самыми нечестными приемами, прибегать к самым грязным уловкам, какие только есть в их арсенале, но обязательно докопаются до того, что здесь творится на самом деле.
