Сюзан Кубелка - Офелия учится плавать
— Может быть, — говорю я многообещающе. После этого он больше уже не в силах себя сдерживать.
— Поцелуй меня, дорогая! Поцелуй меня! — Его шепот вибрирует от возбуждения, его рот возле моего уха, а рука обвивает мою талию. Его неожиданная близость и запах жасмина опьяняют меня.
Почему бы мне и не поцеловать его? Может мне кто-нибудь сказать? Я — молодая женщина. В расцвете сил. Я красива, желанна, свежевымыта и абсолютно свободна. К тому же изголодалась по нежности и ласковым прикосновениям. Да-да! Меня уже несколько дней мучают эротические видения. В самом разгаре работы, когда я сижу за письменным столом и разглаживаю корявые Неллины фразы, я где-то витаю.
Вдруг вижу перед собой голые тела, обнаженные ниже пояса. Тугие фаллосы, рвущиеся в бой! Мне нужен мужчина! Немедленно! Если бы Нури был парализованным, слепым и глухим, в моем состоянии он показался бы мне неотразимым. Наши губы сливаются в долгом поцелуе.
В полубессознательном состоянии я чувствую под спиной мягкий ковер, мы вдруг оказываемся на полу, жадно слившись друг с другом и тяжело дыша. Я закрыла глаза и чувствую, как язык Нури скользит от моей шеи вниз, к декольте, меж моих грудей.
— Охххх! — Он обнаруживает, что на мне практически нет белья. — Дорогая, ты сведешь меня с ума!
Он начинает расстегивать мое платье, его дыхание прерывисто, пальцы дрожат. Вот целует мои соски. Нури стонет и всхлипывает, страстно прижимается к моим ляжкам — и зачем, черт возьми, он пригласил гостей?
Эта мысль действует отрезвляюще. А вдруг они уже на подходе? Я беру себя в руки, поворачиваю его голову и заставляю посмотреть на меня.
— Гости могут прийти в любой момент!
Он меня не слушает. Глаза его раскрыты, но взгляд затуманен. Он вообще ничего не воспринимает, еще теснее прижимается ко мне, бормочет что-то по-арабски, пыхтит и конвульсивно подергивается. Не мужчина, а извержение вулкана. Наконец он успокаивается, и на голубой ткани его брюк проступает темное пятно.
Вот как бывает! Очевидно, он так же изголодался, как и я. Кто бы мог подумать?
— Ты останешься у меня? — Он все еще держит меня в объятиях.
— Останусь. Но нам надо вставать. Сейчас придут гости. Уже почти половина девятого.
Это действует. Нури вскакивает и помогает мне подняться. Мы обнимаемся и стоим, слегка покачиваясь. Жаркая волна зарождается у меня внизу и заливает меня всю до лица. Мои щеки пылают. В ушах звенит. Я едва дышу. Это изумительно! Я приподнимаюсь на цыпочках и обвиваю руками его шею. Да! Я готова ко всему.
— Ты останешься, мой цветок?
— Останусь.
— Мерси! — Он отпускает меня, окидывает себя взглядом и обнаруживает мокрое пятно. — Мне надо переодеться. Ты сводишь меня с ума, дорогая! — Он смотрит на меня, и как по команде мы начинаем смеяться. Потом целуемся снова. Наконец я освобождаюсь из его объятий.
Ты всегда так поступаешь со своими гостями?
— Только если у них длинные рыжие кудри и самая нежная кожа в мире, — поэтично говорит Нури и исчезает в соседней комнате.
— Минутку, — кричу я ему вслед, — где здесь можно помыть руки? Тут есть ванная? — Я чувствую себя растерзанной и хотела бы привести в порядок прическу.
— К сожалению, нет. Но в туалете есть большое зеркало. И умыться там можно!
— И где это?
— Надо выйти во двор. Завернуть направо за угол, пройти вдоль по коридору, последняя дверь. Только не столкнись с привратником, он почти всегда пьяный.
«Безумный вечер, — думаю я, выходя во двор, — абсолютно сумасшедший. Что я здесь потеряла? Дом не выдерживает никакой критики, квартира тоже, Нури мне совершенно чужой, лучше всего уйти домой».
Но все это время я чувствую, как бьется мое сердце, и я, как загипнотизированная, улыбаюсь. Я точно знаю, что весь антураж не имеет никакого значения. Он всего лишь декорация в захватывающем спектакле «Мужчина — женщина». Я не пойду домой, потому что пьеса уже началась, и первый диалог произнесен. Согласна, эта инсценировка — самая убогая в моей жизни, но роль увлекательная. И играю молодую возлюбленную — в этой роли я чувствую себя уверенно.
Вечер на самом деле получается безумный. Один сюрприз сменяет другой. Первый — туалет. Скажу сразу, я нашла бы его и без объяснений Нури. Запах, который ударяет мне в нос в темном коридоре со скользким каменным полом, настолько резкий, что невозможно ошибиться даже в противогазе.
Но еще больше, чем зловоние, меня ужасает то, что я обнаруживаю за указанной дверью: голое серое помещение со всеми прелестями тюремной камеры. Пол сделан из серого бетона, на стене примостилась малюсенькая кривая раковина, над ней зеркало — и старая смывалка потерянно свешивается с потолка.
Это позволяет сделать вывод, что здесь когда-то стоял унитаз. Но сейчас его нигде не видно. Только круглая вонючая дыра в полу, достаточно большая, чтобы туда провалиться.
Мое сердце падает. Я таращусь на дыру и затыкаю нос. Этого не может быть! Квартира без душа — уже катастрофа. Но квартира без уборной? Разве такое возможно? В городе мирового значения? Или все это шутка? «Прэктикал джоук», которые обожают у нас в Канаде?
Да, наверное, так оно и есть! Кто-то захотел опозорить Нури. Знает, что тот устраивает сегодня прощальный вечер, и снял ему унитаз. Дом полон гостей, и нет туалета — страшная картина.
Со всей скоростью на которую я только способна в своих выходных туфлях, бегу назад в квартиру и, запыхавшись, врываюсь в дверь.
— Что случилось? — Нури как раз заправляет рубашку в новые брюки. — Тебя поймал привратник?
— У вас украли клозет!
— Что? — Он ошалело смотрит на меня, но все же идет за мной по скользкому коридору. Заглядывает в дверь и изумленно произносит: — Да вот же он!
— Где? — Я взволнованно протискиваюсь рядом в дверь.
Нури показывает на дыру.
— Да вот же, дорогая, где же еще?
Я все правильно понимаю? Унитаз не украден, а только провалился в дыру? Разве это возможно? Наверное, пол в этих старых домах очень непрочен. Но почему Нури так спокоен? Я наклоняюсь вперед, чтобы посмотреть, что там случилось, но в темноте не могу ничего разобрать. Дело куда более драматично, чем мы предполагаем. Меня охватывает паника.
— Что будем делать? Мы как-то должны вытащить его назад, пока не наступила катастрофа.
— Что мы должны вытащить! — с любопытством спрашивает Нури и тоже склоняется над дырой.
— Эту штуковину! На которую садятся!
— Садятся? — Нури отступает назад. — Ты хочешь поднять наверх эту вонючую штуку и сесть на нее? Ты заболела, Хофлила?
У меня перехватывает дыхание от возмущения. Какое передергивание!
— Не эту штуку! Унитаз! Сиденье!
