Лариса Кондрашова - Формула неверности
— Вот-вот, Танюшка, разберись. А то послушать этого математика, так против неверности нет приема, как против их, мужского, лома.
— Не скажите, королева и сестра королевы! Иногда верность любимому человеку может быть величиной большей, чем все составляющие в мире. Хотя, конечно, не все так считают.
Он полез в карман и вытащил записную книжку.
— Вот, на днях записал один афоризм. Французского писателя, некоего Этьена Рея. «В верности есть немного лени, немного страха, немного расчета, немного усталости, немного пассивности, а иногда даже немного верности».
— Фу, какой злой афоризм. Достоинство на глазах превратилось чуть ли не в недостаток. Вы такую верность выводите в своем знаменателе?
— Этот Рей, конечно, пессимист. Моя верность — это та, что до гроба.
— Какой ужас! — засмеялась Маша. — Сочетать два таких понятия, как верность и гроб.
— Прошу пардона! — возмутился Валентин. — А как же поэты всех времен и народов воспевали любовь до гроба?
— Что я слышу?! — ахнула Маша. — Математики обращаются к помощи поэтов? Мало ли что те навыдумывают! У них вон, даже конь с крыльями. А много ты видел крылатых коней?
— По-вашему, выходит, в каждой верности есть что-то от памятника? — поддержала сестру Таня. — Сочетаете верность и смерть…
— Все, сдаюсь, заклевали меня сестрицы!
— Скажи спасибо, что к тебе это не относится, — успокоила его Маша. — Верность до гроба, бр-р-р!
— Обижаете, ваше величество! Еще как относится! Верен вам, аки преданный пес.
— Вы себя идеализируете, подполковник! Разве не о вас Аллегрова поет: «Ты изменяешь мне с женой, ты изменяешь ей со мной…»
Чувствовалось, Маша отчего-то злится. И песню она процитировала чересчур зло. Ревнует Валентина к жене?
— Вот я и хочу изменить такое положение.
— Не отвлекайся, формулы — вот твой конек!
Валентин, похоже, пытался достучаться до сердца своей возлюбленной, но Маша этого не хотела — и тут уж, Таня знала, ее бойфренд может хоть об стенку биться, бесполезно.
— И потом, как сравнивать несравнимое. Собачья верность! — Маша заходила по комнате, и Таня опять подумала, насколько же она отдалилась в последнее время от сестры, что не может понять ее раздражения. — Ведь никто не выяснял, насколько верна собака собаке. Человек тоже может быть сугубо верным. Например, своей работе, своему хобби, своим друзьям…
— Королева, но это же невинная шутка, — пытался успокоить ее Валентин. — Не понимаю, почему она вызвала такой шум…
— Я, пожалуй, пойду, — заторопилась Таня; еще не хватало присутствовать при разборках влюбленных.
— Сиди, — приказала ей Маша. — Валентин уже уходит. Он еще час назад собрался, да все тянет кота за хвост, придумывает всякие дурацкие формулы.
— Маша!
— Отставить разговоры, товарищ подполковник! Я вовсе не хочу, чтобы из-за меня российская армия лишилась своего боевого командира. Минутку, Танюша, обожди, я только провожу пана офицера до калитки.
Маша вернулась быстро, Таня еще только взяла в руки листок, исчерченный Валентином.
— Ерунда все это, — сказала Маша, — брось и не забивай себе голову.
— Слишком уж у него все просто, — заметила Таня, — взаимный интерес — и тут же вожделение. Этак выходит и собаки: взглянули друг на друга, и уже одна на другую взгромоздилась. Они же, наверное, еще обнюхают друг друга, потом…
— Все, все, — шутливо замахала руками Маша, — больше ничего о неверности я слушать не хочу. По-моему, в этой дурацкой формуле нет главного: человеческой сущности. Заинтересовался — и тут же захотел? А разум? А любовь? Да, наконец, просто роковая случайность, благоприятные обстоятельства… Неужели неверность — только похоть? Сиюминутный всплеск страсти, за которым нет глубокого чувства. Разве не может быть наоборот: всплеск, а в итоге — глубокое чувство…
— Да уж, — пробормотала Таня; листок ее отчего-то гипнотизировал, несмотря на собственное отрицание. — Получается, что эта формула разная для тех, кто изменяет и кому изменяют. Каждый будет вкладывать в нее свой смысл… Маша, а я с работы ушла.
— И правильно сделала, — сказала Маша. — Я уж не стала вмешиваться — Лене, конечно, твои копейки не нужны, держать тебя дома — не тот ты человек, а у Изольды работать, в ее подвале… Для него это лучший выход. Кто тебя там увидит!
— Не у Изольды, у Галины, — улыбнулась Таня.
— Какая разница. Это даже вернее, чем дома на цепи.
— Что-то, сестра, ты сегодня все иносказаниями.
— Злюсь, вот почему!
— Что-нибудь с работой?
— Хуже. Валик вознамерился уйти от жены и у меня поселиться.
— А ты этого не хочешь?
— Чего бы мне этого хотеть! Валентин — совсем не тот мужчина, с которым я мечтаю идти по жизни.
Она ткнула наманикюренным пальцем в оставленную им бумажку.
— Сама видишь, какой у него принцип. Взаимный интерес — вожделение — постель!
— А у вас с ним было по-другому?
— У нас было так же.
— Тогда зачем же ты с ним встречаешься? Мне казалось, тебе он нравится.
Маша снисходительно посмотрела на нее:
— А зачем ты сама вышла замуж за Леонида? От большой любви?
— По крайней-мере я раньше так думала.
— По крайней мере, — передразнила ее Маша, — раньше ты была честным человеком, а теперь вон врешь и не краснеешь.
Таня смутилась.
— Хорошо, у меня сегодня день такой: я или сама открываю глаза на правду, или мне ее открывают такие близкие люди, как старшая сестра… А правда в том, что я себе это внушала. Ну, что я люблю его.
— На самом деле в этот свой нелепый брак ты хотела убежать от Михаила. — Заметив, как враз помрачнело лицо Тани, Маша быстро заговорила: — Не слушай меня, Танюшка. Чего теперь наступать на больную мозоль? Почему я встречаюсь с Валентином, ты спросила. У нас в клинике завотделением с мужем разошлась, и теперь, чтобы поддержать упругость кожи, моложавость — иммунитет, одним словом, она себе гормоны колет. Чтобы, значит, не запятнать себя случайной связью. А по мне, так лучше принимать их в естественном виде. К тому же разве не приятно, когда за тобой ухаживает симпатичный мужчина, приносит цветы, дарит ночи, полные нежности, и ко всему прочему не торчит перед глазами с утра до вечера.
— Однако в последнее время он зачастил.
— То-то и оно. Мужчины — странные существа. Когда за них хочешь выйти замуж, требуешь оформить отношения, они бегут от тебя как от чумы. Когда же ты этого не хочешь, они начинают тебе навязывать свои руку и сердце прямо-таки с маниакальной настойчивостью.
— Не знаю, жалеть тебя или завидовать…
— Конечно, завидовать, потому что жить так, как ты живешь с Каретниковым…