Розамунда Пилчер - Конец лета
— Какого черта он туда уехал? — изумился Синклер.
— Ну, там все, конечно, намного дешевле, к тому же тепло. Бедняга ведь ужасно страдал от ревматизма.
— И чем он будет заниматься? Катать туристов на лодке по гавани?
Я вдруг осознала, что они говорят о Мальте. Мортар. Мальта. Я американизировалась больше, чем полагала.
Бабушка разлила кофе. Я смотрела на нее и думала, что ей сейчас должно быть семьдесят с лишним, но выглядит она точно такой же, какой я ее помнила. Она была высокой, с прекрасной осанкой и очень красивой. Ее седые волосы всегда были безукоризненно причесаны, а глубоко посаженные глаза казались пронзительно голубыми под изящно изогнутыми бровями. (В тот момент в них светились необыкновенное радушие и бодрость, но я-то знала, что бабушка может выразить крайнее неодобрение, просто приподняв эти брови и сопроводив это движение ледяным взглядом.) Ее одежда тоже была без возраста и очень ей шла. Мягкие твидовые юбки болотно-лиловых оттенков и кашемировые свитера или кардиганы. Днем бабушка всегда носила жемчуг и пару коралловых сережек в форме слезинок. По вечерам скромный бриллиант или два часто сверкали на темном бархате ее одежды, так как она придерживалась традиции и каждый вечер переодевалась к ужину, даже если было воскресенье и самым восхитительным блюдом в нашем меню был омлет.
Теперь бабушка удобно устроилась во главе стола, и я почему-то подумала о том, что в своей жизни она хлебнула достаточно горя. Сначала умер ее муж, затем она потеряла дочь, а теперь еще и сына, вечно неуловимого Эйлвина, который предпочел жить и умереть в Канаде. Синклер и я были единственными, кто у нее остался. И «Элви». Но ее спина оставалась прямой, а манеры — энергичными, и я была рада, что она не превратилась в одну из тех понурых ворчащих старых дамочек, бесконечно вспоминающих прошлое. Бабушка была слишком любознательной, слишком активной, слишком развитой. Несокрушимой, сказала я себе, находя в этом слове утешение. Вот какой она была. Несокрушимой.
После завтрака мы с Синклером совершили церемониальное путешествие по острову, стараясь ничего не пропускать. Мы вышли через ворота, которые вели на кладбище. Там мы осмотрели все старые надгробия, заглянули в оконные проемы старинной церкви, а затем перелезли через изгородь и, приковав к себе внимание целого стада коров, побрели по полю к берегу озера. Потревожив парочку диких крякв, мы устроили соревнование по запуску «блинчиков» — кто бросит дальше. Синклер победил. Потом мы пошли по причалу, чтобы взглянуть на дырявую старую лодку, которой было чертовски сложно управлять, и наши шаги эхом отдавались над провисшим настилом.
— Когда-нибудь, — сказала я, — эти доски провалятся.
— Нет смысла чинить причал, если им никто не пользуется, — разумно возразил Синклер.
Мы направились дальше вдоль кромки воды и пришли к раскидистому буку, в ветвях которого когда-то построили шалаш, а затем вступили в березовую рощицу, где деревья печально роняли листья, и снова повернули к дому через группу хозяйственных построек: брошенных свинарников и курятников, конюшен и старого каретного сарая, который давно уже использовался в качестве гаража.
— Пойдем покажу тебе свою машину, — сказал Синклер.
Мы какое-то время сражались с засовами; наконец массивная дверь сарая со скрипом распахнулась. Внутри рядом с большим и исполненным величия «даймлером» моей бабушки стоял темно-желтый «лотус элан», спортивный, низкий автомобиль с черным откидным верхом. От него буквально разило опасностью.
— И как давно он у тебя? — спросила я.
— О, около полугода.
Синклер сел за руль и, задом выехав из гаража, принялся демонстрировать мне, как маленький мальчик показывает новую игрушку, разнообразные достоинства автомобиля: стекла с электрическим приводом, хитрое устройство, которое приводило в движение складной верх, автоматическую охранную сигнализацию, колпаки на фарах, которые опускались и поднимались, будто исполинские веки. Двигатель рычал, как разозленный тигр.
— Какую скорость он развивает? — осведомилась я встревоженно.
Синклер пожал плечами.
— Сто двадцать — сто тридцать.
— Только не со мной, я на это не согласна.
— Подожди, пока тебя пригласят, трусишка.
— По этим дорогам и на скорости шестьдесят опасно ездить — можно вылететь на обочину.
Кузен вышел из машины.
— Ты не собираешься поставить ее обратно? — спросила я.
— Нет. — Он взглянул на часы. — Мне нужно ехать, я договорился пострелять голубей.
Услышав это, я осознала, что я дома. В Шотландии мужчины то и дело ездят стрелять, независимо от того, какие планы имеет на них женский пол.
— Когда вернешься? — поинтересовалась я.
— Вероятно, к чаю, — ответил Синклер и улыбнулся. — Вот что я тебе скажу: после чая мы с тобой прогуляемся к Гибсонам. Они ждут не дождутся, когда увидят тебя. Я пообещал им, что мы придем.
— Хорошо. Так и поступим.
Мы вернулись домой — Синклер пошел переодеться и взять стрелковое снаряжение, а я поднялась к себе и принялась распаковывать вещи.
Когда я вошла в комнату, меня бросило в озноб, и я поняла, что уже начинаю скучать по калифорнийскому солнцу и центральному отоплению. Хотя «Элви» с его толстыми стенами был обращен к югу, в каминах постоянно горел огонь и грелись галлоны с горячей водой, в спальнях, тем не менее, было холодно. Я разложила одежду по пустым ящикам и пришла к выводу, что, хотя она отлично стирается, не мнется и якобы устойчива к холодам, согреть меня она не сможет. Чтобы нормально жить в Шотландии, мне придется купить теплые вещи. Тут меня озарила счастливая мысль, что бабушка, вероятно, поможет мне с этим.
Я спустилась вниз и столкнулась с ней в дверях кухни — бабушка выходила оттуда в резиновых сапогах, древнем дождевике и с корзинкой в руках.
— Ага! Ты-то мне и нужна! — воскликнула она. — Где Синклер?
— Поехал пострелять.
— Ах, да, точно, он говорил, что в обед его не будет… Пойдем поможешь мне собрать брюссельскую капусту.
Я нашла старые сапоги и пальто, и мы вышли в тихое утро, только на этот раз направились в обнесенный стенами огород. Уилл, садовник, уже был там. Он поднял глаза, когда мы появились, перестал копать и, ловко переступая через свежевскопанные грядки, подошел к нам и протянул мне свою запачканную руку.
— Э, — сказал он, — давненько ше ты не была у наш в «Элви». — Он не всегда говорил отчетливо, так как носил свой зубной протез только по воскресеньям. — И как там шизнь, в Америке?
Я немного рассказала ему о жизни в Америке, и он спросил меня об отце, а я его — о миссис Уилл, которая, похоже, захворала, впрочем, как обычно. А затем он вернулся к своим грядкам, а мы с бабушкой отправились собирать капусту.
![Евгения Беспалева - Конец лета...[СИ]](/uploads/posts/books/no-image.jpg)
