Виктория Холт - Седьмая девственница
Она поддразнила меня:
— Да, никак, сама Керенса Карли припожаловала? А что у ней за наряд — ну прямо помереть можно!
Я ответила в той спокойно-надменной манере, которую переняла у Меллиоры:
— Сегодня я, как обычно, навещаю бабушку.
— Фу-ты ну-ты! Да неужто, ваша светлость? Глядите, чтоб не запачкать ваши ручки с нами, грешными.
Я слышала, как она рассмеялась, когда я пошла дальше, но ничуть не разозлилась. Я была даже довольна. И чего я раньше завидовала Хетти Пенгастер? Что значили ленты в волосах и туфельки на ногах по сравнению с умением читать, писать и разговаривать, как леди?
Я редко чувствовала себя такой счастливой, как в тот день, идя к нашему домику.
Я застала бабушку одну, ее глаза лучились гордостью за меня, когда она меня целовала. Какой бы ученой я ни стала, я никогда не перестану любить бабушку и всегда буду искать ее одобрения!
— А где Джо? — спросила я.
Бабушка возбужденно заговорила.
Я ведь знаю мистера Поллента, ветеринара, что живет дальше по Молентерской дороге? У него вроде неплохо идут дела. Ну вот, он заглянул к нам в домик. Прослышал, что у Джо хорошо с животными получается, и приехал. Говорит, ему как раз надо кого-нибудь такого… чтобы мог делать для него кой-какую работу. Он бы его обучил, а может и на ветеринара выучил бы.
— Так Джо уехал с мистером Поллентом?
— Ну, а как бы ты думала? Такая удача раз в жизни выпадает.
— Ветеринар? Я хотела, чтобы он стал врачом.
— Ветеринар тоже очень хорошее занятие, любушка.
— Это совсем не то, — с горечью ответила я.
— Ну так лиха беда начало. Побудет там годик, а потом, глядишь, и платить станут. А уж Джо-то рад, прям королем ходит. Кроме своих зверюшек ни о чем и не думает.
Я повторила вслед за бабушкой:
— Лиха беда начало.
— И гора прочь с моих плеч, — призналась бабушка, — Теперь вы вроде как пристроены, и мне спокойно.
— Бабушка, — сказала я. — По-моему, можно добиться всего, чего хочешь. Ну кто бы мог подумать, что я буду сидеть здесь в башмачках с пряжками и льняном платье с кружевом на воротнике.
— Да, кто бы мог подумать, — согласилась бабушка.
— Я мечтала об этом, и я желала этого так сильно, что оно сбылось… Бабушка, в том-то все и дело, да? Весь мир твой, если знаешь, как его взять?
Бабушка накрыла мою руку своей.
— Не забывай, любушка, жизнь — штука не простая. И что, коли кто другой мечтает о том же самом? Коли ему нужен тот же кусочек мира, что и тебе. Тебе повезло. Это все дочка священника. Но не забывай, что это был просто случай, а случай бывает счастливый и несчастливый.
Я ее почти не слушала. Слишком была довольна. Немножко огорчало, правда, что Джо всего лишь к ветеринару попал. Если б к доктору Хилльярду, я, должно быть, почувствовала себя чародеем, нашедшим ключ от рая на земле.
Но все равно, начало для Джо положено, а в домике теперь еды побольше. К бабушке снова повалил народ. Они опять верили в нее. Поглядите на ее внучку, как она пристроилась в доме священника! А внучок! Мистер Поллент самолично за ним приехал, чтоб спросить: «Можно мне его забрать?» Что это, коли не колдовство? Магия. Да как ни назови, а старушка, которая такое может сделать, сумеет и бородавки свести, и порошка дать нужного, если какая болячка заведется, и в будущее заглянуть да растолковать тебе, что и как.
Так что дела у бабушки тоже пошли прекрасно.
У всех нас все было прекрасно. Такого еще никогда не бывало.
Возвращаясь в дом священника, я все время напевала.
Теперь, когда я стала подходящей подругой Меллиоре, мы проводили много времени вместе. Я перенимала у нее манеру ходить, говорить, не размахивать руками при разговоре, не повышать голос, сдерживать раздражение, сохранять хладнокровие, а не горячиться. Это было так увлекательно. Миссис Йоу перестала ворчать, Бесс и Кит перестали удивляться, Белтер и Билли Томе больше не задирали меня, когда я проходила мимо, они даже начали говорить мне «мисс». И даже мисс Келлоу стала со мной вежлива. От кухонных работ я была полностью освобождена, в мои обязанности входило следить за одеждой Меллиоры, причесывать ее, гулять с ней, читать ей или вместе с ней. Живу, как леди, говорила я себе. А ведь прошел всего лишь год с тех пор, как я встала на помост для найма на Трелинкетской ярмарке.
Но мне еще многого предстояло добиться. Я всегда чувствовала себя слегка ущемленной, когда Меллиора, получив приглашение, отправлялась с визитом. Порой ее сопровождала мисс Келлоу, порой отец. Я же — никогда. Ведь ни одно из этих приглашений не распространялось на личную горничную Меллиоры, ее компаньонку, как бы ее ни называли.
Меллиора часто бывала с отцом в доме доктора, изредка в аббатстве, но Дауэр Хауз не посетила ни разу, потому что, как она мне объяснила, отец Кима, морской капитан, редко бывал дома, а Ким во время каникул приемов не устраивал. Но она часто видела Кима в гостях в аббатстве, потому что он был другом Джастина.
Возвращаясь после визитов в аббатство, Меллиора всегда выглядела какой-то притихшей, и я догадалась, что оно для нее тоже что-то значит — или сам дом, или его обитатели. Это казалось мне вполне естественным. Как, должно быть, чудесно прямо вот так являться в гости в аббатство! Однажды такое произойдет и со мной. Я была в этом уверена.
В пасхальное воскресенье я узнала о Меллиоре больше, чем когда бы то ни было. В воскресные дни в доме священника всегда было больше хлопот, чем в будни, из-за всех этих церковных служб. Колокола звонили целый день, а так как мы были совсем рядом, казалось, что звонят прямо в доме.
Я всегда ходила к утренней службе, мне это нравилось, в основном, правда, потому, что можно было надеть какую-нибудь соломенную шляпку Меллиоры и что-нибудь из ее платьев. Сидя на скамье для домашних священника, я чувствовала себя важной светской дамой. Нравилась мне и музыка, от которой я всегда приходила в приподнятое настроение, нравилось молиться с благодарностью Богу, сделавшего мои мечты явью. Проповеди казались мне скучными, потому что его преподобие не был вдохновенным оратором, и, пока он говорил, я разглядывала прихожан, причем мои глаза неизменно устремлялись на скамьи, принадлежавшие семейству Сент-Ларнстон.
Они располагались сбоку, в стороне от остальных. Обычно в церковь приходило немало слуг из аббатства. Передняя же скамья, где сидели сами Сент-Ларнстоны, почти всегда пустовала.
Сразу за этими скамьями находились два чудесных витража. Говорили, что лучше их нет во всем Корнуолле — голубые, красные, зеленые, лиловые краски блестели на солнце — тонкая работа, преподнесенная Сент-Ларнстонами в дар церкви лет сто назад. На обеих стенах вдоль скамей висели памятные доски, посвященные разным прежним Сент-Ларнстонам. Было такое впечатление, что церковь, как и все прочее, принадлежала Сент-Ларнстонам.