Светлана Демидова - Вся палитра нежности
Гинеколог заводской медсанчасти еще что-то кричала Галиной матери, совершенно не стесняясь прохожих, но та, забыв про очередь за колбасой, уже со всех ног неслась домой.
В воскресный день Роман Егорович, как часто бывало, уехал на рыбалку, а Галя, подоткнув домашнюю цветастую юбку, мыла в комнате полы. И без того пышная юбка в подоткнутом виде представляла собой натуральный сине-желтый шар, и Ольга Степановна в изнеможении повалилась на свое супружеское ложе, застеленное тем самым белым пикейным покрывалом. Очень скоро ее дочь на самом деле приобретет размеры такого шара, а все будут на нее показывать пальцами и шептать друг другу, что дочку Хариных все-таки обрюхатил подонок Лагутенок, а потому понятно, какая кошмарная сволочь непременно вырастет из его поганого семени.
– Что случилось? – испугалась Галя, бросила в ведро тряпку и подбежала к матери, на ходу вытирая руки о свою юбку.
Ольга Степановна расстегнула теплую вязаную кофту, а потом и ворот блузки под ней, которая ее просто душила.
– Да что такое?! – повысила голос девушка. – Может, тебе воды? Или «Скорую помощь» вызвать?
Мать наконец взяла себя в руки и спросила:
– Сколько недель?
Галя не сразу поняла ее вопрос, потому что ожидала чего-то совсем другого. Когда же сообразила, о чем та спрашивает, залилась краской, отвернулась от матери и нетвердыми шагами подошла к окну. Она оперлась о подоконник подрагивающими руками, уперлась в холодное стекло лбом и застыла. «Вот оно… началось…» – пронеслось у нее в мозгу.
Ольгу Степановну скрутила жалость к дочери и пружиной выбросила с кровати. Женщина подбежала к поникшей Гале, обняла ее за плечи и горячо зашептала в алеющее горячее ухо:
– Это ничего… Вот увидишь, что все будет хорошо… Мы его вырастим… Всем назло получится чудный мальчик… или девочка… все равно…
Галя обернулась к матери, высокой и статной, уткнулась в ее плечо и с облегчением расплакалась. Ольга Степановна гладила дочь по волосам и говорила, говорила, чтобы как можно дольше не разнимать объятий и не начать всерьез заниматься навалившейся проблемой:
– Ты не думай, я с отцом сама поговорю… Я не позволю ему сказать тебе ни одного грубого слова. Ты же не виновата… Все знают, какой мерзавец этот Лагутенок… и какой сильный… ты же не могла освободиться… он же медведя завалит… Зря ты сразу мне все не рассказала…
Галя замерла на плече матери. Лагутенок? Почему она считает, что отец ребенка Лагутенок? Надо же…
Девушка впервые подумала о том, что у ребенка, который уже не первый месяц жил у нее внутри, есть отец. Он ведь действительно есть. Только не Лагутенок… Да и вообще, странное это слово – отец – в применении к Якушеву. Какой он отец? Так… фитюлька… Отец – это… отец! Вот Роман Егорович Харин – это отец! Это сразу видно и понятно, а Колька… Он даже и не насильник, не возлюбленный… Она, Галя, после того злосчастного свидания уже больше никогда ни разу не подумала о нем, как о любимом человеке. Колька Якушев – НИКТО! А Лагутенок… Может быть, ей судьба подослала этого гнусного Ваську, чтобы никто не подумал на Кольку, чтобы никто никогда не смог упрекнуть ее, Галю, в безнравственности, в том, что она все организовала себе сама… Мало ли что Якушев говорил! Пусть все думают, что он хвастался в своем кругу, цену себе набивал! Сейчас все будут считать, что в Галине Хариной живет ребенок Лагутенка. Очень хорошо! Сам он сейчас очень кстати в какой-то колонии, а она, Галя, потом непременно уедет из этого ужасного Григорьевска вместе с ребенком. Не будет же она вечно торчать тут. Уезжают же как-то другие! И она уедет! И забудет навсегда и Кольку, и Лагутенка и… Вербицкого! Да! Заодно и Сашку! Ей и о нем совершенно не хочется вспоминать!
Роман Егорович Харин воспринял известие о беременности дочери очень бурно. Разумеется, он даже не усомнился в том, кто является отцом ребенка. Ольге Степановне с трудом удалось удержать его от поездки в колонию, где он намеревался свернуть шею осужденному Лагутенку.
– Свернуть ему шею тебе там не дадут, – здраво рассудила Ольга Степановна.
– Зато намылить как следует я уж смогу! – кричал распалившийся отец.
– Перестань, Роман, – миролюбиво заключила жена. – Неужели ты хочешь, чтобы этот гад когда-нибудь предъявил права на Галиного ребенка?
– Таким, как он, не нужны ни права, ни ребенок!
– Тем более! Пусть и не знает о нем!
– Так ведь, когда вернется, ему тут же это известие поднесут на блюдечке! Или ты не знаешь Григорьевска?!
– Давай не будем заглядывать так далеко. Может, и не вернется… Нам сейчас надо думать о другом.
– И о чем же?!
– О том, например, что мы должны покупать Гале фрукты и всякие полезные продукты питания. Гинеколог очень советовала. Чтобы ребенок хорошо развивался…
Роман Егорович только махнул рукой и снял со стенки коридора их коммунальной квартиры новый велосипед, который был куплен вместо дочернего выпускного платья и теперь ежедневно красиво поблескивал под потолком. Отец в полном молчании накачал колеса, прикрутил к багажнику большую корзину и поехал в лес. В семье скоро появится лишний рот, а Галина больше уже и не работник…
К большому удивлению Гали, в женской консультации, куда ее направила гинеколог заводской медсанчасти, она однажды вдруг столкнулась с Люсей Скобцевой, у которой из-под платья выпирал животик почти такого же размера, как и у нее самой. Скобцева, увидев замешательство Гали, расхохоталась, а потом удивленно спросила:
– Неужели не донесли?
– Да… – растерянно проговорила Галя.
– То-то и оно, что да! Я, например, давно в курсе, кто у тебя в брюшке!
Люся произнесла это с таким презрением, будто Галя вынашивала не ребенка, а ту самую классическую «неведому зверушку». Скобцева взяла одноклассницу под руку, отвела к стенке коридора и, пытаясь изобразить сочувствие, спросила, хотя видно было, что в ответе не сомневалась:
– Все-таки Лагутенок, да?
Галя посмотрела в красивые глаза Люси, прочитала в них лютое презрение к себе и ответила, отбросив от себя ее руку:
– С чего ты взяла, что отец моего ребенка какой-то жалкий уголовник Васька?
– Так ведь все говорят!
– Мало ли что говорят!
– Дыма без огня не бывает!
– Дым, Люся, идет из другого источника!
– И из какого же? Неужели к тебе приезжал принц на белом коне?
Видно было, что Скобцева нисколько не сомневалась, что позариться на жалкую тонконожку Харю мог только Лагутенок или, в крайнем случае, всеми презираемый Гога Гусь, болтавшийся по Григорьевску без Федьки Потапкина дурак дураком. Галя вдруг неожиданно для себя разозлилась. Она положила руку на свой живот, погладила его и сказала, все так же глядя прямо в Люсины глаза, опушенные длинными, загнутыми ресницами:
