Марина Порошина - Весенний марафон
– Да про что сказать-то? – разозлилась Катерина. – Чего она еще про твои дела не знает?!
– Про фингал этот объяснить как?
– А какое ей теперь дело, кто тебе фингалы ставит? – не поняла Катерина. – Она еще порадуется, я так думаю. Потому что поделом.
– Она-то порадуется… Ей письма какие-то прислали до востребования, она читает и прячет… Довольная такая, черт возьми! А я дал – мне по морде. Мне даже еще не позвонил никто!
– Все равно не понимаю, чего тебе от меня надо, – с трудом удерживаясь от смеха, сказала Катерина.
– Светка никогда себе такого не позволяла, всякое у нас было, скандалы там, разборки, к маме своей два раза уезжала с Леной. Но чтоб она руки распускала – никогда. А тут какая-то дрянь сопливая… Неудобно мне, понимаешь.
– Неудобно спать на потолке. И штаны через голову надевать, – отрезала Катерина. – Вы разводитесь. И тебе должно быть все равно, что она о тебе подумает.
– Вот! А мне не все равно. Почему-то. Может, мне не разводиться, а, Кать? Тем более что ее брат провожал.
– А то, что она по магазинам бегает? Ты же ей всю плешь проел!
– Да фигня это! Подумаешь, магазины… если все бабы такие. Зато она на голову здоровая, не то что эта сучка малолетняя. Надо, а? Руками махать?! Я ей кто – муж? Мне жена родная слова не говорила!
– Ну не разводись, раз у тебя жена родная такая хорошая. Между прочим, Светка и правда хорошая жена, а вот ты кобель первосортный, и я не понимаю, что она за тебя держалась столько лет, – забыв о своей позиции невмешательства во внутренние дела Бабиных, не удержалась Катерина.
– Кать, посоветуй, что мне делать-то? – жалобно попросил Бабин.
– Про фингал скажи – на улице напали, она поверит, вечно шастаешь по ночам. Таньке я скажу, чтоб не трепалась – один раз потерпит, не лопнет. Да может, и не узнает. А насчет развода – смотри сам. Ты зачем затеял разводиться?
– Ну… Надоело мне перед ней отчитываться. И вообще, мы в двадцать поженились, что мне – с ней одной до ста лет и спать?
– До ста лет мужчины у нас не живут, не говоря уже о способности заниматься сексом, – назидательно сообщила Катерина. – Видишь, ты как быстро нагулялся. Значит, не разводись.
– Заявление заберу. А с ней как? Она со мной не разговаривает. И потом, говорю же тебе, ей тоже мужики письма пишут. Вдруг к ней какой-нибудь козел приклеится?! Уговори ее это дело бросить, а?
– Ты ревнуешь, – констатировала Катерина. – Странно. Уж тебе-то надо бы иметь более широкие взгляды. Сначала уговори ее не разводиться, а потом посмотрим.
– Да она с радостью! Вот увидишь!
– Не знаю, не знаю, – усомнилась Катерина. – Ты очень обидел ее, Женя. Правда. Она ведь не вещь: захотел – отложил, передумал – взял.
– Ладно, еще ты будешь мне мораль читать! И без тебя тошно.
– Я не читаю, – неожиданно миролюбиво произнесла Катерина. – Дров наломал – будь мужиком, разруливай.
– Да как, как?! Ну?!
– Не нукай… Попробуй сказать ей, что ты ее любишь. И ревнуешь. И боишься потерять. Да что ты – маленький, что ли?
– Не маленький. Просто не говорил давно. У меня язык не повернется. Да и глупо, как в сериале, такое только там да в ваших журнальчиках говорят. А если она узнает, что я ревную, и вообще мне на шею сядет?
– Ну пусть тогда она сядет на шею кому-нибудь другому, – разозлилась Катерина.
– Злыдня ты! Просто стерва, честное слово! К тебе по-людски, а ты…
– По нынешним временам, Евгений Николаевич, это комплимент. Даже наука такая есть – стервология. Книжек в магазине полно. Так что спасибо на добром слове. Давай действуй. Со своей стороны чем могу – помогу.
Она улыбнулась, погладила Женю по рукаву свитера и повторила:
– Правда, помогу. Хочешь еще кофе? У меня бутерброд есть. А синяк, если хочешь, я тебе тональным кремом замажу.
– З-здравствуйте! Это отдел к-культуры? Тут н-написано, что «Б-будем знакомы!» – это у вас в кабинете? – Мужчина стоял на пороге и опасливо смотрел на Катерину. В одной руке он держал свернутую трубочкой газету, в другой – черную кроличью шапку-ушанку, тоже свернутую в трубочку, правда, потолще.
– Совершенно верно. «Будем знакомы!» – это у меня в кабинете. Проходите, я не кусаюсь! – подбодрила Катерина посетителя. – А что вы хотели?
– Я… объявление п-подать. О з-знакомстве. – Мужчина сделал шаг вперед, но проходить не стал, смотрел на Катерину так, как будто в самом деле не знал, чего от нее можно ожидать.
– Давайте ваше объявление. – Катерина протянула руку.
Но визитер стоял столбом, во все глаза глядя на нее и не двигаясь с места.
– Вы не написали? – вынужденно заполняла паузу Катерина. – Вот вам ножницы, вырежьте купон, заполните и оставьте мне. Садитесь к столу. Ручка нужна?
– Ручка? – переспросил он, не понимая. – Н-нет. У м-меня есть.
Не выпуская из рук газету и шапку, он подошел к столу, присел на краешек стула, стараясь ничего не задеть и не отрывая взгляда от Катерины. Ей стало смешно. Взрослый мужик смотрел на нее, как впервые попавший в зоопарк малыш, онемевший от восторга и обилия новых впечатлений.
– Что-то не так? – улыбнувшись, спросила Катерина.
– Н-нет… То есть д-да. Я сейчас! – И с этими словами странный визитер вскочил и пулей вылетел из кабинета.
Пожав плечами, Катерина вернулась к тексту, который набирала на компьютере. Да, странноватая публика интересуется объявлениями о знакомстве. Ну да у нее и других дел полно. С полчаса Катерина усердно стучала по клавиатуре, сочиняя рецензию на последнюю премьеру. Дело продвигалось туго. Действие спектакля происходило в тюремной камере, герои много дрались, виртуозно матерились, воспитывали ручную крысу, периодически пытались однополо совокупиться и душевно рассуждали о своих мамах, которые ждут их на воле, часто выходя на дорогу – все, как одна – в старомодном ветхом шушуне. Катерина такого театра не понимала, как не понимала, зачем на премьеру валом валят зрители, если от аналогичных сцен на привокзальной площади или на лавочке у собственного подъезда они брезгливо воротят нос и поминают недобрым словом милицию. Но так писать было нельзя, а опрошенные ею после премьеры критики хором твердили про «народную жизнь», про «луч света в темном царстве» и «оправданность ненормативной лексики в данном контексте». Видимо, народную жизнь представители интеллигенции предпочитают наблюдать из партера, и лучше всего – по контрамаркам. Ну и не ее дело гнобить ростки современного искусства, пусть себе колосятся.
От работы ее оторвала Татьяна, явившаяся узнать о результатах расследования касательно фингала. Это ж надо, как долго терпела, подивилась Катерина и приготовилась было провести воспитательную работу, но тут в дверь опять постучали и на пороге возник тот самый странный мужчина. На сей раз шапки и газеты при нем не было, зато была бутылка шампанского, коробка зефира в шоколаде, торт и цветы в целлофановой упаковке. Его щекастая красная физиономия лучилась улыбкой, два передних зуба с коронками из белого металла придавали ей дополнительный блеск и обаяние. Одет он был в черные брюки и милицейскую рубашку без погон. Катерина и Татьяна, налюбовавшись посетителем, посмотрели друг на друга, одинаково недоумевающе подняв брови.
