Татьяна Веденская - Вся правда
– Ты прекрасна, таких больше нет. – Может, больше и нет, но с той ночи он в нашей лавочке появляться перестал. Декорации были закончены, дел у него больше не было. Я тосковала, но делала это молча, как будто боясь даже самой себе признаться в том, что тоскую.
– Он взрослый занятой человек, у него мало времени! – утешала я себя.
– Он не звонит. Мог бы уж номер набрать! – парировала моя истеричная часть.
– Тебя никогда нет дома. Куда ему звонить?
– А в театр? Я же все время тут, и он это отлично знает.
– Ага, чтобы все и вся узнали о том, что между вами происходит.
– Да в том то все и дело, что между нами ничего не происходит! – плакала я дома тихонько. Подушка, моя преданная подруга, обнимала и утешала меня. Я закрывала глаза и представляла себе, что она – это он. Вот он лежит рядом и обнимает меня. Под эти сказки я засыпала, чтобы утром снова смотреть в сторону телефона. Но до самой премьеры он позвонил всего пару раз. Мы поболтали ни о чем, он спросил:
– Ну как ты, малыш? – и я растаяла. В его голосе было чуть больше теплоты чем может быть в голосе равнодушного мужчины.
– Почему ты не заезжаешь? – спросила я.
– Да как-то не складывается. – ответил он и попрощался. Вот и все. Этими несколькими фразами я себя и питала, чтобы не засохнуть, как кувшинка без воды. Но вот наметился мой триумф и я вновь видела его перед собой. Он заинтересованно осматривал мою еще недоотмытую от грима физиономию и улыбался.
– А что, если я тебя нарисую. Вот такой, как ты была на сцене.
– Конечно, – прошептала я. Для него я была готова хоть голой по улице бегать. А что говорить о долгих часах в его мастерской.
– Тогда я за тобой завтра после репетиции заеду.
– Но будет уже поздно! – с надеждой напомнила ему я.
– А что, ты так мечтаешь пораньше вернуться в твой семейный рай? – усмехнулся он. Ну уж нет. Мой семейный рай был столь невыносим, что я с удовольствием покинула бы его навсегда. Например, в качестве жены Артема. Мадам Быстрова, нежно любящая мужа. Сердце дрожало и пело, когда я примеривала к себе его несложную фамилию. Если я стану когда-нибудь Быстровой, я стану самой счастливой женщиной на земле. Я буду смешивать ему краски, приносить в студию чай. Я не буду ему слишком надоедать, женщина не должна стать для мужа обузой. Я буду рожать ему красивых детей, готовить фантастические ужины при свечах. Так, как я, никто никогда не будет его любить. Только моя любовь, мое озеро нежности и восторга, способно сделать его счастливым.
– Ты уверена? – ехидничало мое Эго.
– Конечно!
– А до тебя его все презирали?
– Это было до меня. Значит, считай, не было. – Я правда так думала. Ведь для меня с тех пор, как появился он, все изменилось. Необратимо и невероятно. Я уже и не помнила, чем жила раньше. Теперь для меня был только Он. Только Артем. Только его голос и его руки. И все, что он захочет, только бы быть с ним рядом. А потом и он полюбит меня. Я была в этом абсолютно уверена. Почему? Непонятно.
* * *Мастерская у него была дома. Слава богу, он не повез меня на какую-нибудь тусовочную выставку. Возможность побывать у него дома – это же мечта. Посмотреть на него вблизи, узнать, какие книги стоят на его полках, что лежит в его холодильнике. Какого цвета обои, есть ли коврик в ванной. С кем он живет?
– Проходи, не стой на пороге.
– Почему?
– Соседи увидят.
– Ты что, стесняешься? – обиделась я. Вот так прием.
– А как же. Что они подумают, когда увидят, что я сюда привез ребенка?
– Я не ребенок! – сколько же можно. Я понимаю – раньше, но теперь?
– Хорошо, ты не ребенок. И мне это известно лучше всех. Но все равно, не стоит оповещать об этом весь дом.
– Что мне делать? Переодеваться? – попыталась я отгородиться от него.
– Раздеваться, – многозначительно сказал он. Значит, все-таки, он не просто рисовать меня привез сюда. Вот и ладненько, расслабилась я. Значит, любит. Забавно, что все свои дни я проводила в бесконечном гадании «Любит – не любит». Не звонит – не любит, позвал нарисовать – любит. Улыбается, треплет волосы – любит. Смотрит сквозь меня – не любит. Какие-то американские горки, на которых и страшно, и восхитительно. Самым большим подтверждением его чувств было мое довольно частое посещение его квартиры. Он рисовал меня то на фоне Старого Замка, то среди цветов, то просто голую на его кровати. Мне не это было важно. Я могла смотреть на него, долго, не стесняясь, не боясь показаться навязчивой. А потом он ложился рядом со мной и долго разговаривал со мной. С ним было интересно. Очень интересно. Его дом – логово холостяка – сочетание буйных красок, его фантазии и стандартных клеток-комнат. Коридор, декорированный под тоннель, кухня – разрисованные цветами и пальмами стены, а на этом фоне шкафчики и плита, похожие на иностранцев. А в спальне он устроил палубу корабля. На стене спасательный круг, натянуты канаты. В качестве тумбочки – маленький бочонок. Он одевал на меня тельняшку и смеялся, глядя, как я разыгрываю сценки моряцкой жизни, сверкая голыми ногами.
– Товарищ капитан, ваше приказание исполнено!
– Матрос, почему вы голый? Как вам не стыдно являться на судно в таком виде?
– Совершенно не стыдно, товарищ капитан. – Мы дурачились, целовались и я готова была продолжать это вечно. Я уже знала, где у него заварка, а где сахар, и мне это казалось хорошим признаком. Я знала, что в ванной чуть-чуть подтекает труба, а на кухне водятся тараканы.
– Что я с ними только не делал, не исчезают. Может, что посоветуешь? – от таких слов я загоралась энтузиазмом и придумывала, что еще может повергнуть в страх и ужас этих откормленных монстров с усами. Но иногда его телефон звенел и тревожил меня. Иногда, взяв трубку, он менялся в лице и, прикрывая дверь на кухне, шепотом говорил:
– Нюта? Что ты хочешь? Мы же уже все решили. – Часто после этого он ссылался на какие-то неотложные дела и отвозил меня домой. Однажды он попросил меня доехать до дому самой.
– Тут ведь недалеко. Сядешь на троллейбус и доедешь, ладно, малыш?
– Кто такая Нюта? – спросила я его тогда. Почему он так меняется, если между ними все решено.
– Это не так важно, но если хочешь, это моя бывшая девушка.
– А что ей от тебя нужно.
– Вот когда я решу жениться на тебе, будешь задавать мне такие вопросы. А пока я сам решу, что тебе рассказать, а что нет, о’кей? – вытолкал он меня к лифту.
Я добралась до дома и проревела весь вечер. Вдруг мне показалось, что он никогда мне больше не позвонит. Он выдержал паузу в две недели. Долгие две недели, за которые я успела десять раз ночевать в театре, так как оставаться одной мне было невыносимо. Но через две недели он позвонил и спросил, не хочу ли я к нему заехать.
