Тори Файер - Встреча с прошлым
Он думал об этом постоянно, а при виде Уны каждый раз представлял ее в объятиях другого мужчины и впадал в ярость. Конечно, он вел себя с Уной возмутительно, но только так мог дать выход клокотавшим в нем чувствам. Вся эта сумятица чувств — нежность и ярость, влечение и презрение — совсем измучила его, и он не знал, как выбраться из этого омута. Больше всего он боялся — хотя и презирал себя за это, отказываясь верить сердцу, — что Уна снова исчезнет из его жизни. Но что же ему делать со всем этим?
Распрощавшись с Эмили, Уна медленно спускалась по ступенькам к пляжу, размышляя, как ей поступить. Зайти попрощаться с Корделлом… или не стоит? Никто не узнает, если она заглянет в лодочный сарай. Сумка с вещами уже в машине, с бабушкой она попрощалась…
Глубоко вздохнув, Уна направилась по пляжу к лодочному сараю. Почему, собственно, она идет туда? Только потому, что на этом настояла Эмили? Она отлично знала, что не только поэтому.
Несмотря на враждебность и презрение Корделла, вопреки всему, она не могла уехать, не увидев его еще раз. Слабая, глупая, одурманенная любовью, вот она какая. Корделл украл у нее сердце, и ей никогда не вернуть его. Любовь, с горечью подумала она, — бесконечное страдание.
Лодочный сарай стоял на дальнем краю побережья укромного залива, где располагались все их усадьбы. Сарай венчала высокая крыша из кедровых досок, дощатые стены были выкрашены в белый цвет. Уна вошла в открытую дверь. Плеск набегавших волн заглушал ее шаги по деревянному настилу. Лодка, принадлежавшая Корделлу, — «Эльф» — слегка покачивалась на темной воде, а самого его не было видно.
Испытав одновременно облегчение и разочарование, Уна собралась уходить, когда услышала доносившийся сверху шум. Сердце ее забилось чаще. Корделл работал на чердаке. Она постояла в нерешительности. На ней были кремовые хлопковые брюки и бледно-голубая блузка, а на чердаке грязно и пыльно. Наконец решившись, она поднялась по узким ступеням наверх.
Чердак представлял собой пустое квадратное помещение, одна стена которого была огромным окном, смотревшим на озеро. Здесь, как и ожидала Уна, было грязно, на дощатом полу лежал слой пыли, высохшие стены потемнели, с балок свисала паутина. Корделл стоял у окна спиной к ней, видимо, глубоко задумавшись.
Уна направилась было к нему, но вдруг заметила в груде хлама на полу пожелтевший лист бумаги, в котором ей почудилось что-то знакомое. Она подняла ветхий лист и убедилась, что это ее рисунок, сделанный однажды в дождливый день, когда ей было лет тринадцать. Чердак был ее любимым местом. Здесь она мечтала провести медовый месяц, имея в те годы весьма смутное представление об этом. Она нарисовала спальню и примыкавшую к ней ванную, уделив пристальное внимание обстановке и все раскрасив.
Корделл тогда обнаружил ее за этим занятием на широком подоконнике чердачного окна и поинтересовался, чем она занимается, а Уна мечтательно сказала:
— Чердак — самое чудесное место для медового месяца. Если кровать поставить вот так, то ночью можно смотреть на озеро, звезды, луну…
Корделл рассмеялся.
— Думаешь, новобрачные только тем и занимаются, что смотрят в окно?
Да, в то время она думала, что они-то будут заниматься этим. Какая наивность! Уна выпустила из рук пожелтевший бумажный лист, и тот снова лег на замусоренный пол. Корделл, уловив этот легкий шорох, оглянулся.
— Та-ак… — вкрадчиво, ласковым голосом, от которого по спине Уны побежали мурашки, произнес он. — Что мы тут делаем?
— Я пришла попрощаться.
— Ты пришла попрощаться?..
Он медленно прошелся по чердаку, насмешливо оглядел ее костюм и холодно процедил:
— Значит, городская леди отбывает.
Уне невыносима была враждебность его взгляда, но она не отвела глаз.
— Ты собираешься здесь что-то сделать?
— Да, внизу. Кто тебе сказал? Саймон?
— Предположим.
— Наверняка он, я больше никому не говорил. Так зачем ты пришла сюда?
— Эмили сказала, что я должна попрощаться.
— Но зачем ты пришла? — настаивал он, в голосе его звучал гнев. — Я не вижу, чтобы кто-то держал пистолет за твоей спиной!
Теперь Уна поняла, что, сколько бы шансов она ему ни давала узнать ее заново, он не воспользуется ими и не изменит своего отношения к ней.
— Это была явная ошибка! — Бросив эти слова, она повернулась к лестнице, но Корделл перехватил ее и притянул к себе так, что лицо Уны оказалось в дюйме от его груди. Он был без рубашки, и она видела капли пота на атласной загорелой коже, вдыхала запах его тела. Словно огонь пробежал по ее жилам. О Господи, в отчаянии подумала она, мне надо бежать отсюда сломя голову.
— Ты давно исчерпала свой лимит ошибок, — сказал он мягко, — но сегодня ты совершила чертовскую ошибку, решив нанести мне этот маленький визит. Ты появилась вовремя, я как раз размышлял, что неплохо бы заняться с тобой любовью.
Она захлебнулась жалобным вскриком, когда он прижал ее к стене. Затуманенными глазами она смотрела на него, сердце колотилось как безумное. Невнятно что-то пробормотав, он оттянул назад ее голову и, как только губы ее приоткрылись, впился в них чувственным обольстительным поцелуем. Он ласкал ее рот языком, и невыразимая интимность этой ласки вызвала в ней желание, от которого содрогнулось тело, а кровь стала горячей и тягучей.
— О, какая ты сладкая, — звучал страстный шепот, а пальцы, погрузившиеся в ее волосы, дрожали. — Господи, как ты вкусно пахнешь! — Он прильнул губами к ее шее, к ключице, бормоча: — Сладкая моя…
— Корделл… — низким, чужим голосом произнесла Уна, чувствуя, как уплывает сознание, а здравый смысл отступает перед жгучим желанием.
Корделл расстегнул ее блузку, его горячее дыхание обожгло ложбинку на ее груди. Лишь когда руки его потянулись к застежке лифчика, сигнал опасности заставил Уну собраться с силами. Глухо вскрикнув, она вырвалась из его рук. Корделл не пытался вернуть ее в свои объятия. Тяжело дыша, он привалился к стене, прижав руку к сердцу, словно надеялся умерить его биение. Дрожащими пальцами Уна застегнула блузку.
— Ты был прав, — тихо сказала она, — мне не следовало приходить…
Она прошла мимо него, не поднимая глаз, и спустилась по лестнице. Корделл не преследовал ее. На середине пролета ей показалось, что он позвал ее. Он действительно хочет ее, но не любит. Правда, в голосе, произнесшем ее имя, звучало чувство, до боли напоминавшее любовь.
6
Ранним вечером Уна наконец оказалась дома, измученная долгой дорогой и исполненная благодарности к своему скромному жилищу — небольшой гостиной с широким окном и крошечной спальне.
